Стихи и проза.

[Fantomas]

+  +@>
Талантливо-саркастично. И СМЕШНО. Браво. 

А тебе разве про дядю Колю не понравилось?

[Татьяна Н]

А тебе разве про дядю Колю не понравилось?

А я не читала. Я не всё читаю. Только то, что в глаза бросается. 

[Nestor]

ПРО ЗАЙЦЕВ


 – Я же сказал: я требую защиты.

 – От кого?

 – От евреев. От кого же?

 – Дорогой, что ж ты молчал?

                                

[Fantomas]

А я не читала. Я не всё читаю. Только то, что в глаза бросается. 

дядя Коля

[Татьяна Н]

дядя Коля

Вы не поняли. Хоть аршинными буквами. Это от меня не зависит.
Глаз сам выхватывает - суть текста и сам на нём задерживается - или не задерживается.
Короче....подсознание решает - стоит читать или пропустить.
Сознание уже потом его догоняет, когда читать начинаю.

[Fantomas]

Вы не поняли. Хоть аршинными буквами. Это от меня не зависит.
Глаз сам выхватывает - суть текста и сам на нём задерживается - или не задерживается.
Короче....подсознание решает - стоит читать или пропустить.
Сознание уже потом его догоняет, когда читать начинаю.

Сказка

Кащей устал. Если б он не был бессмертным, давно бы сдох. Все тело старика заскорузло от белков и желтков. Часть из них уже засохла, часть протухла. Кащей смердел. В руках старик тупо держал очередное яйцо, внутрь которого забубенил иголку. Запихать его в ж@пу утки оказалось нелегкой задачей. Взяв птицу за шею, он попытался засунуть яйцо ей в дупло.

Скорлупа треснула и залило старика в очередной раз. Кащей грязно выругался и осторожно достал из обломков иголку. Смертельный инструмент нужно было засандалить в следующее яйцо. Утка покорно ждала. Старик взял яйцо губами, раздвинул утке лапы и осторожно стал пихать эллипсоид ей в очко. Яйцо лопнуло. Старик вскочил, зашвырнул птицу в море и с проклятиями принялся прыгать по берегу.

— Спокойно, Кащей, спокойно, — наконец успокоил он себя и продолжил процедуру. Бессмертный совершал ее снова и снова, но яйца лопались. Наконец, намыленное сэйфгардом, одно из них пролезло птице в утробу. Старик удовлетворенно откинулся на ствол сосны. Но что это?! Проклятое пернатое сдохло!
— Иоптваю, сцуко!!! Сто тридцать лет утке под хвост! — Кащей с воем упал на песок и стал его грызть и колотить руками. Через три дня он пришел в себя и глубоко задумался. Какая-то мысль пришла в бессмертную голову. Старик поднялся и проследовал в пещеру. Целый месяц оттуда доносились стук молотка, скрежет железа и звук сварки. Наконец Кащей гордо вышел на свет, держа в руках воронку. Утки увидели приспособление и выпали в осадок.

Работа закипела. Вставить воронку в пернатое очко удавалось сходу. Но подлые твари дохли и дохли. Наконец свершилось!!! Охpеневшая, но живая утка лежала на земле с выпученными глазами. Ее ж@па была плотно запечатана сургучом — Кащей не любил рисковать. Весь двор был засыпан костями восьмисот пятидесяти двух тысяч водоплавающих. Старик сел на пень и с тоской посмотрел в лес. Предстояло засунуть утку в ж@пу зайцу.

Кащей сидел на песке, смотрел в глаза зайцу и думал. Косой о@уевал. Ему еще никогда не смотрели сразу в оба глаза. "Может, есть способ спрятать иголку как-нибудь попроще?" — размышлял старик, но в голову ничего не приходило. "Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики!" — решил Бессмертный и энергично вскочил. Через минуту он уже деловито сновал возле распятого на земле грызуна, замеряя того рулеткой. Заяц — мощный зверюга, украшение породы, теоретически мог вместить в себя утку. Оставалось придумать способ.
Сама утка сидела в клетке неподалеку. От одного взгляда на заячье дупло, ее охватывал приступ клаустрофобии. Кащей не стал трогать птицу, осознавая ее ценность. Для эксперимента он выбрал другую.

