евреи, евреи, кругом одни евреи...............

[бур]

http://duel.ru/200105/?05_4_1

                 ВАДИМ ТОМАШПОЛЬСКИЙ

СТАТЬЯ ИЗ ГАЗЕТЫ "ДУЭЛЬ"

[бур]

Вадим ТОМАШПОЛЬСКИЙ

ИЗРАИЛЬ, ИЛИ... ЕВРЕИ, ЕВРЕИ, КРУГОМ ОДНИ ЕВРЕИ

От редактора. Мне дали почитать книгу Вадима Томашпольского «Наоборот и другие возмутительные писания». Книга издана бешеным тиражом - 150 экземпляров. Состоит из двух частей, в первой из которых («Бывший и будущий Советский Союз») Томашпольский дал свои статьи и фельетоны о «перестройке» в СССР, а во второй части («Великий и ничтожный Израиль») - статьи и фельетоны об Израиле.

Интересны обе части, но так как мы в общем-то знаем о «перестройке» достаточно, то мне кажется более интересным описание Израиля. Я попробовал скомпоновать, на мой взгляд, наиболее информативные куски текста Томашпольского, чтобы получилась какая-то целостная картина жизни в Израиле.

[бур]

«А почему описание Израиля нужно брать именно у Томашпольского?» - спросите вы. Отвечу нагло: "потому что он мне нравится, а главный редактор в «Дуэли» - я!" А нравится он мне тем, что, во-первых, он советский человек, а во-вторых, он очень компетентный человек. Он не журналист-профессионал, хотя как профессионал превосходит стада журналистов. В СССР он был организатором производства, и хорошим организатором.

Вы меня спросите - как я это узнал? А я ведь сам руководитель, и, прочитав то, что он написал о себе («От автора»), я могу его представить в деле. Причем, речь не об описании им своих заслуг - тут и набрехать недолго. Он хвалит своих подчиненных и гордится ими. А подобные вещи делает только хороший руководитель. У хренового вечно подчиненные во всем виноваты.

И потом, нужно иметь характер, чтобы в СССР критиковать тогдашних уродов, несмотря на исключение из партии и Союза журналистов, но не принять маразм перестройки и дописаться до ситуации, при которой тебя выбрасывают из Латвии латышские фашисты. Принять удары судьбы со смирением, работать в Израиле грузчиком, но не унижаться до лести и похвальбы новой Родине, а с тоской писать об СССР. Крепкий человек!

Он пишет в статье «Сто строк о свободе слова»:

«Вот уже который год мне рассказывают об ужасах советского социализма. Кто рассказывает? Да все они же - процветанцы времен советского социализма.

Кому рассказывают? Ярому антисоветчику, крепко получившему когда-то от ныне покойной власти.

Что рассказывают? Ну, скучно повторять: карточки, очереди, рабство, отсутствие демократии, чудовища-вожди, сами знаете...

Как рассказывают? Плоховатенько, штампованно, ни на миллиметр не приближаясь к вершинам, покоренным Александром Исаевичем Солженицыным. А ведь социальный эксперимент, затеянный в СССР - УДАЛСЯ! «Эти мерзавцы пытались вывести новую породу людей...». Условия кошмарного социализма способствовали не выведению пород - это вздор, но - подставляюсь! - совершенствованию нравственных качеств человека!

[бур]

Раб? Бессмысленная скотина? Тупая забитая тварь? Быдло? СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК, НЫНЕ ПОЧТИ ИЗВЕДЕННЫЙ, БЫЛ ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК, - говорю я, будучи готов принять град проклятий на свою голову.

Советский человек был совестлив. Не подл. Не корыстолюбив. Он был способен на дружбу и самопожертвование. У него была душа. Советский человек, как образ собирательный, жил неважно, серо, но в этой усредненной бедности содержался и залог добродетели, когда за рубль не отдают душу, когда ты чаще всего уверен в товарище, соседе, сослуживце: при случае выручит, по своей инициативе не настучит...

Похоже, что как полная нищета, так и богатство делают человека хуже. Одинаковость быта, общность проблем (у всех суп жидок и почти ни у кого нет жемчуга, который мелок), обеспечивали, вопреки нынешнему хоровому пению, не рабскую покорность, а равенство в прекрасном смысле этого слова. Равенство в нищете? А хоть бы и так. Оно - уж подставляться, так до упора! - гарантировало духовную насыщенность жизни, при которой хорошая книга или душевный разговор в сто раз важнее добычи жемчуга... Я - советский человек.

Социализм советского образца - отвратительная вещь, при которой все живут убого, а власть критиковать запрещено, ОДНАКО ВСЕ ИЗМЫ ДРУГИХ ОБРАЗЦОВ - ЕЩЕ ХУЖЕ (перефразирую я известное изречение о демократии).

И впрямь, - что было запрещено советскому человеку? Только одно - ругать родную партию и любимое правительство. Начальство? Да сколько хочешь! От малого до большого, не трогай лишь самый верх. Понятие «производственная демократия» существовало не только теоретически, нет, оно и реализовывалось достаточно емко, зримо. Зажим критики был чреват.

