Емеля с рождения безбашенный сорвиголова – за этот стишок его могли упечь в те времена лет на семь в тюрягу, или запереть в психушку пожизненно! Плетью обуха не перебьешь. А он все хочет бороться с ветряными мельницами. Сначала большевиков гонял, а теперь за чекистов принялся. Ну, какой в этом сермяжный смысл, ударь меня коромыслом, в жисть я этого не пойму. Вообще, люди лезущие в политику, для меня выглядят, как минимум, душевнобольными, а как максимум, помесью акулы с крысой.
Улетели мы в тот раз с приколом, потерявши неожиданно нашего завлаба «Абрашку» (это мы его так прозвали за редкую тупость и непомерную наглость). Обычно, нас летит пятеро - трое ученых и два «смотрителя». Пройдя регистрацию, мы сидели в предбаннике вчетвером, как неожиданно зазвонил мой сотовый телефон,
причем номер звонившего абонента не определился:
- Але? Степан Николаевич? – расслышал я голос начальника.
- Да, слушаю. Что-то случилось Леонид Абрамович? – спросил я.
- Улетайте, пожалуйста, без меня. Я, что-то, прихворнул и ложусь на обследование – сообщил мой начальник. Я недоуменно рассказал о случившемся нашей группе. Все ошарашенно посмотрели друг на друга, и, дружно, пожали плечами. Наш СТАРШИЙ дал отмашку но посадку.
Лишь потом, и то, чисто случайно, выяснилась подоплека этой истории. Оказывается, что загулял наш мистер Каганович (фамилия у него такая). Натура у него горячая, еврейская, да и энергию девать некуда – на работе только баклуши бьет и хером груши околачивает. И, вот, он снял бабцу, когда ужинал в ресторане (специально поперся туда один, отбившись от коллектива). А утром, когда проснулся – хвать, а нет ни билетов, ни бумажника, ни загранпаспорта. Да и «сотовый», прекрасная незнакомка утаранила с собой – похоже на долгую память о незабываемой встрече – уж впердюлить наш «Абрашка» могет по самой полной программе! Здесь один наш сотрудник (Семен – руководитель бюро) чисто случайно наткнулся на дневник нашего неугомонного ЖЕРЕБЦА. Быстро пролистав его, на семьдесят седьмой странице он прочитал последнюю запись « Марина – толстовата, но неплохо подмахивает - идет по счету семьсот семьдесят седьмая»!
И наш горе любовник побежал в больничку, вытряхивать из организма остатки клофелина. Такие вот у нас начальнички в ядерном сердце России. Впрочем, такое положение в этой затраханной стране повсюду - в этом нашем славном НЕМЫТОМ захарканном убожестве.
Все было в тот раз как обычно. Прилетели мы в Нью-Йорк, а далее пересадка на Даллас. Разместились в Гостинице Radisson, благо все это изобилие оплачивала американская сторона. Обычно конференции длились от пяти до восьми дней. Я, обычно, делал один, ну, максимум, два доклада. Но, в силу своей прирожденной любознательности, ходил слушать практически все доклады по моему профилю, неважно, какого качества они были. А вечерами либо гулял, либо продолжал беседы с Джоном или Майклом, или втроем - они один в один занимаются теми задачами, что, и я.
Доброжелательные и классные они ребята. Часто спорим мы до хрипоты, но, все же, куда им янки, до русского Левши (прозвище мое).
Занимаемся мы весьма любопытной задачей. Как, используя все возможные технические прибамбасы - включая взрывчатку и, далее, обычный ядерный подрыв - выжать максимум из куска плутония и, из соответствующих компонент, типа дейтерия и трития, чтобы получилось ИЗДЕЛИЕ - собственно водородная бомба. И, все это надо, естественно, минимизировать по массе и размерам в окончательном варианте. По привычке, с советских времен, внешность конечного продукта, разукрашивают у нас в красный цвет. А, если кому-то, это работа кажется легкой, то так, для справки, но, не разглашая особых военных тайн, сообщаю, что количество ОТДЕЛЬНЫХ независимых компонентов в готовой боеголовке превышает тысячу штук. Не слабо, да?!
А вечером я пошел прошвырнуться по городку. Сквозь серое небо все же иногда пробивались лучики заходящего солнца. Попадая в мои очки и, преломляясь в стеклышках, они резали сетчатку глаз рубиновым светом лазера. Что меня радовало более всего, окромя естественно командировочных и подъемных, так это то, что каждая новая конференция проходила в новом городе. И я барражировал по всем улочкам этих городков, залезая даже в трущобы. Язык я знаю. Товарищ я мирный, а дежурная двадцатка баксов, всегда лежит у меня в нагрудном кармане.
Это я после Чикаго стал так делать. Гуляя по нему, я весьма неудачно завернул в негритянское гетто. И ко мне сразу же подошли трое афроамериканцев. Лишь мельком взглянув на эту безработную гопоту, я понял, что лучше не трепыхаться. Пришлось добровольно-принудительно лезть за кошельком, чтобы дать этим ублюдкам бабок на очередную дозу. Но, они, выхватив кожаное портмоне (подарок моей любимой Люции), убежали прочь, наглые сволочи. Слава богу, что, я с собой никогда не ношу все money в одном кармане, так как, не кладу все яйца в одну корзину. Это у меня с детства. А кошелек было жалко до слез.