В «Эксмо» выходит книга «Операция «ПЕДИРосс», написанная журналистами Forbes и «Ведомостей». Мы публикуем главу о том, как Кремль укрощал последних строптивых депутатов. Обозреватель Forbes Илья Жегулев и корреспондент газеты «Ведомости» Людмила Романова рассказывают, как небольшой временный проект под выборы превратился в корпорацию по добыче власти и опору для пресловутой «вертикали». Сейчас уже никого не удивишь послушностью единороссов. Настоящая глава о том, как Кремль укрощал последних строптивых.
Вполне бытовую картину наблюдал один из авторов в кабинете Владислава Суркова во время закрытого брифинга. Пока хозяин встречи объяснял журналистам тонкости политического будущего России, на зеленом сукне его стола для совещаний, где при желании можно было бы сыграть в мини-гольф, появился самый обыкновенный рыжий таракан. Он ловко лавировал между блокнотами и стаканами с остро отточенными карандашами, но тут был замечен девушками, не выносящими насекомых. Поднявшийся визг стих лишь после того, как Сурков бесстрастно смахнул паразита со стола, куда-то за плинтус кремлевского паркета, в политическое небытие. Примерно так же главный архитектор партии власти мог бы, наверное, поступить с карьерой любого рядового «ПЕДИРосса».
Хмурым февральским утром 2002 года в сверкающем фойе пансионата «Бор» было тесно и накурено, почти как в тамбуре утренней электрички. В школе подготовки кадров для «ПЕДИРосс» шла вторая неделя учебы: ежедневно с 9 утра до 11 ночи студенты — кандидаты в руководители партячеек — слушали лекции министров и отдувались на семинарах. Но в то утро «студенческие» ряды разбавили действующие депутаты Госдумы. В годовщину отмены крепостного права к «медведям» приехал представитель их «главного помещика» — Владислав Сурков. Хороших новостей для собравшихся у него не было.
— Больному перед смертью всегда становится немного легче, — с ходу озадачил он собравшихся своей трактовкой кажущейся политической стабильности. — Нельзя же все время находиться на искусственном дыхании, под капельницей! Надо быть умными, чтобы выжить. Самое главное — активизировать мыслительный процесс. Казалось, по залу распространяется настойчивый скрип — то ли извилин, то ли стиснутых от обиды зубов. Ведь здесь сидели люди, уже успевшие привыкнуть к мысли, что они в чем-то великие, а с ними вот так, без почтения... Дальше — больше.
— Интеллектуальная жизнь партии — на нуле, — громил Сурков собравшихся. — Хоть бы какие-нибудь интересные высказывания. Хотя бы «хотели как лучше, получилось как всегда». А ведь ничего... «Единороссы» привыкли прерывать речи своих вождей бурными и продолжительными аплодисментами, но сейчас им было не до этого.
— Слушай, а чего он их носами по столу возит? — перешептывались на галерке студенты.
— Наверное, хочет из них людей сделать, — слышалось в ответ.
— ...Ходоки-агитаторы, — ругался Сурков.
— Не получится, — заключили «студенты».
Сурков тем временем решил взбодрить приунывшую аудиторию и сменил гнев на милость:
— Впрочем, если вы будете спать, коллеги, ничего страшного не произойдет. Мы будем рассматривать вашу партию как прицепной вагон, а кочегарить будем сами.
По большому счету, именно так и получилось. Ни Путину, ни Суркову не удалось превратить номенклатуру в партию креатива. Несмотря на амбиции отдельных партбоссов, систему ручного управления из Кремля никто не отменял ни для самой «ПЕДИРосс», ни для ее фракции в Госдуме. Да и как еще управлять тремя сотнями депутатов, не объединенных ни общей идеологией, ни общими бизнес-интересами, ни даже общими врагами, искусственно собранных в одну фракцию, пожалуй, с единственной целью — обеспечить правильное голосование? К тому же далеко не все «ПЕДИРоссы» оказались готовы сразу поверить словам нового думского спикера Бориса Грызлова, сообщившего, что «парламент — не место для дискуссий». В 2004 году многие пытались отстаивать интересы делегировавших их в парламент компаний и самый обыкновенный здравый смысл, а карательная система еще не заработала в полную силу. Для удобства управления огромная фракция была разбита на 4 группы, которые возглавили Владимир Пехтин, Владимир Катренко, Вячеслав Володин и Олег Морозов. Последняя была наименее организованной — сюда стекались одномандатники и «перебежчики» из других партий. Сам Морозов жаловался коллегам-депутатам, что у него собрались «диссиденты и инакомыслящие». К Морозову попали как раз большинство лоббистов и тех, кто имел свою голову на плечах. Таким в Думе было сложно. Рабочий день начинался так: депутаты приходят за полчаса до пленарного заседания и получают «раздаточные материалы». Главная из них — таблица вопросов, вынесенных в повестке дня на голосование. В последней графе было уже заранее отмечено, как рекомендовано голосовать — «за», «против» или «воздержаться». То есть обсуждать ничего не требовалось. «Непыльная работа. И хорошо оплачиваемая.