Проклятущие «райкомы» - опять, как образ собирательный - исправно принимали и самих граждан, и их слезницы. Это действовало. Не везде, не всегда, но действовало - и не в порядке исключения. Крупное ворье ходило по лезвию ножа. На худой конец - одолел тебя начальник - ты переходил на другую сторону дороги и поступал в точно такую же организацию, на тот же невеликий оклад, которого, впрочем, вполне доставало на скромное существование.

Твоя жизнь была СТАБИЛЬНА. А стабильность - фундамент бытия.

ОДНОРАЗОВОГО на этом свете бытия

ТЫ НЕ БОЯЛСЯ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ.

По совести говоря, ТЫ ВООБЩЕ НИЧЕГО И НИКОГО НЕ БОЯЛСЯ. Разве что - КГБ...

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НЕСВОБОДА, - утверждаю я, - НАИБОЛЕЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ из всех видов несвобод. Я бы сказал, что она - ПЕРВИЧНА.

При политической несвободе худо-бедно можно жить и чувствовать себя все-таки человеком.

При НЕСВОБОДЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЫ - РАБ. ТЫ - ЧЕРВЬ».

Приношу извинения тем, кого пугает огромность текста. Я знаю, что это плохо, но зато все сразу. Заголовок и подзаголовки - редакции.

А теперь слово автору. Ю.И. МУХИН

[бур]

От автора

Меня родили в 42-м в городе Сызрани Куйбышевской области: мама, которая за два года до того перебралась с родителями в Союз из Румынии (бежали от нацистов), и папа, советский инженер-нефтяник. Два с половиной года назад отец, профессор, умер а Москве. Полтора года назад ушла мама, учительница английского на пенсии, прожившая с нами в Израиле всего три года - она приехала сюда позже нас.

[бур]

Вместе мать и отец не жили с 48-го...

Я загремел в ГБ в 68-м. Об этом уже сказано выше, и я не хочу повторяться.

Спасло меня то, что после исключения отовсюду я попал в замечательную фирму по имени ВНИИПЭМ, которая занималась совершенствованием электромонтажного производства. Вопреки обыкновению институт не был богадельней (ну, не только богадельней), а то, чем занялась моя команда, - и вовсе оказалось невероятно трудным и интересным делом.

Будучи по образованию инженером-электриком, я сколотил прекрасных ребят, и полтора десятка лет бился вместе с ними за повышение заводской электромонтажной готовности технологического оборудования. В двух словах рассказать об этом невозможно, а длинные объяснения никому не нужны. Главное: это были бесконечные и тяжелейшие командировки во все концы страны, война с машиностроительными предприятиями, адские битвы в столичных коридорах, невероятное упорство при внедрении - и не бумаг.

В середине семидесятых я проводил тайные выборы руководителей групп в своем большущем отделе, а потом оформлял результаты официальным приказом. Тогда же вооружил всех визитными карточками, немалой в ту пору диковиной. Позднее принимал зачеты у своих кадров по знаменитому детективу В. Богомолова «В августе 44-го.», - да, такая вот была у нас работа - во ВНИИ!

Брал на работу любого желающего, но не всякий у нас выживал: плохим людям это не удавалось. Мечтал, к слову, принять изгоя, какого-нибудь типа, чтоб был сразу и еврей, и исключенный, и сидевший «за политику» - посмотрел бы я, как мучается кадровик, не смея мне отказать: результатами нашей работы морально кормилась куча начальства, включая высшее московское, что обеспечивало мне совершенно особый статус и вес - вплоть до того, что иной раз я подписывал бумаги с чужими министрами за своего министра Минмонтажспецстроя СССР.

Но изгоя нам так и не попалось. А дело мы сделали - и эффект принесли огромный, притом, не «расчетный», он же «ожидаемый».

Зачем да почему - это как-нибудь потом, не здесь. И вообще, этот текст дается мне с трудом: хвастаюсь?

Да не так! Я надоел себе. И все это в прошлом: я - как супер-организатор (инженер, кстати, слабый), дипломат, пробивала, играющий тренер. Хотя, и то надо не забыть, что за люди были рядом. Покойные Боря Виноградов и Женя Копылов. Ныне живущие в Самаре Гена Родионов, Володя Медведков, Толя Рябов... И еще пять десятков других. Каждый, переводя на военный язык, стоил батальона.

...В 1986 году меня пригласили в Ригу -создавать филиал нашей всесоюзной фирмы. До этого у меня уже был подобный опыт: разойдясь по собственной вине с первой женой (Люша, это я о тебе, моя хорошая!), оставил ей квартиру и, помыкавшись (прилетаешь этак с какого-нибудь Дальнего Востока, а идти-то некуда...), отправился с аналогичной задачей в замечательный, очень мне полюбившийся город Вологду. Организацию создал, преемника вырастил, квартиру получил, а потом со скрипом сменялся на родную Самару и успел подхватить падающий отдел. И - для полноты картины - привез в Самару вологжанку Олю, которая ныне лучше меня владеет ивритом.

Раз так, то уж и о семье: у нас две девицы, старшая из которых уже отслужила в израильской армии и только что поступила в университет. Правда, я понятия не имею, как она сможет учиться: это стоит огромных денег. А младшая, старшеклассница, тоже официально русская (национальность матери), что здесь очень худо, самая из нас израильтянинская, от манер до языка.

