Повторял он его десятки раз в день по поводу и без всякого повода. Все его поведение сильно отличалось от поведения других.
В палате лежал еще один мужик из села, который подхватил туберкулез прямотаки по дурочке. Сам он работал каменщиком, и решили они с другом где-то уже в начале декабря бреднем рыбу половить. Ловили часа два и страшно замерзли. Потом, конечно, выпили хорошенько, но и это не помогло. Кончилось все воспалением легких, затем плеврит и в итоге туберкулез.
Фёдор же никак не мог понять, откуда у него туберкулез, да еще в животе. Ведь был здоровым сильным парнем, ничем особенно не болел и вдруг на тебе. Разве что осложнение после тифа, но какое отношение имеет туберкулез к тифу. Уже, будучи взрослым и опытным человеком и имея большой опыт взаимодействия с врачами, зная их нравы и специфику работы, Фёдор понял, что умышленно или неумышленно они в то время совершили грубую ошибку, которая чуть не стоила ему и будущего, и карьеры и его любимой девушки. Но в то время он был обычным сельским парнем, который, как и миллионы ему подобных, спотыкаясь и ошибаясь, пробивался сквозь запутанные и неизведанные дебри самостоятельной жизни.
Но как ни тяжело было вживаться в новую роль чяхоточного, не был приучен Фёдор падать духом или впадать в отчаяние. Самое ужасное для него заключалось в том, что, попав в такую ситуацию, он теряет Галину, потому как понимал, что никогда себе не позволит продолжать контакты с ней, прежде всего потому, что в неё же будут тыкать пальцем и говорить, что связалась с чяхоточным.
Пролежал он в клинике почти полтора месяца и все это время его усиленно лечили, но активность туберкулиновой пробы не снижалась. Моральное состояние Фёдора было ужасным, он все время думал о Галине и с каждым днем все больше понимал, как он ее любит. Но выхода не было. В конце концов он принял решение просто больше не встречаться с ней. Но такое решение еще больше усугубило его положение. Полнейшая апатия ко всему, что происходило вокруг давила на Фёдора все сильнее и сильнее. Он говорил себе, уговаривал себя, ругал себя - но чувство апатии нарастало.
Выписавшись из больницы, он вообще практически перестал ходить на лекции. Единственной отдушеной было или когда он напивался, или когда встречался с Виктором. Тот, понимая что дела плохи, всячески старался его утешить, и Фёдор чувствовал, что Виктор искренне ему сочувствует. Единственно с чем Виктор не был согласен, так это с тем, что Фёдор порвал с Г алиной.
— В какое ты ее положение ставишь? Она, что не человек? Если
любит, поймет, ведь ты же ни в чем не виноват.
— Я понимаю, что не виноват, но кто давал мне право испортить ей
жизнь? Ведь ты же знаешь, что в селе означает слово туберкулез.
— Конечно, знаю, но не на сельских же предрассудках жизнь построена?
— Виктор, не трави душу, ты же меня знаешь, нет выхода.
Часто, когда Виктор приходил к нему, Фёдор говорил:
— Пойдем посидим под фикусом.
В Липцы Фёдор ездить практически перестал.
Приближалась зимняя сессия, и он понимал, что ее полностью провалит. Нужно было что-то решать.
Можно было взять академотпуск по болезни, но это означало ехать на всю зиму в Липцы, а там была Галина. Что он ей скажет, если придется встретиться, как он ей в глаза посмотрит, как объяснит все случившееся. Фёдору снились кошмары, по ночам он бредил, вскакивал, что-то кричал.
— Федюща, ты не заболел, как-то спросила Мария Яковлевна.
— Ох, Мария Яковлевна, и не спрашивайте, — только и ответил Фёдор.
Но академотпуск взять все же пришлось.