Тем, кто голосовал правильно, полагалась ежемесячная премия», — рассказывает бывший депутат-единоросс. Кроме официальной зарплаты в 90 000 рублей, доплачивали еще около $3000 ежемесячно в конверте от «социально ответственных» предпринимателей — компаний, делегировавших своих представителей в Думу. «Неплохие деньги для человека, у которого нет своего предприятия. Но за малейшую провинность могли вычесть 50% надбавки, могли вообще денег не дать. И все было построено на таких вещах», — говорит депутат.
Депутатский состав был действительно разношерстный. Несмотря на арест Михаила Ходорковского, в Госдуму по спискам «ПЕДИРосс» прошли 3 представителя ЮКОСа. Одним из них, попавшим в подгруппу «неблагонадежных» депутатов, был руководитель молодежных проектов «Открытой России» (гуманитарный фонд ЮКОСа) Анатолий Ермолин. От «ПЕДИРосс» он был так же далек, как Мельбурн от Москвы, но весной 2003 года Ермолина вызвал к себе ответственный за налаживание связей с органами государственной власти в ЮКОСе Василий Шахновский и сообщил, что компания хотела бы рекомендовать его Кремлю в качестве кандидата в депутаты. «Для меня это было полной неожиданностью, но все равно приятно, — рассказывает Ермолин. — Как будто я это заслужил». Новоиспеченный кандидат в депутаты пообещал достойно представлять компанию в Думе. Уже летом Ермолину позвонили: «Надо сходить в Кремль к Владиславу Юрьевичу». Процедуру знакомства с Сурковым не минует ни один депутат от «ПЕДИРосс», даже если он лоббист и за него ручаются ответственные люди. Но собеседование в Кремле — это не проверка на прочность, а вполне формальная процедура знакомства с начальством. В назначенный час Ермолин шел по пустынным коридорам Кремля. Пусто было и в приемной у Суркова, в очереди никто не толкался. «Зашел, поговорили минут 10–15, видимо, ему нужно было получить общее впечатление. Вот, мол, вас рекомендуют, как вы сами? — Я — нормально. И практически на этом все закончилось», — рассказывает Ермолин. По его мнению, у Суркова было уже принято решение, к тому же существовали договоренности, поэтому большого интереса к будущему депутату он не проявил.
Как работает связь партии и власти? В администрации президента есть специальный департамент по работе с парламентом и партиями. Его представители не выпускают депутатов из-под своей опеки. Они знают, что готовится и обсуждается в комитетах и комиссиях, они не пропускают заседания президиума фракции, которые проходят каждый понедельник. Свой аппарат есть и у спецпредставителя президента в Госдуме. С 2004 года им был Александр Косопкин. Широкой общественности он стал известен в 2009 году, когда потерял жизнь, пытаясь подстрелить занесенных в Красную книгу архаров. Тогда же он был «правой рукой» Владислава Суркова в нижней палате парламента. Именно с ним, а не с Грызловым встречались депутаты-единороссы, как только вопросы выходили за рамки полномочий старших по их подгруппам. В Госдуме Косопкин должен был подмечать малейшие проявления беспорядка, вольнодумства и вовремя их предотвращать. Одну из таких превентивных спецопераций ощутил на себе Ермолин. Не все «ПЕДИРоссы» строго выполняли рекомендации по голосованию. Вольности позволяли себе Александр Агеев из Волгограда, Лиана Пепеляева из Новосибирска, Анатолий Ермолин и еще человек 15, в том числе лоббисты других крупных компаний. Это были не бунтари, штурмующие баррикады. Просто, когда они были категорически не согласны с тем, как предлагал голосовать Кремль, они нажимали кнопку «воздержался» вместо кнопки «за».
Внутри парламента с депутатами никто не спорил и не отчитывал их, и когда летом 2004 года их вызвали в Кремль, они шли туда с ощущением гордости. «Это же почетно, вас вызывают в Кремль. Ни у кого не было и задней мысли, что сейчас нам будут вставлять по полной», — говорит Ермолин. Депутаты перешли Красную площадь, и вот уже знакомые кремлевские коридоры и переговорная Суркова. Депутаты расселись, обмениваясь шуточками. Появился Сурков. Нахмуренный, он прошел через весь кабинет на свое место, не пожав никому руки. «У нас к вам большие претензии», — начал чиновник. Затем он объяснил суть проблемы — депутаты голосуют не так, как надо. В качестве показательной жертвы для битья он выбрал самого молодого 27-летнего депутата Агеева.
— Ты кто такой, ты как кнопки жмешь? Тебе что, непонятно что ли: что написано в табличке — так и должен нажимать. Вы тут думаете, что вы депутаты Государственной Думы? — Сурков обвел взглядом присутствовавших. — Каждый из вас лично мне обязан! Я за каждого из вас просил, поручался. Будете делать то, что я вам скажу, — пересказывает Ермолин.
