* * *
Не отрекусь от горечи былого -
развалин храма, смуты и огня.
И если Богом снова станет Слово,
то мой народ не обвинит меня.
Не устыжусь за мятежи и войны,
оправдывать стыдливо не начну
тех предков, что прожили недостойно,
но всё же не оставили страну.
Им - память, да могильная ограда.
А мне - их злые, честные слова.
Пускай опять сомнительна награда
за простоту, что хуже воровства.
Я на престол кладу мечи и цепи
туда же, где терновые венцы.
Вина отцов намнеподсудна, дети.
Так неподсудны беженцам бойцы.
* * *
Нас много на белом бессолнечном свете.
Мы - честных родителейнищие дети.
Нас много, но в грустной разбитой Отчизне
везде есть другие хозяева жизни.
Они захватили над нами высоты,
у них "мерседесы", "фиаты", "тойоты",
для них над волнами цветёт Ла-Валетта,
плывут пароходы в круиз вокруг света.
И словно монета из чистого злата,
в их жадные руки Россия зажата.
У них есть трибуны - читать нам законы.
У нас есть таланты, лачуги, иконы.
Они как приказы, а мы как вопросы,
им ищут алмазы, нам кинут отбросы,
На общей планете - фальшивое братство
Здесь честности не понимает богатство.
Им вместе так тесно, так душно, так плохо.
Коснутся друг друга - и вспыхнет эпоха!
* * *
Захлебнулись вокзалы огнями,
дождь по стеклам киосков бежит,
а в тени, на цветном целлофане
у колонны девчонка лежит.
В рваном платье и выцветшей шали,
прикрываясь от света рукой,
спит она, позабыв о печали,
ощущая минутный покой.
В ореоле витринной подсветки,
под неоновым буйством реклам.
В грязных урнах огрызки, объедки
собирала она по углам.
Кто она? Из Молдовы? С Кавказа
гнал её ужас перед войной?
И какие указы, приказы
стали этому черной виной?
Не найти ей ни дома, ни мамы,
не дожить до семнадцати лет...
Незаметной, обыденной драмы
продолжается грустный сюжет.
А кругом равнодушные лица,
икак будто народ - на народ.
И слезам не поверит столица,
да и песня её не берет.
Спит девчонка, прижавшись к России,
вмятый в грязь одинокий цветок.
Сквозняки запевают стальные,
электрички летят на восток.
Разливается утро все шире
по мерцанью асфальтовых лент....
Что Вам снится в роскошной квартире,
сударь Президент?
* * *
Господи, для странника ты - путь
за иные дали и века,
и, летейских вод рассеяв муть,
золотая сеть для рыбака.
Господи, жнецу ты - лунный серп,
птице - небо, ратнику - броня,
спящей деве - нежный шепот верб,
только нет под крыльями меня.
Не спасет Святого Духа тень
от беды могуществом креста,
потому что избы деревень
я равняю с храмами Христа.
И в смятенье не найду ответ,
лишь на Русь весеннюю взгляну:
верю в Бога или в этот свет,
даль и вышину?
* * *
Судьбы коварные изломы,
на острых гранях - вспышки света!
Мы - больше, чем народ.
Но кто мы?
Мир до сих пор не знает это.
Не объяснить любой науке
все виражи и завихренья
ветров, ломающих нам руки,
идей, палящих поколенья.
К нам дети чопорной Европы
идут, как в морг на опознанье,
но мы опять встаем из гроба,
отбросив злые предсказанья.
Мы торим новые дороги
от места взрыва - к месту взлета,
как испытатели эпохи
с разбившегося самолета.
Вновь строим храмы и хоромы,
сажаем лес - смотри, планета!
Мы - больше, чем народ!
Но кто мы?
На это не найти ответа.
* * *
Я выхожу из-под контроля
идей, законов и знамён,
орла, звезды на красном поле
и исторических имен.
Я выхожу из-под контроля
вельможной лжи и звонких фраз,
творцов чужой беды и боли
и узурпаторов на час.
Моя великая Держава
снепредсказуемой судьбой,
лишь ты одна имеешь право
на жизнь мою, на голос мой.
Не дам щепотку русской соли
за мёд чужих бездонных рек...
Я выхожу из-под контроля,
монеты втаптывая в снег.
Мне нужен свет, да запах хлеба,
да песни, что поёт народ.
А надо мною - только небо!
А впереди меня - восход...
* * *
Я голову запрокинула
и под ноги не смотрю,
а Время костры раскинуло
по русскому январю,
и смерть подметает улицы,
где вслед тебе прохожу,
и бог в камуфляже хмурится
на все, что толпе скажу.
Мной предано царство божие
за свет твоего лица,
за русское бездорожие,
за жгучую власть свинца.
Пусть где-то пожар туманится,
дороги сошлись в петлю...
Со мной ничего не станется,
пока я тебя люблю.
* * *
Москва! Возьми меня с собой
в могучий колокольный бой,
в размах, в разлёт горящих крыл,
где ветер будет, есть и был.
И в сон, и в явь, и в пьяный бред
твоей толпы. Иду вослед.
Возьми меня под дымный кров,
в хрип нищих и рыданья вдов.
В великий пост, в последний тост
и в голоса убитых "звёзд ".
Во всё, чем ветер твой поет,
звенит стекло и грязный лед.
Я выйду на другой виток -
в стальной сквозняк, в шальной поток.
И в пыль, и в быль, и в боль, и в бой
Москва возьмёт меня с собой.