[бур]

...Итак, одиннадцать лет назад я насовсем покинул родной город, направившись в Ригу. Все осталось в Самаре: друзья, с которыми переписываюсь и сейчас, любимая, теперь уже, конечно, умершая, работа.

Ну а что приключилось в Риге - об этом написано в самом начале моей книги. Добавлю: здесь меня восстановили в Союзе журналистов СССР (тогда еще - да, СССР), издали без всяких блатов книгу иронической прозы, которой теперь я стесняюсь: почти вся она про ужасную советскую власть - в нее вошли очень давние работы из стола. И как раз с того времени я завязал с разоблачениями покойной власти.

Меня печатали в республиканских журналах и газетах. Печатали - пока я уделывал умирающего. А вот когда разглядел те же черты в сменщике, пришлось умолкнуть. Про сменщика уже в 89-м году было нельзя.

С тех пор при слове «нация» мне хочется, пардон за плагиат, ухватиться за пистолет.

Израильские проблемы - вынужден признаться - меня не возбудили, не раззадорили. Мое место где-то на обочине, я боюсь быть категоричным, не знаю, кто «более прав», хотя и внимательно слежу (сейчас принято говорить «отслеживаю») за израильскими реалиями.

А мое «национальное самосознание» по-прежнему в глубокой летаргии, и проснуться ему уже явно не суждено.

* * *

[бур]

Ввиду малости моего израильского стажа я не берусь рассуждать на здешние темы. Но одну затрону - хотя бы в силу ее очевидности.

Нормальная дипломатическая практика как нечто совершенно естественное предполагает контакты с правящей партией и оппозицией любой страны. Придут в Англии к власти лейбористы или в Штатах республиканцы - а Израиль с ними уже знаком, контачил, общался. Преемственность отношений гарантирована.

Придет в России к власти оппозиция (придет, будьте уверены! косвенно, в форме на ходу воруемых ельцинским режимом идей и лозунгов - уже приходит! Даже сохранив самозванское имя демократов, в нынешнем кадровом составе - и то придет, а уж ежели в ином составе...) - и что? И выяснится, что вместо мостов бурлят меж Россией и Израилем потоки брани, исторгнутой с этого берега в сторону все тех же якобы «красно-коричневых». И приличные довески пойдут тогда в ход - проклятый «удельный вес» иудеев средь ельцинских подручных (ну что тут скажешь - ведь и впрямь он до неприличия велик!), и евреизация Останкино (как ни крутись, но термин «тельавидение» более чем обоснован). На фоне всего этого уже не смешными, а тошнотворными представляются неимоверные усилия найти антисемитизм и антисемитов везде и всюду, чтобы, обнаружив или делая вид, что обнаружили, радостно гаркнуть: "ах, они нас не любят!".

И хоть бы разочек усомнились - а почему, собственно, нас непременно должны любить?..

Что же касается российской оппозиции - подумаешь, плевать!

Плевать? Ладно. Но ведь тогда на Израиль обрушится чудовищная волна эмигрантов, запуганных не в последнюю очередь израильской же пропагандой. А страна и без того задыхается от беженцев из бывшего и будущего СССР.

Плевать? Ладно. Но тогда не стоит удивляться и гневаться, что бывший и будущий Союз вернется к былой дружбе с милыми соседями Израиля...

Вот тогда и поплюют израильские дальновидны. Только куда? Хорошо бы - в зеркало...

[бур]

Вместо эпиграфа

Анкеты на английском и иврите я заполнил без напряга. С латинским помаялся, но одолел.

Допущен к психотесту, - сурово сказал кадровик.

Коварная методика: в некоторых заданиях едва заметно помечены правильные ответы. Вроде бы - предыдущими соискателями. Коварство же в том, что часть помеченных ответов - верны...

Психотест идет девять часов без перерыва. Помочился только раз - был предупрежден, что учитывается и это, как косвенный показатель трудового усердия. Как тут говорят - мотивации.

Воду спустил экономно, вполнакала. Руки не помыл, чтобы показать свою полную абсорбированность и проникновение в местный менталитет. Наблюдателей в клозете не видел, но ощущал по близкому сопению.

Допущен к интервью и двухдневному курсу маркетинга с менеджментом, - чуть теплее сказал кадровик.

Беседовал с работодателем не без запинки, но на главный вопрос дал исчерпывающе точный ответ: радио, паровоз, самолет и компьютер изобрели ученые исключительно еврейской национальности.

Лектор произносил слово «маркетинг» с ударением на «е». Сосед-чудак высунулся поправлять...

А ты допущен, - уже как родному сказал мне кадровик. И добавил по секрету, что анализ моей мочи оказался благоприятным. Еще бы! - подумал я, поскольку испражнялся не из себя, а из груши с мочой проверенного человека.

В последнем туре писали сочинение на вольную тему. Вольная тема была такой: «За что я люблю Израиль».

Решение будет через месяц, когда по особым каналам в России проверят национальность моей бабушки, Эсфири Соломоновны Альманахер, урожденной Голькипер. Но все уверены, что я прошел. И если экспертиза характеристик подтвердит подлинность печатей Академии медицинских наук и кафедры, которой я заведовал, то я смогу приступить к работе. Уже через неделю после экспертизы!