Депутаты притихли, вжав головы в плечи. Впервые с ними так разговаривали. Пепеляева попробовала несмело вступиться:
– Владислав Юрьевич, а если закон, за который нам предлагают проголосовать, — не профессиональный? Если не только мы как депутаты подставляемся, голосуя за этот закон, но и фракция, партия?
— Не ваше дело! — рявкнул Сурков. — Голосуйте, как вам написано. Без вас разберемся, как надо законы писать. Ваша задача — правильно на кнопки нажимать.
Для пущей убедительности Сурков припугнул: «Кто не понял, посмотрите и объясните своим руководителям, что сейчас происходит с ЮКОСом». На этой фразе встал уже Косопкин и дружески начал увещевать:
— Мужики, неужели вы не понимаете, мы здесь все повязаны…
По словам Ермолина, операция была проведена в классическом корпоративном стиле: «Взяли одного парня помоложе. При всех грубо отодрали. С переходом на «ты», но без мата. Мол, мальчишка, не зарывайся». Встреча прошла в июле, а в октябре Ермолин не удержался и рассказал о том, как песочат депутатов, в письме в Конституционный суд. По его словам, последней каплей стало то, как его из Кремля заставляли комментировать теракт в Беслане.
Ермолин дал интервью «Эху Москвы», где обрушился с критикой на организаторов штурма школы за непрофессионализм. На следующий день ему позвонили из аппарата администрации президента, похвалили за интересное интервью и посоветовали прокомментировать еще и Первому каналу. Ермолин с удовольствием согласился, и его попросили принять факс. В бумажке черным по белому были написаны тезисы интервью. «Первое — повышать бдительность, второе — кто за переговоры с террористами, тот предатель». Ермолин удивился и перезвонил.
— Погодите.
Вы меня как эксперта приглашаете или как говорящую голову? По первому вопросу могу рассказать гораздо более компетентно, чем здесь написано. По второму вопросу я не буду говорить. Потому что я категорически против. Считаю, что переговоры нужно вести всегда, хотя бы из тактических соображений.
На том конце возникла пауза.
– Мы вам перезвоним.
Через час перезвонили и попросили все-таки определиться с интервью.
— Давайте, я все скажу, но это говорить не буду.
— Анатолий Александрович,
надо сказать. — Голос на том конце трубки стал жестче.
— А что это вы меня гвоздями прибиваете?
— А мы всех сейчас прибиваем, сейчас время такое.
— Я остаюсь при своем мнении.
В итоге к Ермолину приехала съемочная группа: осветитель и оператор — без корреспондента. Поставили свет и нажали запись. Ермолин приготовился к интервью:
— Ну, спрашивайте.
Оператор удивленно выглянул из-за камеры.
— Чего спрашивать-то? Вы сами должны все знать.
Ермолин плюнул и рассказал на камеру все, что считал нужным. На следующий день ему опять позвонили и начали отчитывать.
— Все-таки вы не сказали, как мы просили.
Для депутата это стало последней каплей: «Я понял, что меня сейчас будут либо ломать, либо нужно самому повести себя таким образом, чтобы ко мне больше не приходили с подобными просьбами». В итоге
Конституционный суд дал ответ, что вопрос взаимоотношений депутатов с Сурковым не в его компетенции, а Генеральная прокуратура посоветовала обращаться в суд, если Ермолин считает, что ему нанесен моральный ущерб. Об истории узнали СМИ, Ермолина моментально отчислили из партии.
Последний его разговор в Кремле прошел уже с Косопкиным. Тот попытался начать разговор по-свойски:
— Анатолий, ну что ж ты, в таких структурах, в такой компании работал, не понимаешь, что это было обычное производственное совещание. Что ты из этого делаешь?
— Вы серьезно считаете, что крупная корпорация, производство и Госдума — это примерно одно и то же? А разделение властей?
— Я смотрю, у вас решение обдуманное, — откашлявшись, сразу перешел на «вы» Косопкин.
Уже на выходе он медленно подошел к Ермолину и, глядя в глаза, спросил:
— А у вас дети есть?
Ермолин вздрогнул.
— А вы не знаете?
Так в Кремле и понимали депутатов «ПЕДИРосс». Они — маленькие винтики производственной машины, члены крупной корпорации, без права на личное мнение. В следующий созыв Ермолин уже не прошел, поменяв «медведей» на СПС. Зато Лиана Пепеляева в новой Думе стала одним из самых сильных лоббистов, обогнав в рейтинге лоббистов даже своего начальника Олега Морозова.
Фальсификаций, нарушений и поддельных бюллетеней на прошедших выборах было так много, что корреспондент "Власти" Олеся Герасименко даже не пыталась их искать.
