Таинственное облако
Скиния собраний вдруг покрылась облаком. Не “столб облачный” стоял “у входа в скинию”, как в случае с Аароном и Мариам (Числа, 12:5), но облако целиком покрыло скинию. Что это было за облако, мы не знаем и не узнаем никогда. При его появлении Моисею и Аарону было приказано Господом “отсторониться от общества сего”, ибо народ должен был погибнуть “во мгновение” (Числа, 16:45). Аарона, который помнил, как сестра его “покрылась проказою как снегом” в результате соприкосновения со столбом облачным, не надо было долго упрашивать. “Они упали на лица свои”. И, действительно, “вышел гнев от Синьоры и началось поражение народа”. Люди стали умирать толпами в то время, как Моисей и Аарон лежали ничком на безопасном расстоянии.
Картина эта была, видимо, настолько ужасной, что Моисей не стал дожидаться повторной команды Синьоры, а взял управление ситуацией на себя. Он понял, что промедление может привести к полному истреблению племени и исчезновению субъектов его правления. Он повелел Аарону взять кадильницу и положить в неё огня с жертвенника и всыпать курения и нести скорее к обществу и заступить их.
И Аарон … побежал!!!
Надо вспомнить, что Аарон в описываемое время был уже глубоким стариком. Ему было лет около 120. По библейским меркам это может показаться немного, но ещё далёкий предок его, Авраам, был крайне удивлён и не поверил Богу, что может стать отцом, будучи всего лишь в столетнем возрасте. Аарон находился в тех счастливых годах, когда можно было делать только внуков и правнуков. Он был ещё вполне самостоятельный, но весьма пожилой мужчина. Мы можем представить его в виде седобородого старца, верховного священнослужителя, которому окружающие оказывали знаки почёта и приносили дары. Он был облачён в одежду, к которой приделывались золотые позвонки, чтобы люди могли слышать о его приближении и успевали отдавать поклоны. Ни по возрасту, ни по положению бегать ему не полагалось. Попробуйте вообразить бегущего во всю прыть главу католической церкви или Патриарха Московского, да ещё с кадилом в руках. Для этого должны бы случиться неординарные, исключительные события.
Но Аарон побежал.
Никогда до этого он не бегал. Теперь же, бедный и униженный, Аарон, перед чьими глазами стояли его собственные обожжённые мальчики, Аарон, чья гортань до сих пор ощущала вкус пищи, принятой на их поминках во славу Господню, Аарон, который не мог забыть массового умерщвления трёх тысяч своих соплеменников, Аарон не ждал повторения приказания. Он схватил кадильницу и “и побежал в среду общества. ... И он положил курение и заступил народ. Стал он между мёртвыми и живыми и поражение прекратилось”.
Мы можем вообразить эту картину. Пустынная песчаная местность, густо заставленная шатрами переселенцев. Пекущее солнце, блеющие овцы, жужжание мух и оводов. Вытоптанная площадь перед скинией. Глава племени и его приспешники, лежащие ничком вдали от разгневанного народа. Облако, возникшее над скинией собраний и движущееся к толпе. “Поражение” в народе, крики, стоны и проклятия людей, корчащихся, задыхающихся в облачных парах и собственной блевотине. И древний старец, с развевающейся бородой и дымящейся кадильницей в руках, несущийся на подламывающихся ногах, чтобы успеть “заступить”, спасти хотя бы часть соплеменников от мучительной гибели. “И он положил курения … между живыми и мёртвыми … и заступил народ”.
“И умерло от поражения четырнадцать тысяч семьсот человек”.
После этого “возвратился Аарон к Моисею”, который, как и подобает полководцу, наблюдал за событиями с безопасного места.
Если Корей и его присные были теми самыми сынами Левииными, которые по приказу Моисея поразили мечами всех, кого встречали на пути своём после событий с золотым тельцом, то к ним у нас жалости ровно столько, сколько её заслуживают Робеспьер со товарищи и красные чекисты, попавшие, в свою очередь, под сталинский каток революции. Но четырнадцать с лишним тысяч людей поплатились лишь за то, что, сказали правду. Они отказались “произносить ложное свидетельство”, повинуясь Божьей заповеди, принесённой с горы Синайской Моисеем.
(Продолжение следует)