"Мы заботимся о Вас и Вашем здоровье!"- приговаривал Кащей, намазывая заячье очко кремом. Затем взял птицу и начал понемногу, вращательными движениями, вводить ее зайцу клювом в ж@пу. Голова зашла, как там и была, но потом дело застопорилось. Шея утки гнулась в разные стороны, а потом свернулась нафиг. Истребив тысячи полторы пернатых, Кащей понял, что так дело не пойдет. Нужно было революционное решение. И Бессмертный его нашел!

Для начала он просверлил морковку вдоль осевой и пропустил через отверстие капроновый шнур. Крепко закрепив его с другой стороны овоща, Кащей сунул корнеплод зайцу в пасть и стал ждать. Грызун заработал челюстями.
Солнце уже клонилось к закату, когда из мохнатой жопы появился кончик шнура. Привязать к нему утку за клюв было делом нескольких минут. Заяц вообше-то недолюбливал уток, особенно в собственной заднице. Зверь прядал ушами и мелко трясся. Кащей уселся напротив зайца, поплевал на ладони и, упершись ногами ему в плечи, принялся тянуть шнур. Глаза косого сошлись у переносицы и полезли на лоб. Глядя на него, вспоминались слова романса "Мне сегодня так больно!"

И вдруг! Жалко стало Бессмертному зайца! "Доколе?!" — возопил он, оглядывая окрестности. Останки различных живых существ покрывали поверхность трехметровым слоем. Птицы не летали, звери забились в норы. Повсюду царило запустение. Плюнул тогда Кащей ядовитой слюной. Он поймал кенгуру, на жопе фломастером написал "Заиц", сунул ей в сумку утку и засунул в сундук. "Стероиды, иопть!" — ухмыльнулся старик и пошел спать.

[Аля]

Сказка

Кащей устал. Если б он не был бессмертным, давно бы сдох. Все тело старика заскорузло от белков и желтков. Часть из них уже засохла, часть протухла. Кащей смердел. В руках старик тупо держал очередное яйцо, внутрь которого забубенил иголку. Запихать его в ж@пу утки оказалось нелегкой задачей. Взяв птицу за шею, он попытался засунуть яйцо ей в дупло.

Скорлупа треснула и залило старика в очередной раз. Кащей грязно выругался и осторожно достал из обломков иголку. Смертельный инструмент нужно было засандалить в следующее яйцо. Утка покорно ждала. Старик взял яйцо губами, раздвинул утке лапы и осторожно стал пихать эллипсоид ей в очко. Яйцо лопнуло. Старик вскочил, зашвырнул птицу в море и с проклятиями принялся прыгать по берегу.

— Спокойно, Кащей, спокойно, — наконец успокоил он себя и продолжил процедуру. Бессмертный совершал ее снова и снова, но яйца лопались. Наконец, намыленное сэйфгардом, одно из них пролезло птице в утробу. Старик удовлетворенно откинулся на ствол сосны. Но что это?! Проклятое пернатое сдохло!
— Иоптваю, сцуко!!! Сто тридцать лет утке под хвост! — Кащей с воем упал на песок и стал его грызть и колотить руками. Через три дня он пришел в себя и глубоко задумался. Какая-то мысль пришла в бессмертную голову. Старик поднялся и проследовал в пещеру. Целый месяц оттуда доносились стук молотка, скрежет железа и звук сварки. Наконец Кащей гордо вышел на свет, держа в руках воронку. Утки увидели приспособление и выпали в осадок.

Работа закипела. Вставить воронку в пернатое очко удавалось сходу. Но подлые твари дохли и дохли. Наконец свершилось!!! Охpеневшая, но живая утка лежала на земле с выпученными глазами. Ее ж@па была плотно запечатана сургучом — Кащей не любил рисковать. Весь двор был засыпан костями восьмисот пятидесяти двух тысяч водоплавающих. Старик сел на пень и с тоской посмотрел в лес. Предстояло засунуть утку в ж@пу зайцу.