Я вообще не хотела работать на этих выборах. Не записалась загодя общественным наблюдателем, не стала членом какой-нибудь избирательной комиссии, даже уговорила редакторов не заказывать мне обычный репортаж. Я собиралась тихо проголосовать против "Единой России", сделать маникюр и пойти в кино. Но в полдень, когда пришла на свой участок, в школу, первое, что я услышала, была ругань председателя комиссии с наблюдателями. Юные розовощекие ребята отвоевывали свое право заглянуть в учетные книги, ходить по залу и приглушить звук запущенного в актовом зале на всю катушку радио "Динамит ФМ". Я подошла к наблюдателям, спросила, какие еще нарушения были, выслушала ответ из десятка пунктов, оставила свою визитку, поняла, что на сегодня меня уже лишили маникюра с кино, и разозлилась.
Я отправилась в Дорогомилово, где коллега и приятель инспектировал участки с удостоверением ТИКа в кармане. Не успела поздороваться с Сашей, как попала на "хоровод": пятеро крепких мордатых парней вышли с одного избирательного участка, свернули в соседний и выстроились в очередь — голосовать. За ними вбежал встревоженный седой мужчина — наблюдатель от КПРФ. Он метался по залу, искал полицию и приговаривал: они только что по открепительным голосовали в соседней школе, надо поймать. Пока я зло думала: "Шли бы шпалы класть, а не бумажки за 500 рублей по урнам разносить", крепкие ребята как один развернулись и побежали вниз по лестнице. Коммунист ринулся следом: за ним летел его светлый шарф, за шарфом бежали мы с Сашей. На первом этаже всех остановили дежурные полицейские, предполагаемых участников хоровода увели в комнату — допрашивать и обыскивать, а я пошла на крыльцо — подслушивать телефонный разговор сотрудника уголовного розыска, который вместе с обычными оперативниками дежурил на участке. "Ну и вот, я так считаю: у двоих есть открепительные, еще двое пришли с ними в очереди за компанию постоять, вот зачем они убегают, это, конечно, проблема. Но раздувать не будем, в общем. Вас понял".
Я разозлилась еще больше, и мы с Сашей пошли по другим избирательным участкам Дорогомилово. На одном не была заполнена увеличенная копия протокола, на другом наблюдатели сидели слишком далеко от урн, а столы членов комиссии вообще стояли за углом, на третьем член "Яблока" плакался, что обнаруженные им участники хоровода вытащили его же на улицу и "едва морду не набили". В это время вышли первые репортажи коллег, которых по объявлению набрали "водить хоровод", даже не проверив имен и род занятий: организаторам махинаций не пришло в голову, что в их летучие отряды могут попасть журналисты, члены оппозиционных партий или просто не готовые продаться за пятисотрублевую купюру горожане. Мы с Сашей читали вслух рассказы об инструктаже, о способах спрятать бюллетени с заранее проставленными галочками и злились, злились, злились. В начале девятого, когда все избирательные участки уже официально закрылись, мне позвонил наблюдатель с одного из них с совсем уж анекдотическим вопросом: "А может ли председатель комиссии голосовать после 20:00?". Я решила, что его все-таки ударили по голове участники хоровода, но тот пустился в объяснения: "Понимаешь, тут милиционеры пришли, говорят, пора все закрывать, а она говорит, что так как целый день была занята, то сама не проголосовала, и сейчас она с членами комиссии будет выполнять свой гражданский долг. Я думаю, они просто в тишине хотят вбросить недостающее". Я тоже так думала. И злилась.
У меня снова зазвонил телефон: розовощекие ребята с моего участка N2648 нашли на столе председателя 182 заполненных за "Единую Россию" бюллетеня. Мне показалось, что я слышу, как члены комиссии хором думают о самоубийстве. Наблюдатели написали заявление о готовившемся вбросе, члены избиркома сели составлять акт об обнаруженных бюллетенях. Акт членам УИКа не давался, восемь строк черновика они писали больше трех часов, явно тянули время и поглядывали, не уйдут ли наблюдатели. Не дождавшись, в третьем часу ночи они сами встали и покинули актовый зал. "Мы тут сидим одни с урнами,— докладывали мне по телефону розовощекие ребята.— Их еще даже не открывали. Не знаем, что делать". Я сидела дома за компьютером, искала для наблюдателей телефоны юристов, вызванивала людей из ТИКа, давала новости о злополучном участке на радио, в газеты и ленты информагентств. Близилось утро, московский ЦИК уже рапортовал об обработке 90% бюллетеней, на моем участке их по-прежнему не начинали считать. Только после вызова полиции, в присутствии оперативников комиссия подписала акт, а испорченные бюллетени запечатали. В 4:30 открыли урны. Половину содержимого успели пересчитали при наблюдателях: побеждала КПРФ, за ним шло "Яблоко", на третьем месте "Единая Россия".
Неожиданно на участке появился сотрудник ТИКа, по совместительству представитель "Единой России". Ребята позвонили мне и остались на линии, чтобы я могла слышать происходящее. Сотрудник ТИКа заявил наблюдателям, что они мешают работе комиссии, что ее члены единодушно проголосовали за их удаление, и выставил розовощеких ребят вон из школы.