[бур]

Обмывать покойников за шесть шекелей в час - для начала совсем неплохо. И если я хорошо себя зарекомендую, мне доверят делать обрезание необрезанным при жизни. Это будет успех! Конечно, лучше бы платили сдельно, но тут так не принято...

На израильских галерах: капитаны

Некоторое время назад мне довелось рвать жилы в одном отдельно стоящем цехе, расположенном минутах в пятнадцати езды от основного завода, завода-гиганта. На гиганте пахало около сотни трудящихся. Там же базировался административно-надзирательский костяк, то есть прорва огромных, больших, средних и малых начальников. Возглавляли пирамиду президент и генеральный директор, но писать про них я ничего не буду, потому что контачить с ними за два заводских года мне не пришлось.

А вот зама генерального - видел. И даже говорил с ним. Половину его скромного кабинетика занимал телевизор, и, беседуя со мной, зам все время косил туда глазом. А там была певица. Певица периодически кидалась на телекамеру, и по мрачному обложенному певицыному языку было видно, что у нее, бедняжки, давно отсутствует стул.

Зам генерального сказал мне, что все будет хорошо, и отпустил с миром, А до того было плохо: кто-то кого-то в заводской харчевне ударил супом, и сказали, что это я. Ударил супом - так мне перевели, я не виноват. Кто-то кому-то заехал, а у них положено немедленно докладывать о любом отклонении от нормы.

Советский журнал «ЭКО», который я когда-то усердно выписывал и штудировал, а в 81 -м напечатал там крупную статью, очень пропагандировал в свое время «управление по отклонениям». Очевидно, в Израиле руководствуются тем же. Вот у него, у зама, тонко взвизгнул настольный аппарат, и нижестоящий кадр оперативно доложил:

- У меня упал на пол карандаш.

Зам нахмурился и после тяжелой паузы вынес устную резолюцию:

- Зэ ло бесэдер!

Тогда кадр обрадованно донес свежайшую информацию:

- Но я его уже поднял! По-прежнему хмуро зам ответил:

- Зэ бесэдер.

Незамедлительно приведя аппарат в действие, зам отрапортовал - кому? - видимо, генеральному директору:

- У Ицика упал на пол карандаш, но Ицик его уже поднял. Телефоны эксплуатируются нещадно. Карандаш на полу - это крупное отклонение; обычно тематика производственных переговоров масштабом помельче. Проблем иного ранга, чем побои супом или отсутствие рабочего Моше у станка аж девятую секунду подряд (колоссальный ло бесэдер!), ни на заводе-гиганте, где я отбыл часть срока, ни в отдельно стоящем цехе не возникало. Что естественно: снабжение идеальное, кадры надрючены до совершенства, технология отлажена еще в период между турецким и английским игом и с тех пор не менялась, продукцию хватают даже в Монголии вследствие ее редкостно низкой цены, а низкая цена вытекает сами понимаете из чего...

[бур]

На израильских галерах: надсмотрщики

Удаленный цех во главе с начальником, его замами и несколькими рядовыми надсмотрщиками состоял из семи с половиной работяг, причем половинкой считался я, безрукий недоумок из дремучей Русии.

Начальник цеха, замы и надзиратели ни на мгновение не покидали наше предприятие величиной в три салона убогой «амидаровской» - типа хрущевской - квартирки, что обеспечивало, казалось бы, максимально возможный съем продукции с каждой трудящейся единицы. Присмотр изумительный, доведенный до совершенства. Второй поход по малой нужде за 12-часовой рабочий день считался актом близким к криминальному, а закуривание сигареты дольше двух мгновений, то есть двухсекундный перерыв в работе, - достаточным основанием для изгона лодыря на улицу.

Режим, короче говоря, был что надо. Тот самый. Искомый. Всесторонне приближенный к концлагерному. И тем не менее...

Тем не менее регулярно раздавался у калитки скрип тормозов, и в цех влетал очередной проверяющий от завода-метрополии. Пробившийся в штрафную площадь форвард, боксер за миг до нокаутирующего удара - вот как выглядел влетевший сударь, на пылающем лице которого без труда читалось: ну, все! заелись, мерзавцы! счас я тут наведу бесэдер!

Наведение бесэдера длилось обычно с полчаса. За это время ревизор успевал обойти, потрогать и понюхать все три верстака и четыре станка. Постоять за спиной каждого работающего - то есть примкнуть к уже стоящим за этой спиной местным надсмотрщикам. Дважды не спеша посетить клозет. Мило, хотя и страшно громко, даже громово, обсудить погоду с буфетчицей, великой нашей лентяйкой, родственницей одного из вице-президентов завода, внедрившей по этой причине у нас в цехе родную полузабытую мною систему самообслуживания.

Отличительной особенностью дамы был чудовищный, просто невозможных размеров зад, калибр которого она не только не скрывала, но, наоборот, акцентировала обтягучими штанцами веселеньких пляжных расцветок. В качестве противовеса с фронтальной стороны буфетчица была снабжена животом многоразовой беременности, а непосредственно на животе - распластанными унылыми блинами грудей. «Эйзэ йоффи!» (какая красота!), - приговаривали туземцы, вожделенно глядя ей вслед.