Кащей сидел на песке, смотрел в глаза зайцу и думал. Косой о@уевал. Ему еще никогда не смотрели сразу в оба глаза. "Может, есть способ спрятать иголку как-нибудь попроще?" — размышлял старик, но в голову ничего не приходило. "Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики!" — решил Бессмертный и энергично вскочил. Через минуту он уже деловито сновал возле распятого на земле грызуна, замеряя того рулеткой. Заяц — мощный зверюга, украшение породы, теоретически мог вместить в себя утку. Оставалось придумать способ.
Сама утка сидела в клетке неподалеку. От одного взгляда на заячье дупло, ее охватывал приступ клаустрофобии. Кащей не стал трогать птицу, осознавая ее ценность. Для эксперимента он выбрал другую.

"Мы заботимся о Вас и Вашем здоровье!"- приговаривал Кащей, намазывая заячье очко кремом. Затем взял птицу и начал понемногу, вращательными движениями, вводить ее зайцу клювом в ж@пу. Голова зашла, как там и была, но потом дело застопорилось. Шея утки гнулась в разные стороны, а потом свернулась нафиг. Истребив тысячи полторы пернатых, Кащей понял, что так дело не пойдет. Нужно было революционное решение. И Бессмертный его нашел!

Для начала он просверлил морковку вдоль осевой и пропустил через отверстие капроновый шнур. Крепко закрепив его с другой стороны овоща, Кащей сунул корнеплод зайцу в пасть и стал ждать. Грызун заработал челюстями.
Солнце уже клонилось к закату, когда из мохнатой жопы появился кончик шнура. Привязать к нему утку за клюв было делом нескольких минут. Заяц вообше-то недолюбливал уток, особенно в собственной заднице. Зверь прядал ушами и мелко трясся. Кащей уселся напротив зайца, поплевал на ладони и, упершись ногами ему в плечи, принялся тянуть шнур. Глаза косого сошлись у переносицы и полезли на лоб. Глядя на него, вспоминались слова романса "Мне сегодня так больно!"

И вдруг! Жалко стало Бессмертному зайца! "Доколе?!" — возопил он, оглядывая окрестности. Останки различных живых существ покрывали поверхность трехметровым слоем. Птицы не летали, звери забились в норы. Повсюду царило запустение. Плюнул тогда Кащей ядовитой слюной. Он поймал кенгуру, на жопе фломастером написал "Заиц", сунул ей в сумку утку и засунул в сундук. "Стероиды, иопть!" — ухмыльнулся старик и пошел спать.

+ .. 


И .. Проза жизни
Открытые сердца всегда узнают друг друга.Когда вы ныряете в открытое сердце, вы падаете в бесконечность..

Suchi Kumar

[Fantomas]

+ .. 


И .. Проза жизни
Открытые сердца всегда узнают друг друга.Когда вы ныряете в открытое сердце, вы падаете в бесконечность..

Suchi Kumar

Что ж, если пошёл индуизм, тогда:

"О, Красота! Найди себя в любви, а не в лести твоих зеркал".

Rabindranat Tagor

[Татьяна Н]

Живёт повсюду красота:
Живёт ни где-нибудь, а рядом,
Всегда открыта нашим взглядам,
Всегда доступна и чиста.
Живёт повсюду красота:
В любом цветке, в любой травинке
И даже в маленькой росинке,
Что дремлет в складочке листа.

[Fantomas]

Люблю тебя. Дышу тобой.
Люблю всем сердцем, всей душой.
За что люблю, конечно спросишь.
Отвечу честно, не тая –
За то, что счастье мне приносишь.
За то, что встретил я тебя.
За то, что ты живешь на свете.
За твои чёрные глаза…
Такая ты одна на свете.
Мы встретились с тобой не зря.
А если вдруг разлука станет
большой преградой на пути –
Любить тебя не перестану.
Я верю – встреча впереди!
Люблю тебя и днем и ночью,
Люблю во сне и на яву.
Люблю тебя, и знаю точно – что ты моя!
Люблю тебя .Хочу тебя. И ЖДУ

[Аля]

Любить , беречь действительно надо уметь , стараться
Всегда хранить в душе тепло


Разрушить всегда легче, чем построить.
Обидеть — проще, чем простить.
И врать всегда удобней, чем поверить.
А оттолкнуть намного проще, чем любить.