К восьми утра, не выдав на руки протокол, им сообщили результаты: 719 голосов за "Единую Россию", 169 — за КПРФ, 31 — за "Яблоко", а общее число голосов оказалось на пару сотен больше, чем пришедших голосовать избирателей. "То, что вы делаете,— уголовное преступление. В другой стране вы бы все сели",— кричала приехавшему спасать ситуацию единороссу одна из наблюдателей. Я прижала телефон к уху: она плакала — от злости. Я тоже.
Писатель Евгений Попов рассказал "Власти" о том, что его как наблюдателя и гражданина возмутило на выборах.
Меня многие коллеги и даже читатели попрекали тем, что я, вместо того чтобы дома писать духоподъемные сочинения, связался на старости лет с проектом "Гражданин наблюдатель", созданным для изучения масштабов фальсификации на выборах,— записался в волонтеры. Я вяло огрызался, объясняя, что меня окончательно достала наглая и безвкусная агитация за "Единую Россию", а также напоминал, что писатель должен изучать жизнь, если он, конечно же, не Марсель Пруст, живущий в комнате, обитой пробковым деревом, а не в бывшей советской сторонушке, носящей теперь гордое имя Российская Федерация.
Полагаю, что я с большой пользой для своей профессиональной писательской деятельности провел почти сутки на этих самых выборах, а также хотя бы мелкою мерою оплатил свой гражданский долг аполитичного человека. На множестве московских участков, где мне удалось побывать в составе мобильной группы "Гражданина наблюдателя" (фотограф, журналист, юрист), выезжающей, как скорая помощь, на место недоразумения или преступления, я, во-первых, обнаружил множество любопытнейших людских характеров. С одной стороны, они свидетельствовали о полном свинстве изрядного количества моих соотечественников, готовых мириться с любыми подтасовками, нарушениями закона и правил приличия. С другой стороны, я воочию убедился, что "простой народ" умен, благороден, остро реагирует на печали Отечества и вообще нынче не так уж и прост, особенно молодежь. Ибо гражданам наблюдателям было в основном и 19, и 20, редко 30 лет, хотя встречались среди них и старички, еще помнящие стояние на баррикадах августа 1991 года.
Но вот сюжет выборов был практически один и тот же. Наглая, с трудом скрываемая беспредельщина и простота, которая хуже воровства, когда на любое резонное замечание следовал окрик "Не ваше дело!", вопль "Провокация!" или шепот с заглядыванием в глаза настырному наблюдателю, заметившему нарушение: "Ну вы же сами все понимаете. Давайте договоримся". Характерно, что при появлении нашей внушительной группы супостаты стихали и даже пытались вести себя культурно. То есть сначала строго запрещали фото- и видеосъемку, а потом все же милостиво разрешали. А после нашего отъезда "граждан наблюдателей" опять начинали чморить под любым предлогом, из которых самым расхожим был тот, что они мешают избирательному процессу, а также проводят на участках незаконную агитацию.
После пары-тройки таких замечаний составлялся протокол, и неудобного наблюдателя "на законных основаниях" выдворяли с участка. Примечательно, что большинство таких выдворений происходило аккурат ко времени, когда нужно было считать голоса.
Вбросы, "карусели", запрет съемки, перенос этого участка в день выборов в другое, неизвестное традиционным избирателям района помещение, отсутствие на участках наблюдателей от некоторых партий, вранье официальных лиц и многое другое — все это видел я и видели вы, потому что интернет битком набит этими сюжетами, повторяющими друг друга, как рисунки под копирку. Скучно, господа!
Впрочем, мне все же есть что вспомнить — индивидуальное и эксклюзивное, так сказать. Например, на участке N9, что в Большом Афанасьевском переулке на Старом Арбате, я ровно в два часа дня лично видел и сфотографировал вывешенную на стене увеличенную копию протокола голосования, где жирным фломастером уже было указано "число избирателей, внесенных в список избирателей на момент окончания голосования". Порадовал меня также и ответ "свидетельницы" того, что наблюдатель Павел Кузин во время выборов незаконно агитировал за ЛДПР, за что и был выдворен с участка N7, развернутого в Доме актера.
— Скажите, он громко кричал, этот "агитатор"? — спросил я миловидную девицу в белом халате, среди прочих подписавшую протокол.
— Очень громко,— подтвердила она, пряча глаза.
— А что он кричал?
Девица задумалась.
— Он кричал: "Да здравствует ЛДПР!", вспомнила вдруг она.
Видел я этого "строгого юношу" Павла Кузина и свидетельствую, что он вовсе не похож на Швейка, чтобы публично кричать такую чушь, особенно уже имея одно замечание от участковой комиссии.
Ну а к ночи и вообще разгулялась чиновничья нечистая сила. По свидетельству члена УИК N6 с правом совещательного голоса Дмитрия Финикова, председатель этой участковой комиссии Валентин Колбас после честного подсчета, в результате которого "Единая Россия" получила всего 18,9% голосов, под покровом тьмы бежал со своего участка вместе с печатью; бежал со своего участка с печатью, списками и другими документами и председатель УИК N9. Наутро результаты "Единой России" на этих участках волшебно выросли в несколько раз.
