Однажды с лекцией к нам приехал немецкий лютеранский теолог Фридрих-Вильгельм Марквардт, несколько его высказываний я записал:
«Сегодня Освенцим надвигается на нас, как суд над нашим христианством, над прошлым и нынешним образом нашего христианского бытия. Более того, если смотреть глазами жертв Освенцима, он надвигается на нас, как суд над самим христианством.
И еще: Освенцим надвигается на нас, как призыв к покаянию-обращению. Должна измениться не только наша жизнь, но и сама наша вера. Освенцим зовет к тому, чтобы сегодня мы услышали Слово Божие совсем не так, как нам его передавали наши теологические учителя и проповедники старших поколений. Это покаяние-обращение затрагивает сущность христианства, как мы понимали ее до сих пор».
А вот некоторые из вопросов, им поставленные.
Первый из них звучит так: «Где был бы Иисус из Назарета, окажись он в оккупированной нацистами Европе?» Если бы он был тем, кем его считают, он по своей воле отправился бы в Освенцим или Треблинку, - даже если бы был «арийцем», как утверждала нацистско-христианская доктрина. А если бы он не отправился туда по собственной воле, его бы загнали в вагон для скота и отправили туда против воли, ибо он был не арийцем, а евреем.
Иисус, отправляющийся в Освенцим по своей воле, обнаруживает, сколь малочисленны его ученики во времена великих испытаний. Иисус, отправляемый в Освенцим против воли, обнаруживает еще более ужасную правду: не будь юдофобии в самом христианстве, Освенцим был бы невозможен в сердце христианской Европы.
В Освенциме и других концентрационных лагерях свободные люди превращались в «доходяг», в живых мертвецов. Один из переживших ад концлагеря пишет: «Их жизнь коротка, но число их бесконечно. Они, эти доходяги, ходячие мертвецы, составляют основной костяк лагеря, ту массу людей, которые маршируют и работают в молчании, в которых уже угасла искра Божья и которые слишком опустошены, чтобы по-настоящему страдать…».
Фридрих-Вильгельм Марквардт задает следующий вопрос: «Мог бы Иисус из Назарета стать доходягой?». Если да, то не получается ли, что нацисты издевательски смеются над жертвами, Отцом, Сыном, над самой Радостной Вестью? («Где же твой Бог теперь?»)
Если же нет, если воплощенный Сын Божий неприкосновен и потому пропасть отделяет его от жертв, не выходит ли, что Отец и Сын смеются над жертвами вместе с нацистами?