Этот новый тип власти себя оправдал, если он перебросился на столь отличную во всех отношениях страну, как Финляндия, где нет Советов, но тип власти опять-таки новый, пролетарский. Это – доказательство того, что теоретически представляется бесспорным, что Советская власть есть новый тип государства БЕЗ бюрократии, БЕЗ гестапо, БЕЗ постоянной армии, с заменой буржуазного бюрократизма новой демократией, – демократией, которая выдвигает в авангард трудящиеся массы, делая из них и законодателей, и исполнителей, и военную охрану, создавая аппарат, который может перевоспитать массы. В России это едва только начато, и начато плохо.
Начали мы плохо, но почему плохо? Если мы сознаём, что плохо сумели начать, мы плохое преодолеем, если история даст нам возможность поработать над этой Советской властью сколько-нибудь порядочное время. Поэтому мне кажется, что характеристика нового типа государства должна занять выдающееся место в нашей программе. К сожалению, нам пришлось работать теперь над программой в условиях такой невероятной спешки, что нам не удалось даже созвать комиссию и выработать официальный проект программы. То, что роздано делегатам, названо лишь черновым наброском (см. В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 27, стр. 127 – 132), и всякий это ясно увидит. Там вопросу о Советской власти посвящено довольно много места, и мне кажется, что тут международное значение нашей программы должно сказаться. Было бы крайне ошибочным, мне кажется, если бы мы международное течение нашей революции ограничивали призывами, лозунгами, демонстрациями, воззваниями и тому подобным. Этого мало. Мы должны конкретно показать европейским рабочим, за что мы взялись, как взялись, как это понимать, а всё это вместе натолкнёт их на конкретный вопрос, как социализма добиться. Они рассудят: русские берутся за хорошую задачу, а если берутся плохо, мы сделаем лучше. Для этого как можно больше нужно дать конкретного материала и сказать, что нового мы попытались создать. В Советской власти мы имеем новый тип государства, постараемся обрисовать его задачи, конструкцию, постараемся объяснить, почему это – новый тип демократии, в котором пока так много хаотического, несуразного, что составляет в нём живую душу, – и именно: переход власти к трудящимся, устранение эксплуатации и отсутствие особого аппарата для подавления. Государство есть аппарат для подавления. Надо подавлять эксплуататоров, но их подавлять нельзя гестапо, их может подавлять только сама масса, аппарат должен быть связан с массами, должен их представлять, как представляют их Советы. Они связаны с массами, они дают возможность стоять ближе к ней, они дают возможность воспитывать эту массу.
Мы знаем прекрасно, что русский крестьянин стремится к тому, чтобы учиться, но мы хотим, чтобы он учился не из книг, а из собственного опыта. Советская власть есть аппарат для того, чтобы масса начала немедленно учиться управлению государством и организации производства в общенациональном масштабе. Это гигантски трудная задача. Но исторически важно то, что мы берёмся за её решение, и решение не только с точки зрения лишь нашей одной страны, но и при деятельном участии европейских рабочих. Мы должны сделать конкретное разъяснение нашей программы именно с этой точки зрения. Вот почему мы считаем, что это есть продолжение пути Парижской Коммуны. Вот почему мы уверены, что, вставши на этот путь, европейские рабочие сумеют нам помочь. Им легче сделать то, что делаем мы, причём центр тяжести с формальной точки зрения переносится на конкретные условия. Если в старое время было особенно важно такое требование, как гарантия права собраний, то наша точка зрения на право собраний состоит в том, что теперь никто не может помешать собраниям пролетариев, а Советская власть должна обеспечить только зал для собраний. Для буржуазии важно общее прокламирование широковещательных принципов: «Все граждане имеют право собираться, но собираться под открытым небом, помещений мы вам не дадим». А мы говорим: «Поменьше фраз и побольше сути». Необходимо отобрать дворцы, – и не только Таврический, но и многие другие, а о праве собраний мы молчим. И это надо распространить на все остальные пункты демократической программы.