И все же я доволен, и нет у меня скорбного бесчувствия или ощущения того, что демократии настал карачун. Наоборот, я видел в этот день столько чистых лиц молодых и не очень людей, которым наконец-то надоело, что их держат за лохов и баранов. На этих выборах граждан наблюдателей было-то на всю Москву всего человек 500-600, они работали всего лишь на 5% московских избирательных участков, но уже нагнали страху на привыкших к безнаказанности манипуляторов. А что будет, если число таких неравнодушных граждан, действующих строго в рамках закона, будет на порядок больше? Полагаю, что безобразные эти выборы парадоксальным образом стали еще одним шагом на пути, извините за пафос, создания в нашей стране гражданского общества.
Записки изгнанных
Историями о своей работе на выборах с "Властью" поделились наблюдатель и журналист. Обоих выдворили с московских участков. Алексей Горбачев, наблюдатель от "Яблока" на участке N1961:
Претензий к самому ходу голосования у меня практически не возникло. Вот только несколько смутила активность зампреда участкового избиркома (УИК), учительницы математики, которая регулярно зажимала в уголке наблюдателей и предлагала им "выпить винца". Мой отказ она истолковала по-своему, добавив: "У нас и покрепче есть". В одном из классов (участок находился в школе) действительно были подготовлены угощения: на столе стояла бутылка вина, а в пакете рядом — бутылка водки. Причина усердия математички выяснилась позже, в случайно услышанном мною разговоре члены УИК признавались: "Коммуниста мы заговорим, а наблюдатель от "Яблока" очень мешает".
Когда ровно в 20:00 члены УИК вместо того, чтобы начать подсчет голосов, отправились "попить чайку", препятствовать им в этом мы по доброте душевной не стали. Но когда они все-таки вернулись и приступили к подсчету, сразу обнаружилась серьезная недостача. Всего нашей УИК было выделено 1600 бюллетеней, явка, скрупулезно подсчитывавшаяся тремя оппозиционными наблюдателями, составила никак не более 850 человек, однако неиспользованными остались лишь чуть более 400 бюллетеней.
После того как юристы "Яблока" посоветовали мне писать жалобы на имя председателя УИК и в прокуратуру, несколько десятков пустых бюллетеней неожиданно нашлись и были вынесены на всеобщее обозрение из учительской подсобки. Но вместо того чтобы продолжить подсчет, члены УИК занялись решением более насущной для них задачи — удалением меня с участка. Споры об этом длились почти три часа, и все это время подсчет не производился. Особенно усердствовала та самая математичка, вдруг припомнившая множество нарушений с моей стороны (отказ "выпить винца" в их число не вошел).
В итоге постановили удалить меня за воспрепятствование "нормальной" работе УИК. После этого примерно половина членов комиссии вдруг сменила гнев на милость, предложив мне попить чаю с пирогами, успокоиться и прийти к консенсусу: я отзываю жалобу на недостачу бюллетеней, а они снимают свои подписи в протоколе о моем удалении. Но на участке уже материализовались полицейские, потребовавшие от меня покинуть помещение. Пришлось последовать совету одного члена УИК, который "по дружбе" рекомендовал не сопротивляться, чтобы не провести ночь в отделении.
Ну а недостающие бюллетени или по крайней мере некоторая их часть в конце концов отыскались. Как рассказал мне один из оставшихся на участке наблюдателей, около трех часов утра, когда урны наконец вскрыли, в них обнаружилась аккуратная пачка примерно из 100 бюллетеней — с галочками за "Единую Россию". Но даже после этого результат партии власти на моем участке составил лишь около 40% голосов, что заметно ниже тех 46,6%, которые насчитали ей по Москве в целом.
