\\\Чего точно я бы не сумел - бросить малых детей и сбежать из дому в момент, когда в него входят вооруженные люди с неясными намерениями.\\\
Ты человек, Хома, вот в чем все дело. А эти - недо. Тем более, что намерения пришедших были очень даже ясными.
Ты полез бы захватывать родильный дом? Конечно, нет. А они лезут.
А что после казни Эльзы Кунгаевой снайперская стрельба прекратилась является 100% и неопровержимым доказательством правоты Буданова. Есть в медицине такой метод лечения и диагностики - экс ювантибус. Что поможет. Это когда непонятно что происходит и врач действует наобум. Лишь бы помогло.
Буданов герой.
А что пил и морды бил - значит, иначе не получалось.
И не насиловал он Кунгаеву. Лопаткой он ее. Это казнь была, а не поиск оргазма. В тех условиях не до оргазмов. Зверская казнь с целью прекратить убийства своих людей. Если бы не помогло, то он бы вообще поступил как генерал Ермолов - сравнял бы то чеченское село с землей. Танками.
Меня удивляют наши форумные жиды. Гавкают на Буданова, а про то, как их соплеменники в 17-м расстреливали толпами совершенно невинных заложников будто бы и не знают. Уроды.
И насиловали тоже. Вот доказательство.
Показывает князь Трубецкой в книге "Минувшее":
247. Попадали к нам в камеру иногда и коммунисты - "преступники по должности". Обычно они скрывали, кто они, и мы могли об этом только догадываться. Однако я помню одного, который прямо назвался каким-то комиссаром из Уральской области. Он был совершенно возмущен тем, что его арестовали и даже "доставили в центр". Сидя на койке с одним из наших сокамерников (спекулянтом), он однажды, не понижая голоса, рассказывал про свое дело. Вся камера слышала его рассказ. В его краях были контрреволюционные восстания казаков. "Мы эту гидру выжигали каленым железом"... Как-то раз ему, комиссару, пришлось вести в степь на расстрел группу приговоренных к расстрелу казачек. Расстрелы производились в каком-то овраге. "Девки и молодки подвернулись как на подбор красавицы,- говорил комиссар.- В самом соку, значит... Прямо жаль расстреливать... Ну, думаю, им все равно умирать, зачем же им перед концом ребят не утешить... одну и самому себе выбрал. Вас, говорю, от этого не убудет... Ну, а они и слышать не хотят, кричат, ругаются, ну прямо - несознательные... Ничего не поделаешь, согласия не дают, чего, думаю, на них, контрреволюционерок, смотреть... мы уж без согласия..." "Что же, потом вы их расстреляли?"- спросил спекулянт. "А то как же?- ответил комиссар.- Все как полагается, мы свое дело знаем. Ни одна не ушла!" Генерал Туров и я слушали рассказ, не глядя на рассказчика. Мы переглянулись. Поразителен был тон комиссара: он говорил совершенно без цинизма, даже как-то простодушно. Было видно, что он совершенно уверен в своей полной правоте и искренно не понимает, в чем его, собственно, может винить начальство: ведь свое дело - расстрел - он произвел "как полагается"... Признаться, мы с Туровым тоже были несколько удивлены его аресту: конечно, ничего серьезного комиссару за это дело не грозило, но все же ВЧК проявила в данном случае какую-то неожиданную "буржуазную щепетильность."