Тем не менее, раскол между анархо-коммунизмом и анархистским синдикализмом невозможно объяснить только различием в социальном положении бедных крестьян и промышленных рабочих. Во-первых, существовала миграция между деревнями и городами, новые рабочие приходили на фабрике в периоды экономического подъема и регулярно возвращались назад при неизбежных спадах. Во-вторых, даже в глазах рабочих, постоянно обитавших в городах, анархо-коммунизм воспринимался как более кардинальный разрыв со структурами и ценностями капитализма, чем анархистский синдикализм.
Многие из этих рабочих считали убедительным аргумент Хатты, который утверждал, что раз синдикализм основан на базе профсоюзной организации, выросшей на капиталистических рабочих местах, он воспроизводит в своих социальных отношениях централизацию, иерархию и власть, существующие при капитализме. По мнению Хатты, синдикализм, принимая форму организации, которая отражает капиталистическую индустрию, увековечивает разделение труда. Он предсказывал, что даже если хозяева будут устранены, шахты перейдут под контроль шахтеров, домны - сталелитейщиков и т.д., сохранятся противоречия между различными отраслями экономики и различными группами рабочих. Даже если признать, что анархистский синдикализм идеологически предусматривает ликвидацию государства, в нем, полагал Хатта, сохраняется тенденция к некоей форме арбитража или органа координации, который разрешал бы конфликты между различными секторами экономики и теми, кто в них занят. Существует опасность, что это не только породит новое государство, но и приведет к возникновению через этот координирующий орган нового правящего класса. Как отмечал Хатта, "в обществе, основанном на разделении труда, те, кто участвуют в жизненно важном производстве (составляя базу производства), будут иметь больше власти над механизмом координации, чем те, кто участвуют в других видах производства. Поэтому будет существовать реальная опасность возникновения классов".
Хатта и Иваса резко критиковали анархистский синдикализм за намерение осуществить революцию посредством классовой борьбы. Прежде всего, они отмечали, что социальные отношения, существующие между миллионами батраков-крестьян и помещиками, у которых они арендуют землю, ближе к феодализму, чем к капитализму. Поэтому японское общество невозможно свести к схеме классовой структуры, состоящей из противостоящих рабочих и капиталистов, как это пытаются сделать анархистские синдикалисты (и по той же причине компартия Японии). Во-вторых, что еще важнее, победа в классовой борьбе в лучшем случае изменяет существующий классовый порядок, но не создает бесклассовых условий, которые предусматриваются анархизмом. Иваса описывал это с помощью аналогии, ставшей знаменитой среди японских анархистов: когда главарь банды (капиталист) изгоняется и заменяется одним или несколькими из своих приближенных (обычным рабочим движением), порядок присвоения (классовая структура), можно сказать, изменяется, но сохраняется эксплуататорская природа общества (представленная в аналогии Ивасы продолжением грабительских действий банды). По этим причинам Хатта пришел к следующему выводу: "Если мы поймем,... что классовая борьба и революция - это разные вещи, то мы вынуждены будем сказать, что было бы большой ошибкой заявлять, как это делают синдикалисты, что революция произойдет с помощью классовой борьбы. Даже если с помощью классовой борьбы произойдет изменение общества, это не будет означать, что произошла настоящая революция".