Похоже, думал я иногда, что в Израиле любое живое существо, конструкция которого предусматривает щель между ногами, - это уже нечто заманчивое и желанное, совершенно независимо от качества, количества и выслуги лет всего того, что находится выше и ниже данной детали. Однако за этой кажущейся всеядностью скрывается и кое-что иное. Я бы назвал это анатомическим плюрализмом.

Кажется, я еще не упоминал, что моя работа состояла в таскании ящиков. Доставленный мною ящик попадал на стол молодого работника мужского пола, обязанностью которого было поставить на ящик печать. В порядке разгрузки, отдыха, развлечения эту операцию мог бы, без отрыва от основного занятия, выполнять и я, но тогда без РАБОЧЕГО МЕСТА остался бы молодой человек, чьи связи, как шептали, восходят чуть ли не к мэру нашего поселка. Так вот: зад этого юноши почти не уступал буфетчицкому. В советском учреждении его бы доняли очными и заочными издевками. В советской или постсоветской зоне он сделал бы ослепительную карьеру.

А здесь над ним и не думали смеяться. Не подкалывали. Вообще не трогали. Причем, я уверен, вовсе не по причине его колоссальных связей. Связи позволяли ему валять дурака, получать вдвое больше меня, часто болеть без административных последствий, но не имели отношения к терпимости, которая распространялась на его физическое несовершенство.

...Завершая визит, проверяльщик успевал наорать на меня за неправильное перемещение ящика с железками. Я волок его по полу, чего делать никак нельзя, ибо пол дорог, а я, подлый подлец из наиподлейшей Русии, этот драгоценный пол преступным образом царапаю вместо того, чтобы переносить ящик в руках...

[бур]

На израильских галерах: надзиратели

Итак, ревизор отбывал. Покинув РАБОЧИЕ МЕСТА за спинами семи моих коллег, цеховые надзиратели кидались ко мне и добавляли, добавляли...Замечание, которое высказал по моему адресу человек метрополии, касалось и их: будучи занесено в бумаги, оно сегодня же дойдет до высшего руководства, станет предметом серьезного обсуждения у генерального директора и, в конечном счете, окажется свидетельством «ло бесэдера» в цехе, доказательством низкой дисциплины, слабости местного руководства, а, возможно, и крепким аргументом в пользу необходимости его замены.

Два чувства улавливал я в возмущенном гомоне своего непосредственного начальства: искреннюю оскорбленность моим поступком и слезное горевание по поводу того, что меня, невероятной протекцией допущенного таскать ящики, никак нельзя выгнать с завода. Вон сколько желающих занять эту превосходную должность. Вон какие среди них есть безупречно трудолюбивые люди, готовые целовать взасос эти замечательные ящики и, легко неся их одной рукой, другой одновременно протирать, а третьей, быть может, даже еще при этом и красить.

Будучи однажды переброшен на более ответственное РАБОЧЕЕ МЕСТО, я должен был хватать две здоровенные хреновины и вставлять их в третью хреновину. Надсмотрщик пожелал, чтобы я вставлял сразу три. Количества конечностей явно не доставало. Я сказал, что не могу. Но он требовал. Подошли еще два начальника и подтвердили справедливость его требований. Я изумленно молчал, исчерпав аргументы и ивритскую лексику. Подгреб еще один бугор и заявил, что я ло цодэк (неправ).

И тогда, отнюдь не уронив ни одной хреновины, я рванул молнию на штанах и заорал в их озабоченные фейсы на чистом русском:

- Этим, что ли, хватать третью?!

То, что прощалось мне, супер-блатному, не было позволительно многим другим. Неблатных там не работало вовсе. Каждого кто-то привел, и суть состояла как раз в том, кто именно. Всеобщая рабская покорность не имела предела, и оба моих подвига, один из которых уже рассказан, обросли невероятными подробностями, стали легендой, почти символом борющегося пролетариата в рамках отдельно стоящего цеха. Если бы пролетариат боролся...

Я-то чувствовал, что никакие это не подвиги, что сам я столь же труслив, сколь трусливы остальные, и если не держусь за РАБОЧЕЕ МЕСТО так же, как они, то только по неведению, неопытности, непониманию израильских реалий. Не ценить работу в Израиле, любую работу как возможность раз в месяц гарантированно получать на банковский счет пусть даже минимальную, но зарплату - на это способен лишь наивный оле, не сознающий суровой правды великолепной рыночной экономики, да еще и в израильском преломлении.

Вот байка, услышанная мною от одного русского (неохота мне каждый раз писать это слово с кавычками, не нужны кавычки - русские мы и есть, чего уж там) работяги:

- Появился тут у нас один... Так, нормальный, только гнул все из себя. Вроде дирижер он был или кто... Его оставили на шаот носафот (часы дополнительные, то есть переработка) и говорят - снеси-ка харчи менаэлю (начальнику). А менаэль ихний не тут был - на антресолях. Да, снеси, говорят, ему пожрать, вот его пайка...

А этот, ну, дирижер, вдруг бац - и заявляет: я вам не мельцар (официант)!..

- И что? - спросил я.

- А ничего. Через минуту выкинули с манатками. Дирижирует теперь, небось, на набережной. Сам собой...

Байка врала. Мельцаром отказался быть я, я не дирижер, и меня не выкинули. Но рассказ показателен.