Омар Хайям

[Аля]

Не портейте мне мой имиджжж...   Я злой, коварный бандЕровец.




http://www.youtube.com/watch?v=ZUq9mhMfdA8

Не стремитесь казаться таким грозным. , Нестор

Вот вам   тоже шутливая песенка


http://youtu.be/CPSajnDoKkA

[Альфа]

Не стремитесь казаться таким грозным. , Нестор

Аля, для тебя:

Увижу ль, увижу ль
Красавицу я, —
Заноет, забьется
Сердечко в груди.
Посмею ль, могу ли
В сей жизни хоть раз
Я милую эту
Своею назвать?
На груди лилейной
В объятьях любви,
Забывшись, навек бы
Счастливец уснул.
Скажите: пред нею
Что можно сравнять?
Прелестные очи,
Как звезды, горят.
По щечкам разлился
Румянец зари;
А кудри?.. а брови?..
Сравненья им нет!
Как майское утро,
Улыбка ее;
Как живо, как стройно
Созвучье речей.
Ах, если бы, к счастью,
Я был чародей:
Неволей иль волей
Была бы моей.

Алексей Васильевич Кольцов

1829

[Аля]

Аля, для тебя:

Увижу ль, увижу ль
Красавицу я, —
Заноет, забьется
Сердечко в груди.
Посмею ль, могу ли
В сей жизни хоть раз
Я милую эту
Своею назвать?
На груди лилейной
В объятьях любви,
Забывшись, навек бы
Счастливец уснул.
Скажите: пред нею
Что можно сравнять?
Прелестные очи,
Как звезды, горят.
По щечкам разлился
Румянец зари;
А кудри?.. а брови?..
Сравненья им нет!
Как майское утро,
Улыбка ее;
Как живо, как стройно
Созвучье речей.
Ах, если бы, к счастью,
Я был чародей:
Неволей иль волей
Была бы моей.

Алексей Васильевич Кольцов

1829

Прекрасные стихи. Все таки замечательно писали современники. Пушкина, Лермонтова ..В них отчетливо всегда видна лирическая нотка человеческих чувств - нежность ...!!!!!

Спасибо милая Аленушка..

[Аля]

Для милых дам .



Женщина должна быть загадкой
Маленькой, миленькой, сладкой.
Кокетничать, строить глазки,
Верить во всякие сказки.
Оставаться святой и грешной,
Быть красивой душой и внешне.
Обаятельным, хитрым бесенком,
Нежным, мягким пушистым котенком.
Шалуньей веселой, игривой,
Любить и всегда быть любимой.
Влюбленной безумно и страстно,
Ласковой, робкой и властной,
Сквозь слезы уметь смеяться
И никогда не сдаваться...

[Аля]

Расул Гамзатов

Мы ссорились дождливым днем,
Мрачнели наши лица:
"Нет, мы друг друга не поймем!
Нет, нам не сговориться!"
И, подавляя стук сердец,
С тобой клялись мы оба,
Что это наконец конец,
Что мы враги до гроба.
Под дождь, летящий с высоты,
Не оглянуться силясь,
Направо я, налево ты
Ушли и не простились.
Пошел, руки тебе не дав,
Я к дому своему...
Неважно, прав или не прав, -
Конец, конец всему!..
Вошел я с этим словом в дом
И запер дверь на ключ,
Дождь барабанил за окном,
Темнели крылья туч.
Вдруг вспомнил я, что ты идешь
С открытой головою,
Что ты, конечно, без калош,
Что нет плаща с тобою!
И, плащ схватив, я в тот же миг
Под дождевые всхлипы
Сквозь дождь помчался напрямик
Спасать тебя от гриппа.

