Теперь я понял кого мне напоминает Сруль. Сруль, он же Рулев Александр Альбертович, он же Гарфункель, он же Дзен По, он же Кажепежегельмесов, имеющий партийные и агентурные клички "жопошник", "чирей", "гетверан". Возможны другие любые имена, фамилии и псевдонимы.
Рулев, как уже многие догадались - это его партийная погремуха.
Итак, почитаем внимательно отрывки из одного произведения:
Первый отрывок
"Так или иначе, но с тех пор потерялся след Остапов на улицах Ростова. И ничего о нем приемные родители больше не слышали. Остап опять стал сиротой.
Через несколько лет след Остапа нашелся на улицах Ленинграда. Он учился в литературном институте и, как бедный студент, немножко прирабатывал себе на жизнь спекуляцией. Но товар у него был такой хитроумный, что до этого не всякий додумается. Остап торговал своим задом. Вернее, и задом и передом, так как этот хитрый товар продавался с обоих концов. Нужно только знать, к кому с какого конца подойти.
Одновременно Остап был сексотом и осведомителем НКВД, где очень интересовались его клиентурой. Потом подошла Великая Чистка. Некоторые жители Ленинграда и посейчас помнят, как после убийства Кирова в Ленинграде за одну ночь почему то переарестовали всех педерастов. Некоторую роль в этой акции играл и Остап. Сначала с помощью Остапа подмели всю его клиентуру. А потом и самого Остапа отправили по тому же адресу – в Сибирь. И замело след Остапов сибирскими снегами!"
Второй отрывок
"Если некоторые люди боятся своей собственной тени, то Остап почему то боялся своего имени. Если его окликали сзади, он испуганно вздрагивал."
Третий отрывок
"Сослуживцам Остап говорил, что в тюремные университеты он попал случайно – за политический анекдот, которого он даже и не рассказывал. Жуликам он говорил, что сидел за жульничество, а пьяницам божился, что он в пьяном виде заснул на улице, а проснулся за решеткой.
Евреям, которых на радио «Свобода» было довольно много, Остап говорил, что у него еврейская мама или в зависимости от обстоятельств еврейская бабушка, и при этом ссылался на свой обрез. А русским Остап говорил, что он русский. Благодаря всему этому у Остапа была масса знакомых, и со всеми он был в хороших отношениях."
Четвертый отрывок
Женился Остап на пожилой вдове, значительно старше его самого, и с тремя детьми от трех предшествующих мужей.
– Жениться на вдове – это самое умное, – объяснял он. – Вдовушка уже кумекает, как кашу варить. Чтоб и дешево, и сердито. И детки готовые – хлопот меньше.
Так Остап заварил себе кашу по своему вкусу. Прежде всего готовые детки не признавали нового папу.
...
Чтобы каша была погуще, иногда в доме появлялась еще и теща Варвара Цезаревна Тыркова. С Остапом она принципиально не разговаривала и делала вид, что для нее он вообще не существует. В случае крайней необходимости она обращалась к своей дочери:
– Дина, скажи этому… твоему… Оглоеду…
– Ничего, – говорил Остап, – просто у нее мания величия – и она никого, кроме себя, не видит. Она из семьи знаменитых революционеров террористов Тырковых. Вот она и дома ведет себя как террористка.
В доме было пять кошек. Но даже и они бойкотировали бедного Остапа. При виде его кошки шипели и, задрав хвосты, прыгали в окошки. А теща террористка бурчала:
– Дина, скажи этому Оглоеду, что наши кошки нервные. И пусть он не нервирует наших кошек.
Хотя Остап честно содержал всю эту веселую ораву, но кормили его в последнюю очередь, даже после кошек. Потом он мыл всю посуду, включая и кошачьи блюдечки.