Два подвига за два года - невелика доблесть. Любопытно, однако , что никакой доброй славы эти свершения мне не принесли. Да, гуляли байки, только не звучало в них восхищения, нет, скорее что-то снисходительное, как по отношению к дитяти неразумному или просто придурку.

...Меня, стало быть, карали за плохое обращение с полом, и карали бы долго, но тут вновь визжали тормоза, и в наши три салона влетал следующий проверялыщик, одновременно ликуя и свирепея: накрыл он нас, дармоедов!

[бур]

На израильских галерах: кулибины

Два очень смуглых и крупномордых человека считались у нас в цехе генераторами технических идей. Про них уважительно говорили: еш сехель (есть мозги)! Их РАБОЧИЕ МЕСТА тоже находились за спинами рядовых кадров, но, помимо функции прямого надзора, в их задачу входил и поиск способов повышения производительности нашего труда. Исходя из этого, я осмелился как-то предложить им завести тележку для перемещения проклятых ящиков. Революционный мой замысел не встретил, однако, их сочувствия. Они сурово выслушали мои речи и обещали подумать (в буквальном переводе - «проверить»). Через два-три дня мучительных размышлений (проверок?) вынесли вердикт: нельзя! Почему же? - робко спросил я. А потому, сказали они, что тележка якара меод (дорогая очень)!

Я вспомнил этих иудейских кулибиных вот по какой причине. Едва очередной посланец метрополии грозно врывался в наш цех, оба башковитых товарища плавно переплывали в тот индустриальный угол, к которому был прикован я. И добывали с полки чертеж, что всегда жил на этой полке. И погружались в него, прикрыв большим грязно-желтым листом три четверти своей мордатости. И яростно ерзали ногтями по чертежу до отвала ревизора.

Ко многим определениям, данным Израилю пишущим и непишущим людом, я бы добавил и такое: это СТРАНА ПРОВЕРЯЛЬЩИКОВ. Ани эвдок (я проверю)! - это почти стопроцентно ожидаемая и сбывающаяся реакция нормального израильтянина на любое предложение, сообщение, а уж тем более - просьбу. Что же касается так называемой производственной сферы, то здесь контроль есть основное и единственное содержание труда непроизводственного персонала.

Но не только менаэлим (начальники) наблюдают за нами. Мы за ними - тоже. Нам не нужен их театр, мы пашем, однако у нашего зрения обычно есть резервы, глаза не так заняты, как руки. По наблюдениям многих рабочих, которые делились со мной опытом, схема, сценарий действия практически одинаков на всех израильских мифалях (заводах) и мифальчиках. Прибыв СЮДА, он ведет себя так, что становится очевидно: тут он ненадолго, никаких серьезных дел и проблем в данной точке мирового пространства нет и не бывает. Он бьет копытами и рвется куда-то ТУДА, где его ждут неслыханные по тяжести задачи.

Однако совершенно аналогично он ведет себя и ТАМ. Главные вопросы и препятствия, требующие его личного участия, непременно находятся не в том месте, каковое он почтил своим присутствием сей момент. Они, эти проблемы, всегда где-то. Где его нет сейчас, но куда он вынужден вскорости отбыть.

[бур]

Редчайшей загадкой для меня была и осталась экономическая эффективность этого, простите за выражение, менеджмента. Я пытаюсь рассуждать на эту тему в более солидном и серьезном труде под названием «Один день Ицхака Давидовича» (ни в коем случая не допуская пародийности по отношению к классике, я начал так: « Пронзительным пунктиром заверещал будила, и он не сразу попал рукой в кнопку. К пяти часам утра схар-диру (съемную квартиру) полностью выстудило. За окном гвоздил дождь, и уже перлись первые зэковозы - кто-то ведь начинал в полшестого... Хозяйкино одеяло им коротко, и они сжимаются, слипаются под ним, как два эмбриона на медицинских картинках. Тут так: только вырубишь обогреватель, отключишь электропростыню, и минут через десять втягивается в дом окаянный колотун...»).

Но здесь ограничусь честным признанием: я не сумел ни вписаться в систему, ни понять ее. Но кое-какие догадки у меня все же есть.

Чем, например, можно объяснить тот поразительный факт, что израильские предприниматели явно во вред своему карману держат такую армию капо, которая сопоставима, а иногда и превышает по численности количество подлежащих надзору з/к. Во вред собственному карману - это в Израиле не шутка, это явление абсолютно невероятное. Но - очевидное. При том, что истинным солнцем страны является не жгучее небесное светило, а - ШЕКЕЛЬ.

По-моему, объяснить это можно только таким качеством, как тотальная недоверчивость. Если все врут всем, врут привычно и беззастенчиво, врут по большому и по маленькому, если ложью пропитаны все сферы жизни, от быта до политики, если, наконец, вранье есть норма, а правда - редкая диковина, экзотика, то оружие одно: не верить. Никому и никогда. Не верить и проверять. Но и проверялыциков надо проверять. И проверялыщиков проверялыщиков...

