У меня с детства очень цепкая память: я помню, как меня клали на медицинские весы, как с улицы вывозили на балкон в коляске досыпать, как мама кормила меня грудью. Она много пела мне русских песен, колыбельных, напевала романсы и даже оперные арии, старалась развить мой слух и вкус к родной мелодике. Много читала мне вслух, особенно русские сказки, Пушкина, вообще стихи. В возрасте четырех-пяти лет водила меня в Третьяковскую галерею (особенно запомнились «Ночь на Днепре» Куинджи, «Вечер после побоища Игоря Святославича с половцами» Васнецова, «Двери Тамерлана» и «Апофеоз войны» Верещагина»). Ранняя прививка русской культуры сыграла большую роль в моей жизни...
Мои многочисленные прямые и двоюродные деды и бабки были инженерами, врачами, госслужащими прежней, дореволюционной закваски; многие воевали – кое-кто не только во Вторую мировую, но и в Первую, и в Финскую, имели офицерские чины, награды..
Отец на фронте он вступил в компартию и был не только кристально чистым и порядочным, но и искренним по своим коммунистическим убеждениям человеком. Выросший «в людях» (отец убит, мать по нескольку суток дежурила в больнице, чтобы прокормить себя и сына, а он всю жизнь помнил каждый день детства, когда бывал сыт), он не раз говаривал: «Все зло в мире – от слова “моё”!», «Мне ничего не нужно, кроме письменного стола и чистой рубахи, только не мешайте работать!». И даже еще жестче: «Я ненавижу собственность!» Он так и жил, в полном соответствии с убеждениями, скромно, полным бессеребряником, не наживя никакого имущества, кроме нужных для работы книг (под конец жизни ему как фронтовику выдали «Москвич», но он уже практически не ездил на нем). Мы жестоко спорили с ним, я считал и считаю коммунистическую доктрину насквозь фальшивой, ложной, игнорирующей и неверно трактующей самую природу человека и общества. Но именно благодаря личному примеру отца я понимаю, что, хотя коммунизм как доктрина – ложь, однако сами коммунисты могут быть отличными людьми.