*
162. Была я у Мандельштамов и летом в Китайской деревне, где они жили с Лившицами. В комнате не было абсолютно никакой мебели и зияли дыры прогнивших полов. Для О.Э. нисколько не было интересно, что там когда-то жили и Жуковский и Карамзин.
Уверена, что он нарочно, приглашая меня вместе с ним идти покупать папиросы или сахар, говорил: "Пойдем в европейскую часть города", будто это Бахчисарай или что-то столь же экзотическое. То же подчеркнутое невнимание в строке - "Там улыбаются уланы". В Царском сроду уланов не было, а были гусары, желтые кирасиры и конвой.
Анна Горенко
*
Тут, возможно, даже и не 90%, а больше. Значительно больше. Это я просто сделала запас.
Вот показания свидетеля.
Свидетель, конечно, не семи пядей во лбу и сама не понимала - что фотографировала. А если бы она еще и понимала, то она написала бы нечто сбивающее с ног… Но ее простота простительна по той причине, что даже весьма и весьма неглупые мужуки, к примеру, тот же пиит Гумилев, тоже ведь так и не врубились... впрочем, Гумилев перед смертью вполне мог и прозреть. Когда чекистская мразь наставила на него в подвале наган. Или же они его кошерно-ритуальным образом закололи - там всяко могло быть. Кто им мог помешать?
Но не следует мне особенно их, потерпевших, критиковать, потому что это мне сейчас, из 2010 видно. Легко быть умной почти сто лет спустя. А что они могли увидеть тогда?
Ирина Одоевцева, "На берегах Невы".
Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я - как на сан архимандрита -
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.
Ирина Одоевцева
Ребята, а я за нее заступлюсь. Во-первых, она не спесива. Она мне симпатична. Я бы с удовольствием общалась с ней. Во-вторых, ее стихи ничуть не хуже стихов Гумилева, Ахматовой, Цветаевой и уж конечно значительно лучше стихов Мандельштампа. И знаменитой она таки ведь станет - и не из-за своих стихов, а из-за своей правдивой книги.
Ира, Вы знаете, в чем заключалась Ваша главная литературная ошибка? В том, что Вы от кого-то там ждали похвалы. Что литератору какой-то там Гумилев? Что литератору какая-то там злая пресса? Да мне на них начхать! Это они пусть трясутся от одного упоминания моего имени! Мне начхать, фактически, на всех! Я каждому, кто попросит, готова немедленно дать камнем по голове – камень всегда при мне, за пазухой. Я не Булгаков, я не стану прятаться от Латунских-Ликоспастовых в дурдоме. Я же им отвечу!.. Это им следует от меня прятаться… Пушкин? Но я и Пушкину говорю - ты виновен! Лев Толстой? Но виновен и он!
Но, между прочим, именно Пушкин сказал:
Веленью Божию, о муза, будь послушна.
Божию велению, Вы понимаете, Ира? По сравнению с этим, какое такое мнение какого-то человека, кто бы он ни был, может иметь для меня значение? Бог, он же - моя собственная совесть - вот мой судья. А человек... ну, похвалит он меня. Ну и прекрасно, значит, понял, что к чему. Обругает - ну, значит, присоединится к тому огромному легиону негодяев, моих врагов, коему и без него нет числа. Одним больше, одним меньше - мне-то какая разница?!
Вы, Ира, совершенно напрасно ждали признания от Гумилева. Каждый литературный кружок, пусть даже совершенно ничтожный, это отдельный монастырь, в котором есть свой настоятель и свои послушники. Если в этот монастырь приходит новенький, то кем ему быть? Настоятелем? Нет, конечно. Послушником и только послушником. Его будут пинать все, кому не лень. Поэтому Новичок и не должен ни в какой монастырь приходить... ну разве что в разведку; в разведку, которая запросто может закончиться боем. Он должен создать новый монастырь, СВОЙ - и вот там-то он и будет настоятелем. А с прочими монастырями он будет или вести войну, или игнорировать их, или даже сотрудничать... до поры до времени.
Ваша беда в том, что Вам и в голову не приходило создать свой монастырь. Если бы пришло, то Вы бы для начала переругались бы с ними со всеми, в том числе и с Гумилевым. Но Вы не стали ругаться. Вы предпочли оставаться послушницей. Ну что ж, без послушников ни один монастырь не обходится. Жаль, что в моем монастыре нет такой послушницы как Вы; за мной Вы были бы как за каменной стеной.
Иногда в стенах одного монастыря сходятся два настоятеля - и тогда между ними идет скрытая война. Под маской дружелюбия и взаимного признания талантов происходит обмен жестокими ударами и не только словесными, но и реальными, вплоть до применения отравляющих веществ, доносов и иных способов устранения конкурента. История литературы и искусства полна такими примерами. Вот вам только один - Аполлон и Марсий...
И еще – Блок лично Вам разве не говорил, что каждый поэт встречает другого поэта надменной улыбкой?