Продолжение на стр. 5



 








     

 

     

 

     

 

                   

 

         
 
 

[бур]

продолжение:
http://duel.ru/200105/?05_5_1

[бур]

На израильских галерах: эффективность

Мне кажется, что даже утверждения типа «сегодня понедельник» или «завтра будет хорошая погода» вызовут у собеседника израильского происхождения рефлекторное «я проверю!». Если, как нас учили, социализм - это контроль (и учет, само собой), то реалии страны победившего сионизма - это контроль удесятеренный, возведенный в сумасшедшие степени и пронизывающий государство зримым прожектором и незримым рентгеном.

Израильтянин как образ собирательный - чрезвычайно недоверчив. На моих глазах начинающий бизнесмен с пятилетним стажем проживания в стране консультировался у бухгалтера:

- А почему я должен учитывать все чеки моих клиентов?

- Они пойдут в банк на твой счет.

- Ну и что?

- Стало быть, твоя выручка станет видимой.

- А тайна вкладов? Банковская тайна, черт возьми?!

- Не смеши меня! Это по закону она тайна. А для налоговой инспекции - нет.

- Могут залезть?

- Обязательно залезут!

Государство хочет знать о своем гражданине как можно больше. И не только относительно доходов с точки зрения налогообложения. Ведомство национального страхования, через которое проходят все социальные выплаты, включая пособия по старости, безработице, обеспечению прожиточного минимума, всегда требуют банковские распечатки у просителя и, на всякий случай, имеют доступ к компьютерам израильских банков.

И не только к компьютерам. Захотят - ворвутся в дом, чтобы выяснить, не сожительствуют ли разведенные в 1988-м году супруги, осчастливившие Израиль своим прибытием в 1992-м. Сожительствуют?! Никакого этой псевдоодиночке пособия!

Я проверю, мы проверим, они проверят... Я должен проверить!

Бдительность и еще раз бдительность. А с другой стороны...

[бур]

Видеокадры убийства премьер-министра Рабина, снятые любителем, прочно засели у меня в памяти. Их прокрутили несколько раз, в обычном и замедленном темпе, подробно и понятно прокомментировали. Резануло слово «стерили» (полно в иврите «наших» слов) - так должна выглядеть местность, на которой предстоит появиться премьеру, так, стерильно, она должна быть очищена от любого мало-мальски подозрительного субъекта. Просто возможность появления «чужого» в пределах досягаемости огнестрельного оружия должна быть исключена...

Как же насчет «я проверю»?

Слесаря Шломо, дворника Моте, сторожа Ицика бдят в сто пар глаз. Можно не опасаться запоя Моше или прогула Ицика - не запьют, не прогуляют. Дрожат РАБОЧИМ МЕСТОМ. Нет нужды их «воспитывать» - и так трясутся. Что же тогда проверять? А вот что: ставит ли подметальщик Моше казенную метлу, «где положено», или размещает ее там, куда удобнее за ней тянуться. И не сказал ли Шломо Ицику что-нибудь непочтительное в адрес манкаля (генерального директора) промышленного гиганта численностью в шестьдесят человек.

Руководители хайфского Гистадрута (профсоюзное объединение трудящихся Израиля) озаботились трудовой загруженностью своих подчиненных. Вообще говоря, толковый руководитель должен прекрасно знать, кто и как у него работает. И если его собственный карман не зависит от числа кадров, он и не стремится умножать их ряды. Но это - если толковый руководитель...

Хайфский же нанял частную консультационно-аналитическую лавочку, которая десять дней наблюдала за местной школой дармоедства. Аналитики бесцеремонно распахивали двери и проверяли наличие тружеников за столами. Очевидно, сидеть за столом - это уже означает являть собой образец трудового усердия, и других способов выявления производственной эффективности пребывания профсоюзных деятелей на РАБОЧЕМ МЕСТЕ в арсенале исследователей не нашлось. В результате «800 наблюдений» (я цитирую источник - газетку «Новости Хайфы») будет уволено около сорока человек.

Каков же искомый идеал манкаля, ради чего он (с ведома и согласия Хозяина) держит прорву надсмотрщиков?

[бур]

Искомый идеал наступит не только тогда, когда Шломо, Ицик, Моше и все остальные двадцать семь поалим (рабочие) будут отчаянно пахать, но и когда Шломо станет стучать на Ицика, Ицик на Моше, а Моше на Шломо. И наоборот. Что же касается оставшихся тридцати сотрудников гиганта, то им тоже следует стучать, совмещая это занятие с выколачиванием максимально возможно высокой производительности труда из надзираемых.

Вот цитата из той же газетки: «Два часа спустя после начала утренней смены Маргарита Н. потеряла сознание прямо на рабочем месте, у конвейера.... Несмотря на все тревожные признаки, администрация не стала вызывать «скорую»... Потом... врачи констатировали кровоизлияние в мозг... Маргарита скончалась... В конце февраля неожиданно вызвали на 12-часовую смену беременную женщину, которой до родов оставались считанные дни. Когда она попыталась отказаться, ей сказали, что высылают письмо об увольнении... Люди жалуются на тяжелые условия труда: потогонная система, постоянные 12-часовые смены...»

Как же проверили и проконтролировали «стерильность» места вокруг Рабина? Где была патологическая израильская недоверчивость, когда Игаля Амира, будущего убийцу премьера, брали в отборные армейские части, посылали по какой-то таинственной линии в Ригу (от Еврейского агентства Сохнута? от здешнего шпионского заведения?), позволили ему так долго ошиваться вблизи правительственных автомобилей? И не Его ли Величество Блат причина того, что на самые-пресамые РАБОЧИЕ МЕСТА ( в том числе находящиеся в самых-пресамых хитрых учреждениях) попадают отнюдь не самые-пресамые достойные, умные, сильные, знающие, надежные?