[Аля]

Жили на земле в старину одни люди, непроходимые леса окружали  с  трех сторон таборы этих людей, а с четвертой -  была  степь.  Были  это  веселые, сильные и смелые люди. И вот пришла однажды тяжелая пора  явились  откуда-то иные племена и прогнали прежних в глубь леса. Там были болота и тьма, потому
что лес был старый, и так густо переплелись его ветви,  что  сквозь  них  не видать было неба, и лучи солнца едва могли  пробить  себе  дорогу  до  болот сквозь густую листву. Но когда его лучи падали на воду болот,  то  подымался смрад, и от него люди гибли один за другим. Тогда стали плакать жены и дети этого племени, а отцы задумались и впали в тоску. Нужно было уйти  из  этого леса, и для того были две дороги: одна - назад, - там были сильные и злые враги, другая - вперед, - там стояли  великаны-деревья,  плотно обняв друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в цепкий ил болота.
Эти каменные деревья стояли молча и неподвижно днем в сером  сумраке  и  еще плотнее сдвигались вокруг людей по вечерам, когда загорались костры. И всегда, днем и ночью, вокруг тех людей было кольцо крепкой тьмы, оно точно собиралось раздавить их, а они привыкли к степному простору. А еще страшней было, когда ветер бил по вершинам деревьев и весь лес глухо гудел, точно грозил и пел похоронную песню тем людям. Это были все-таки сильные люди, и могли бы они пойти биться насмерть с теми, что однажды победили их, но они не могли умереть в боях, потому что у них были заветы, и коли б умерли они, то пропали б с ними из жизни и заветы. И потому они сидели и думали в длинные ночи, под глухой шум леса, в ядовитом смраде болота. Они сидели, а тени от костров прыгали вокруг них в безмолвной пляске, и всем казалось, что это не тени пляшут, а торжествуют злые духи леса и болота... Люди всё сидели и думали. Но ничто - ни работа, ни женщины не изнуряют тела и души людей так, как изнуряют тоскливые думы. И ослабли люди от  дум...  Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины плачем над трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, - и трусливые слова стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом все громче и громче ...
Уже хотели идти к врагу и принести ему в дар волю свою, и никто уже, испуганный смертью, не боялся рабской жизни... Но тут явился Данко и спас всех один". 
Старуха, очевидно, часто рассказывала о горящем сердце Данко. Она говорила певуче, и голос ее, скрипучий и глухой, ясно рисовал предо мной шум леса,  среди которого умирали от ядовитого дыхания болота несчастные, загнанные люди... "Данко - один из тех людей, молодой красавец. Красивые - всегда смелы. И вот он говорит им, своим товарищам:

[Аля]

- Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец - все на свете имеет конец! Идемте! Ну! Гей!..
     Посмотрели на него и увидали, что он лучший из всех, потому что в очах его светилось много силы и живого огня.
     - Веди ты нас! - сказали они.
     Тогда он повел..."    
Старуха помолчала и посмотрела в степь, где все густела тьма. Искорки горящего сердца Данко вспыхивали где-то далеко и  казались голубыми воздушными цветами, расцветая только на миг.
     "Повел их Данко. Дружно все пошли за ним - верили в него. Трудный  путь это был! Темно было, и на каждом шагу болото разевало свою жадную гнилую пасть, глотая людей, и деревья заступали дорогу могучей стеной. Переплелись их ветки между собой; как змеи, протянулись всюду корни, и каждый шаг много
стоил пота и крови тем людям. Долго шли они... Все гуще становился лес, все меньше было сил! И вот стали роптать на  Данко, говоря, что напрасно он, молодой и неопытный, повел их куда-то. А он шел впереди их и был бодр и ясен.
     Но однажды гроза грянула над лесом, зашептали деревья глухо, грозно. И стало тогда в лесу так темно, точно в нем собрались сразу все ночи, сколько их было на свете с той поры, как он родился. Шли маленькие люди между больших деревьев и в грозном шуме молний, шли они, и, качаясь, великаны-деревья скрипели и гудели сердитые песни, а молнии, летая над вершинами леса, освещали его на минутку синим, холодным огнем и исчезали так же быстро, как являлись, пугая людей. И деревья, освещенные холодным огнем молний, казались живыми, простирающими вокруг людей, уходивших из плена тьмы, корявые, длинные руки, сплетая их в густую сеть, пытаясь остановить людей. А из тьмы ветвей смотрело на идущих что-то страшное, темное и холодное. Это был трудный путь, и люди, утомленные им, пали  духом. Но им стыдно было сознаться в бессилии, и вот они в злобе и гневе обрушились на Данко, человека, который шел впереди их. И стали они упрекать его в неумении управлять ими, - вот как!
     Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и злые, стали судить Данко.
     - Ты, - сказали они, - ничтожный и вредный человек для нас! Ты повел нас и утомил, и за это ты погибнешь!
     - Вы сказали: "Веди!" - и я повел! - крикнул  Данко, становясь против них грудью. - Во мне есть мужество вести, вот потому я повел вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!
     Но эти слова разъярили их еще более.
     - Ты умрешь! Ты умрешь! - ревели они. А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии разрывали тьму в клочья. Данко смотрел на тех, ради которых
он понес труд, и видел, что они - как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них.
Тогда и в его сердце вскипело негодование, но от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, без него они погибнут. И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня... А они, увидав это, подумали, что он рассвирепел, отчего так ярко и разгорелись очи, и они насторожились, как волки, ожидая, что он будет бороться с ними, и стали плотнее окружать его, чтобы легче им было схватить и убить Данко. А он уже понял их думу, оттого еще ярче загорелось в нем сердце, ибо эта их дума родила в нем тоску.
     А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь...
     - Что сделаю я для людей?! - сильнее грома крикнул Данко.
     И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.
     Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.
     - Идем! - крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям.
     Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивленно качая вершинами, но его шум был заглушен топотом бегущих людей. Все бежали
быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца.
    

