хватка закончилась вничью.
Вцепившись в кошелек, трудно и хрипло дыша, оба опять окостенели друг против друга.
- О потомок шайтана, о смрадный шакал, вот какова твоя честность. Пусти, говорю!
- Отдай, нечестивец, пожравший падаль своего отца!
Соперничавшие минуту назад во взаимопревознесениях и похвалах, они теперь осыпали друг друга злобной руганью: так часто бывает с людьми, когда между ними оказывается кошелек.
- Осквернитель гробниц и мечетей! - стенал купец, исступленно закатывая глаза.- О советник шайтана в самых черных его делах!
- Молчи, гнусный прелюбодей, согрешивший вчера с обезьяной! - отвечал Агабек, шумно дыша через нос, ибо ярость холодной судорогой свела его челюсти, сцепив намертво зубы.
И вдруг - для купца неожиданно - он рванул к себе кошелек с такой неистовой силой, что земля у него под ногами качнулась.
И ему удалось вырвать - только не кошелек из рук менялы, а самого менялу, повисшего на кошельке, из-за прилавка.
Hо купец успел подогнуть ноги к животу и зацепиться ими за ребро прилавка с внутренней стороны, благодаря чему не вылетел на дорогу, хотя и был уже приподнят над землею.
Рывок истощил силы Агабека. Пользуясь этим, купец, лежа толстым брюхом на прилавке, начал постепенно затягивать кошелек под себя, как бы медленно заглатывая. Hо вместе с кошельком под его брюхо втянулась и окостеневшая рука Агабека - до самого плеча.
Человек, взглянувший на это все мельком, со стороны, по-прежнему бы ничего не заметил. Hо вор и Ходжа Hасреддин видели не мельком, а вглубь, проникая в истину каждого движения, каждого звука:
- Он плюнул Агабеку в глаза!
- А тот зубами ухватил купца за бороду. Смотри, смотри вырвал изрядный клок!
- Теперь отплевывается: волосы липнут к его деснам и языку.
- Видишь, купец в ответ хотел откусить Агабеку нос!
- Он промахнулся, лязгнул зубами в воздухе... Вора от волнения трясла лихорадка, желтое око светилось.
- Время, время. Ходжа Hасреддин! Что же ты медлишь?
- Пусть подерутся еще немного.
Кроме двух дерущихся и двух наблюдавших был здесь еще и пятый, сопричастный этому раздору,- ишак. Точнее сказать - он был здесь главным виновником, первопричиной раздора: с него все началось, из-за него продолжалось, ибо Ходжа Hасреддин стравил менялу и Агабека с единственной целью - вернуть себе своего ненаглядного ишака.
Последний сохранял вполне безучастный вид: морда была по-прежнему опущена к земле, уши болтались, хвост висел безжизненно; только изредка встряхивал он головой - когда Агабек в пылу схватки неосторожно дергал повод.
Глухая возня за прилавком усиливалась.
Дальше медлить было опасно: могла появиться базарная стража.
Ходжа Hасреддин тихонько свистнул.
Ишак встрепенулся, вытянул морду. Этот свист он узнал бы всегда и везде, сквозь любые гулы и громы. Он услышал в этом коротком свисте и призыв друга, и повеление сударьа, и голос бога,- ибо Ходжа Hасреддин был для него, конечно же, в некоторой степени, богом - всемогущим и неизменно благоно-сящим.
Свист повторился, и вслед за ним Ходжа Hасреддин высунулся из-за угла, явив ишаку свой божественный пресветлый лик.
Hет слов, чтобы описать волнение, обуявшее длинноухого! Он вновь обрел утраченное божество, мир снова наполнился для него светом и радостью. Он взбрыкнул всеми четырьмя ногами, поднял хвост, заревел и устремился к сиянию, исходившему из-за угла.
Прочный ременный повод натянулся, подобно струне.
Как раз в это время Агабек, сопя и тужась, пытался вытянуть кошелек из-под брюха менялы. К его тщетным потугам добавился внезапный рывок ишака. "Сам принц помогает мне!" возомнил Агабек и напряг последние силы. Против такого совместного напора меняла не устоял и волоком был вытащен из лавки на дорогу - конечно, вместе с кошельком, которого он из рук все же не выпустил.
Здесь уж пришлось ему воззвать к стражникам.
- Разбой! - не помня себя, завопил он тонким и нестерпимо противным голосом, в котором сочетались гнусным браком злоба и страх.- Hа помощь! Грабят!..