Иной раз я думаю, что могущество, безошибочность, высочайшая эффективность и неуязвимость израильских спецслужб и разведконтор - обычный миф. И шпионажем, и перлюстрацией корреспонденции, и прослушкой телефонов, и прочими такого рода синекурными делишками заняты, полагаю я, невероятно проверенные блатные кадры, РАБОЧИЕ МЕСТА которых- это, чай, не мифаль (завод). Недаром эти легендарные суперы почти ежемесячно горят то в одной, то в другой стране. Но и сгореть не страшно: вытащат, обменяют, выкупят...

Миф? Мне всегда хотелось верить, что жидо-масонский заговор действительно существует. Пусть это называется не «заговором», пусть будет план, или замысел, или сговор, неважно, лишь бы это нечто, придуманное и реализуемое мировым еврейством, существовало на самом деле. Нечто такое умное и ловкое, благотворное влияние чего я, иудей, когда-нибудь все-таки смогу ощутить. Чтобы вследствие деятельности коварного жидо-масонства мне внезапно стало хорошо. Потому что жуть как тошно, если все время плохо.

[бур]

Сегодня я прыщавый пионер, а завтра - заместитель Сталина. Сегодня я попусту исхожу кипящей юношеской спермой, а завтра восторженно погружаюсь в замечательную артистку Ларионову или не менее прекрасную артистку Конюхову (а вот чтобы совместными усилиями, в одной койке - нет, такого мне не приходило на ум в те вегетарианские времена некомфортабельного и непросвещенного блуда украдкой).

Я мечтал, пользуясь кознями соплеменников, и разбогатеть, и стать выше ростом, и прославиться, и водрузить Красное Знамя победы над Вашингтоном, и набить морду суке Погодину из четвертого «б»...

Теперь-то я знаю, что все это свист. Вместе со мной заговор признает свистом и прогрессивное человечество. Однако многие недоброжелатели богоизбранной нации продолжают упорствовать и не готовы присоединиться к разуверившимся.

Взамен публицистического неистовства я бы предложил более простое и действенное средство борьбы с упорствующими. Это тот самый способ, который предлагают нам наши дважды земляки в качестве лекарства от ностальгии. Сгоняйте в Россию! - говорят уже сгонявшие. И вы убедитесь, что за ужас сейчас на нашей предыдущей родине. И излечитесь. И больше туда ни ногой.

Сгоняйте в Израиль! - предложил бы я профессорам жидо-масоно-ведения. Притворитесь, что вы - олим хадашим (новые репатрианты). Трудно ли купить нужные бумаги?! Поживите тут чуток. Поработайте «от каблана» (подрядчика). Понаслаждайтесь плодами заговора. Ручаюсь - вы быстро разочаруетесь в объекте своих изысканий. И горестно зарыдаете, как и всякий человек, лишившийся духовной основы. Окружающая вас действительность вступит в такое противоречие с любимой теорией, что вам останется лишь горько признать: жизнь потрачена зря, как кипящая сперма несостоявшегося заместителя Сталина. И хотя евреи, конечно же, скверные люди, скажут профессора масонологии, но всего-навсего люди, а не всемирные злодеи и заговорщики.

Потому что умные, коварные и хитрые так скверно, скандально и ссучено не живут.

Но есть в природе - о, чудо великой сбалансированности! - и кое-что противоположное: страстный поиск антисемитов. Поиск антисемитов даже там, где их заведомо быть не может - например, в аквариуме или среди вообще ненайденных осколков Тунгусского метеорита. Что не менее прискорбно, чем миф о еврейском заговоре. Иллюстрация на тему: корреспондент израильского радио «Кол Исраэл» Арье Лондон берет интервью у сотрудника российской газеты «Сегодня» Павла Фельгенгауэра. Нетрудно догадаться, что сударь Фельгенгауэр никак не калмык и не узбек. Отсюда и тональность вопросов: а в Думе много антисемитов? а разве не все коммунисты антисемиты? а это верно, что большинство партий в России настроены антиизраильски? а ведь Икс-то ненавидит евреев!? но Игрек, вы согласны, известный юдофоб?..

[бур]

А они нас любят?

Нет, они нас не любят!

И хоть бы кто-нибудь объяснил мне, 55-летнему неимущему, отроду ничего не укравшему и доселе смешно суперменствующему баловню судьбы в сотне кавычек со всех сторон, почему нас непременно должны любить?! Отчего нас не устраивает обыкновенное, вполне приемлемое для всех других рас и наций, несомненным образом удовлетворяющее их равнодушие?

...В среду 7 февраля 1996 года главная израильская информационная программа «Мабат» («Взгляд») показала демонстрацию сторонников и родственников Игаля Амира, убийцы премьер-министра. Ее лозунг: «Мы протестуем!». Трудно было понять, против чего. Но только не против того, что Амира плохо проверяли, принимая на службу в тайные учреждения.

http://duel.ru/200105/?05_5_1