[Аля]

быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца.
     И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был впереди, и сердце его все пылало, пылало!
     И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была - там, сзади  них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река... Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струьй из разорванной груди Данко.
     Кинул взор вперед себя на ширь степи гордый смельчак Данко, - кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и - умер.
     Люди же, радостные и полные надежд, не заметили смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой... И вот оно, рассыпавшись в искры, угасло..."   
     - Вот откуда они, голубые искры степи, что являются перед грозой!
     Теперь, когда старуха кончила свою красивую сказку, в степи стало страшно тихо, точно и она была поражена силой смельчака Данко, который сжег для людей свое сердце и умер, не прося у них ничего в награду себе. Старуха дремала. Я смотрел на нее и  думал: "Сколько еще сказок и воспоминаний осталось в ее памяти?" И думал о великом горящем сердце Данко и о человеческой фантазии, создавшей столько красивых и сильных легенд.



М.Горький

[Аля]

21 июня 1910 года родился Александр Трифонович Твардовский (ум. 1971), советский поэт и общественный деятель.
Твардовский создал ряд произведений, принесших ему подлинную славу и народную любовь. Прежде всего это поэма «Василий Теркин (Книга про бойца)», рассказывающая о жизни простого солдата, написанная ярким языком. Она стала воистину воплощением русского характера, а герой поэмы, Василий Теркин — настоящим народным героем.
Александр Трифонович Твардовский родился в Смоленской области, на хуторе Загорье. Его отец был сельским кузнецом, человеком грамотным и весьма начитанным. В 15 лет, во время учебы в сельской школе, вышли в свет его первые стихи. В начале 1930-х годов он пишет стихотворения «Снег стает, отойдет земля», «Братья», «Лес осенью», а также поэму «Страна Муравия».
После школы Александр учится в Смоленском педагогическом институте. На этом его образование не заканчивается — в 1939 году он поступает в Институт философии, литературы и истории в Москве.
Твардовский пишет о тяготах деревенской жизни после революции, проблемах коллективизации, занимается переводами белорусских, армянских, украинских поэтов. В 1939 году поэт становится военным корреспондентом, в 1940 году вступает в ряды КПСС.
Подлинную славу Александру Твардовскому приносят произведения, созданные в годы Великой Отечественной войны, прежде всего поэма «Василий Теркин», ее герой обретает поистине народную любовь. Ужасы войны, ее жестокость и бессмысленность описаны в поэме «Дом у дороги», в стихотворениях «Две строчки», «Я убит подо Ржевом».
С 1950 года Твардовский является редактором журнала «Новый мир» и занимает этот пост почти до самой своей смерти.
В 1960-е годы из-под пера поэта выходят такие замечательные поэмы, как «За далью даль», «По праву памяти», а также множество прекрасных лирических стихотворений, наполненных любовью к родной земле, которая не покидала Александра Трифоновича до последних дней его жизни.
Умер Александр Трифонович Твардовский 18 декабря 1971 года в поселке Красная Пахра Московской области.
Источник: http://www.calend.ru/person/3087/