Как и обещала, буду писать по сюжету. Ровеньки. Интернат для людей с психическими заболеваниями. Привезли гуманитарку…Вы бы видели, как радовались мальчишки. Сами разгружали машину. Пока шла разгрузка, со мной завел разговор удивительно сообразительный для сего заведения пацанчик лет 18. Спрашиваю: «Кормят плохо?» Отвечает: «Да, совсем плохо, Стали часто умирать». И тут же высказывает поразительные мысли: «Ну ничего, мы потерпим. Лишь бы республика стояла. И главное – чтобы Новороссия не повторила ошибок Украины. А в Украину обратно мы не хотим».
Дебальцево. Холодный злой ветер. Все разгромлено в хлам, разбитые блокпосты, сожженная техника. Кажется, ты на Второй Мировой войне. Или в Чечне. Разум просто отказывается верить в увиденное. Дома…Невероятно, несколько штук осталось. Металлический забор, весь изрешеченный…Дедушка, 70 лет. На улице холод собачий, а он в брюках и пиджаке. Да у него, наверное, и не осталось больше ничего. Ни дома, ни летней кухни, ни веранды. Представьте картину: приехал КАМАЗ и просто выгрузил строительный мусор. Вот и все «богатство» дедушки. Дедушке нужно выговориться: он и водит, и водит меня по руинам. Я щелкаю и щелкаю, кадр за кадром. Рассказывает – как происходил весь этот ад. Возле обломков кирпича ледяной ветер треплет клочки черно-белой шерсти. Дедушка рассказывает: «И собачку мою убило». Дальше еще какие-то разноцветные клочки. «И двух кошечек убило». Это снимать у меня уже не было сил. Машина ждет, надо идти. Я иду к воротам, к тому, что раньше было воротами; дедушка семенит рядом. Натруженными, трясущимися руками берет меня за рукав куртки: «Вы же не оставите нас? Мы же совсем пропадем здесь!» Слезы уже заливают щеки, стараюсь отвернуть лицо, чтобы дедушка не увидел, что я плачу. Что мне ему было ответить? Сказать, что «русские своих не бросают»? Или повторить слова наших демагогов-депутатов: «Новороссию не отдадим»? Или повторить слова Путина о «единой и неделимой Украине»? Что бы вы сказали на моем месте? Обняла дедушку, попросила беречь себя и пошла к машине, уже откровенно плача. На обратном пути опять проезжаем через поле боя. Возле разбитого украинского блокпоста, на исстрадавшейся донбасской земле валяется рисунок от милой девочки из Звенигородки, шестиклассницы – большенькая уже, с пожеланием вернуться защитникам живыми и невредимыми. Интересно, она любит кошек, собак? А людей? Война расколола Украину, эти люди никогда не будут вместе, они слишком разные. Слишком. Простит ли дедушка, который ночует из милости у соседей, «доблестных защитников великой Украины»? На центральной аллее Дебальцева выдают какую-то жалкую гуманитарку, даже не поняла – от кого. Играет маленький оркестр. Попросила зайти вовнутрь, пощелкать – разрешили без вопросов. Вообще я заметила, что пока еще на Донбассе «я из России» действует волшебным образом. Люди охотно разговаривают, без проблем разрешают фотографировать (конечно, не военные объекты). На улице подходит мужчина, советует: «Посмотрите вон там, чуть дальше. Укропы у памятника Ленину отстрелили голову и нарисовали жовто-блакитные трусы». Эдакий типично украинский юмор. Лучше бы себе мозги нарисовали.
Еще в разговоре с людьми узнала интересную вещь, какие, оказывается, у нас сердобольные крымчане. Взвалившись нам на плечи, они комплексов не испытывают, а вот в частных пансионатах матерей, которые отправили детей подальше от войны, уже предупредили: скоро курортный сезон, нам надо деньги зарабатывать. И пусть кто-то скажет мне, что это неправда. Об это мне рассказали совершенно разные женщины в совершенно разных городах Донбасса. Что ж, опять слава «Великой России»! Защитила, приголубила, накормила до отвала кровью, горем, болью и войной.