Что же касается миллионов невиновных в неволе, роящихся в голове блестящего мыслителя по правам человека, то Никифоров отвечает ему так: «За восемь лет заключения я невиновных не встречал. При знакомстве все говорят, и я говорил, что посажены ни за что. А познакомишься поближе, узнаёшь: или служил в немецкой армии, или учился в немецкой школе разведки, или был дезертиром». Ну, невиновные, конечно, были, как есть они у нас и сейчас, как есть и во всех тюрьмах и лагерях мира, но вот человек за такой срок не встречал их. Разве это не говорит по-своему о том, сколько их сидело?
Материал для размышления об этом дал живший в Смоленской области Э.Г. Репин. Он напоминает, что разные кликуши демократии называют разные цифры жертв политических репрессий: Яковлев – 30 миллионов, Солженицын – 60 млн., Хакадама – 90, Новодворская – 100, теперь вот и Лукин – «миллионы и миллионы на одного виновного». А на днях вылез еще Иваненко - 32 миллиона. Это нечто новое. До него врали уж больно кругло, с нулем на конце, а этот будто бы высчитал с точностью до единицы. Уже один этот разнобой в десятки миллионов свидетельствует о том, что перед нами орава лжецов. Но тов. Репин человек вежливый, он пишет: «В конце 90-х годов А.Н.Яковлев, долгие годы возглавлявший Комиссию по реабилитации, отвечая на вопрос дотошного корреспондента о количестве реабилитированных жертв политических репрессий, выдавил цифру: около 1,5 млн. человек.
Но тогда встаёт колоссальный вопрос о судьбе остальных жертв:-
по Яковлеву 30 – 1,5 = 28,5 млн.,
по Солженицыну 60 – 1,5 = 58,5 млн.,
по Хакамаде 90 – 1,5 = 88,5 млн.,
по Новодворской 100 – 1,5 = 98,5 млн. человек.
Ответов может быть только два:
1. Или десятки миллионов осуждены за контрреволюционные антигосударственные преступления правильно и реабилитации не подлежат;
2. Или цифры жертв являются плодом полоумной фантазии и бешеной ненависти к нашему прошлому названных лиц».
Но первый ответ ни одна кликуша демократии за двадцать лет своего камлания ничем подтвердить не смогла. Увы, приходится признать единственно верным ответ второй.
Впрочем, нет, особенно бесстыжие находят доводы. Солженицын, например: «Намеченный к аресту по случайным обстоятельствам, вроде доноса соседа, человек легко заменялся другим соседом». И вот, мол, конкретный факт: «В 1937 году в приёмную Новочеркасского НКВД пришла женщина спросить: как быть с некормленым грудным ребенком арестованной соседки. А её взяли и отвели в камеру: надо было срочно заполнить число, но арестованных не хватало, а эта уже была здесь».
Никифоров едва не хохочет: «И я должен верить этому анекдоту!». Но представьте себе, и женщина-легенда, и блестящий дипломат, и кумир поколений верят же – с ходу! Да почитали бы хоть самого Солженицына. Он стольких друзей устно и письменно оклеветал, а их даже не подвергли допросу!
В прессе сообщалось, что 2 ноября 2000 года президент Путин беседовал с Яковлевым о политических репрессиях в годы Советской власти и о причине крайне медленных темпов реабилитации: действительно, сколько лет прошло, а из 30-100 миллионов только полтора! Яковлев тогда сказал, что принято решение создать новую Межведомственную комиссию, которая должна будет разобраться. Но вот идёт уже шестой год, а никаких вестей. Как видно, сказать нечего. Да тут еще и главному специалисту Яковлеву удалось улизнуть от ответственности. Возможно, удастся улизнуть и Солженицыну. Но уж остальные-то, включая Лукина, пусть не надеются.
А в 1952 году, когда Солженицын заканчивал срок, Симоняна пригласил следователь и предложил ему прочитать увесистую тетрадочку, исписанную тоже хорошо знакомым ему почерком школьного друга. 52 станицы – это так похоже на Громоздилу с его словесным недержанием!
«Силы небесные! – воскликнул Симонян, изучив, сей фолиантик. – Здесь описывалась история моей семьи, нашей дружбы в школе и позднее. При этом на каждой странице доказывалось, что якобы с детства я был настроен антисоветски, духовно и политически разлагая своих друзей и особенно его, Саню Солженицына, подстрекал к антисоветской деятельности».
(В.С. БУШИН « ДОКОЛЕ КОРШУНУ КРУЖИТЬ?» Отрывки)