…Вполне определённый вопрос: когда физики Объекта осознали факт, что их американские коллеги сделали бомбу масштаба мегатонн? Для американских ветеранов и историков выглядит совершенно невероятным, что в СССР этого не знали ещё за полтора года до того – ведь уже в испытании осенью 1952 года «Майка» был достигнут 10 мегатонный масштаб: неужели этого не узнала советская разведка, с её десятками агентов (не меньше троих только в одном Лос Аламосе)?! В данном случае архивные документы, выявленные Гончаровым, убедительно показали, что действительно, масштаб Майка остался секретом по причине ли успехов американской контрразведки или неудач советской разведки. А для весны 1954 года мало того, что не нашлось убедительных документальных свидетельств, не осталось, похоже, и личных свидетельств в пользу важной роли испытания Браво. Не сослался и Гончаров на свои личные воспоминания, хотя участвовал в тогдашних событиях. Не осталось это в памяти и других пяти очевидцев-ветеранов, которых я интервьюировал (Адамский В.Б., Дмитриев Н.А., Ритус В.И., Романов Ю.А., Феоктистов Л.П.). И, наконец, об этом важном, по мнению Гончарова, и совершенно не секретном событии не сказано в прямом свидетельстве Сахарова о рождении Третьей идеи, к которому пора обратиться:
«По-видимому, к “третьей идее” одновременно пришли несколько сотрудников наших теоретических отделов. Одним из них был и я. Мне кажется, что я уже на ранней стадии понимал основные физические и математические аспекты “третьей идеи”. В силу этого, а также благодаря моему ранее приобретённому авторитету, моя роль в принятии и осуществлении “третьей идеи”, возможно, была одной из решающих. Но также, несомненно, очень велика была роль Зельдовича, Трутнева и некоторых других, и, быть может, они понимали и предугадывали перспективы и трудности “третьей идеи” не меньше, чем я».
Озадачивает здесь странная комбинация неопределённости – как это столь яркая идея могла прийти одновременно к нескольким людям? – и ощутимого стремления к некой приоритетной определённости, включая претензию на собственную решающую роль. Читателю было бы проще, если бы Сахаров ограничился чем-то одним: либо полная коллективность, либо своя главная роль. На мой взгляд, это означает, что Сахаров стремился не к читательской простоте, а к честному изложению своего представления об исторической реальности без того, чтобы говорить о каких либо технических – секретных – деталях. Это его представление, похоже, не изменилось с 1954 года, когда он в отчёте написал, что "определяющий вклад в создание новой конструкции заряда внесли А.Д.Сахаров, Я.Б.Зельдович, Ю.А.Трутнев", – в нарушение алфавитного порядка…
Предполагая, что Сахаров знал о разведматериале Фукса и лукавил, чтобы скрыть своё знание, Гончаров делает экстраполяцию, исходя, вероятно, из своего здравого смысла и жизненного опыта, накопленного за полвека жизни на Объекте, включая полтора десятилетия работы в группе Сахарова (конец цитаты).