Спецкорреспондент журнала "Секрет фирмы" Ксения Леонова:
Впервые с Оскаром Дисановичем Челенковым, главой Крылатской ТИК, мы встретились в полдень. Меня только что удалили с участка N2458 за видеосъемку. Я покинула зал для голосования со свитой полицейских и гордым "Еще встретимся!", добралась до ТИК, настрочила жалобу. Когда меня вызвали, рассказала все как было. И тут сидевший напротив Челенков выудил чуть ли не из рукава две жалобы от избирателей: в одной я агитировала (копию не дали, так что за кого — не знаю), во второй мешала кому-то голосовать. Четыре члена ТИК проголосовали за разрешение мне работать на участке, оставшиеся пятеро были единороссами. Так что я вышла из зала, чуть не плача от злобы и бессилия. Вышедший следом Челенков издевательски улыбнулся: "Хотите остаться на подсчет голосов? Нас ждет долгая и интересная ночь". Журналистская корочка давала мне право поехать на любой другой участок, так что я села на 2452-м: там уже был вброс, о чем мне рассказал "яблочник" Илья Мищенко, но ТИК с подачи Челенкова не сочла это правонарушением, так что комиссия продолжала работать в прежнем составе. Без десяти восемь к нам приехал бритоголовый человек и заявил, что все три наблюдателя на нашем участке — и справедливороссы, и "яблочник" — агитировали его. Меньше чем через минуту был составлен протокол, и комиссия всех удалила. Началась словесная перепалка, а я отошла к урне, предчувствуя неладное. И тут одновременно произошли два события. Ко мне подошла заместитель председателя со словами, что я мешаю голосовать. А единственная избирательница — бабушка в зеленой шапочке — стала запихивать в корзину стопку бюллетеней, такую толстую, что пришлось уминать кулаком. Я кинулась к ней, а председатель кинулась зачитывать протокол теперь уже о моем удалении по справедливой причине — мол, я мешаю им работать. Полицейские стали выпихивать меня, а бабушка под шумок сбежала. Тут я уже смеялась — тоже от бессилия. Когда добралась до ТИК, обнаружила, что еще с одного участка — 2451-го — меня удалили вообще заочно. Об этом мне рассказали толпившиеся в коридоре ТИК наблюдатели, их там было 28 человек вместе с членами комиссий — большинство удалили за час до конца голосования за агитацию. Следующие 12 часов я провела в ТИК. Был цирк: прямо на моих глазах доносилась информация в пять протоколов, пересчитывались открепительные. Челенков смотрел на все происходящее с усмешкой. Из десяти рассмотренных в тот день жалоб ни одна не была удовлетворена. Мою жалобу на вброс и вовсе не стали рассматривать. Усилиями Челенкова единороссы набрали в Крылатском 49%. Уже потом я пыталась понять, кто же он такой — гэбэшник, людоед, единоросс. Оказалось — юрист. Я, конечно, дойду до суда, только, кажется мне, толку в этом будет мало. А на ближайший митинг я пойду без громких слов, а с тихим лозунгом — за перевыборы в Крылатском.
Карусель
Группе журналистов удалось пресечь попытку вброса бюллетеней на одном из избирательных участков города Москвы. Для этого журналисты внедрились в ряды тех, кого использовали для организации "карусели" - массового голосования на нескольких участках по подложным открепительным удостоверениям. О том, как это было, и о том, как устроен весь процесс в целом, читайте репортаж корреспондента "Ленты.ру".
Встречу на станции метро "Полежаевская" координатор Анна назначила на 9 утра. "Только, пожалуйста, не опаздывайте. У меня ребенок маленький, нужно с ним сидеть", - жалобно сказала она и повесила трубку. Суть работы Анна описала в двух словах: нужно вбросить бюллетени за "номер шесть избирательного списка" на нескольких участках по открепительному удостоверению. Телефон Анны мне дал Виктор, курьер одной из московских фирм и член "Солидарности" с лета 2010 года. О своих политических пристрастиях Виктор на работе не распространялся. Иначе ему вряд ли бы открыто предложили подыскать желающих подзаработать на участии в фальсификациях. Виктор по совету старших коллег из "Солидарности" позвал "на дело" троих журналистов, в том числе корреспондента "Ленты.ру". В условленное время на станции кроме Виктора и Анны с ноги на ногу переминались несколько помятых, пахнущих перегаром мужчин. С ними мы поднялись на улицу покурить.
- Одного не понимаю, как мы будем голосовать на нескольких участках-то, можно же только один раз?, - спросил один из мужиков.
- Да у "Единой России" все схвачено. Такая вот демократия, - усмехнулся его товарищ, сверкнув золотыми зубами.
- Дерьмократия это, - ответил третий, кивнул на свой портфель, подмигнул и повел остальных за угол. Чтобы "согреться".
Наконец вся группа фальсификаторов была в сборе. "Бригадиры" купили билетики, и 25 человек погрузились в троллейбус. Разговоры около метро и в троллейбусе шли в основном об алкоголе.
- Ну что, надо бы сейчас пятьдесят грамм выпить, - со смешком предложила моему коллеге бригадирша.
- Я не пью, мне нельзя, - смущенно ответил он.
- Не пьешь, не куришь, ты вообще нормальный? - бригадирша придирчиво осмотрела куртку журналиста, видимо, подозревая в нем психа. - Вроде да, ногти у тебя необгрызанные.
Группе журналистов удалось пресечь попытку вброса бюллетеней на одном из избирательных участков города Москвы. Для этого журналисты внедрились в ряды тех, кого использовали для организации "карусели" - массового голосования на нескольких участках по подложным открепительным удостоверениям. О том, как это было, и о том, как устроен весь процесс в целом, читайте репортаж корреспондента "Ленты.ру".
Встречу на станции метро "Полежаевская" координатор Анна назначила на 9 утра. "Только, пожалуйста, не опаздывайте. У меня ребенок маленький, нужно с ним сидеть", - жалобно сказала она и повесила трубку. Суть работы Анна описала в двух словах: нужно вбросить бюллетени за "номер шесть избирательного списка" на нескольких участках по открепительному удостоверению. Телефон Анны мне дал Виктор, курьер одной из московских фирм и член "Солидарности" с лета 2010 года. О своих политических пристрастиях Виктор на работе не распространялся. Иначе ему вряд ли бы открыто предложили подыскать желающих подзаработать на участии в фальсификациях. Виктор по совету старших коллег из "Солидарности" позвал "на дело" троих журналистов, в том числе корреспондента "Ленты.ру". В условленное время на станции кроме Виктора и Анны с ноги на ногу переминались несколько помятых, пахнущих перегаром мужчин. С ними мы поднялись на улицу покурить.
- Одного не понимаю, как мы будем голосовать на нескольких участках-то, можно же только один раз?, - спросил один из мужиков.
- Да у "Единой России" все схвачено. Такая вот демократия, - усмехнулся его товарищ, сверкнув золотыми зубами.
- Дерьмократия это, - ответил третий, кивнул на свой портфель, подмигнул и повел остальных за угол. Чтобы "согреться".
Наконец вся группа фальсификаторов была в сборе. "Бригадиры" купили билетики, и 25 человек погрузились в троллейбус. Разговоры около метро и в троллейбусе шли в основном об алкоголе.
- Ну что, надо бы сейчас пятьдесят грамм выпить, - со смешком предложила моему коллеге бригадирша.
- Я не пью, мне нельзя, - смущенно ответил он.
- Не пьешь, не куришь, ты вообще нормальный? - бригадирша придирчиво осмотрела куртку журналиста, видимо, подозревая в нем психа. - Вроде да, ногти у тебя необгрызанные.
Недолгий путь от “штаба” до участка с десятком уже заполненных бюллетеней на брюхе запомнится мне надолго. “Партизанский отряд на дело идет”, - шутили в нашей передовой группе. “Не бойтесь. Фамилия на открепительном же не ваша, так что вам ничего не грозит”, - успокаивала меня женщина, когда я поделился с ней своими соображениями о том, что мы все-таки совершаем преступление. Спустя полчаса эта женщина сидела в кабинете на избирательном участке, и ее показания записывал полицейский. Зайдя на участок, мы сняли с себя сумки с бюллетенями и громко заявили о фальсификациях. Сначала обвинить в нарушении законодательства попытались нас. Председатель УИК №2945 Наталья Шаяневская сначала обвинила нас в провокации, спрашивала, сколько нам заплатили денег. С трудом, но нам удалось убедить присутствовавших на участке полицейских задержать вбросивших бюллетени людей. Затем на участок пришел и инструктор Николай. Его явно узнали представители ТИК, которые приехали на участок вскоре после поднятой нами шумихи. По моей наводке, полиция задержала и Анурова, который пытался убежать, но неудачно. В этот момент в МТУСИ тяжелой походкой вошел кандидат в депутаты Госдумы от “Справедливой России” Геннадий Гудков. Он устроил на участке настоящий переполох.
- Председателя комиссии сюда! И побыстрее!, - командным голосом громыхал по участку Гудков. - К чертовой матери все пойдете! Наглецы! Позовите эту дуру сюда! Сбежала? Арестуйте ее!
Председатель комиссии нашлась в туалете, но противостоять Гудкову и его юристам она не могла, лишь повторяя, что это провокация. “Нужно выйти на улицу теперь и показать, кто тут жулье и ворье. Нужно показать народу, как обращаются с его волей”, - говорил кандидат в депутаты подъехавшим тележурналистам. В итоге приехавший на участок начальник полиции района Хорошево-Мневники полковник Пронин попросил журналистов написать заявления о случившемся (в тот же день нас уже пригласили в хорошевское ОВД более подробно рассказать о произошедшем), эксперты начали снимать отпечатки пальцев с бюллетеней и открепительных удостоверений. Инструктор Ануров тихо говорил следователю, что случайно проходил мимо здания ГУ-ИС и зашел погреться. Дожидавшиеся в коридоре другие участники вбросов на вопросы о том, зачем они пошли на уголовное преступление, говорить отказывались.
- Плохая у вас, у журналистов, профессия, - с обидой сказали они.
Что стало с тремя другими группами, ушедшими на другие участки, неизвестно. Если им удалось вбросить свои бюллетени, то более 2310 бюллетеней, поданных за “Единую Россию” в районе Хорошево-Мневники, являются недействительными. Сколько человек участвует в подобных схемах по всей стране, можно только догадываться.
Илья Азар
Платон дал критику всех существующих форм государственной власти (автократии, олигократии и демократии). Он обосновал, что слабость государства проистекает от классового разделения общества, а сила и устойчивость могут возникнуть от разделения его на профессиональные институты. В проекции на современность это означает, что политикой управляют политологи, защитой государства – армия, экономикой – экономисты, экологией – экологи и т.д. Это осуществимо в технократической парламентской республике с технократическим парламентом (идея Т. Веблена), депутатами которого будут представители от каждого профессионального института государства. Выборы переносятся во внутрь институтов. С исчезновением всенародных выборов (некомпетентности электората) исчезнут главные пороки буржуазной республики, исчезнут механизмы связи власти и капитала, а с ними и некомпетентность и коррумпированность власти. См: http://plato44.narod2.ru/