евреи, евреи, кругом одни евреи...............

[бур]

На израильских галерах: блатные

Как ни крути, а одну вещь я понял точно: мне с ними хитрить бесполезно. Все мои жалкие ухищрения неумелого притворушки раскусываются вмиг. Когда я вкалываю до одури, закуриваю за долю секунды, вообще не хожу в уборную, - они не видят. Стоя за моей спиной - только за моей! по десять-пятнадцать минут подряд! - вся эта троица ничего не видит. Не замечает. Глядя в мою спину - не обращают на меня ровно никакого внимания (это надо уметь!).

Но если я неуловимо сброшу темп или чуть-чуть замешкаюсь... Если я не подберу брошенный ими окурок или на бегу, с грузом, не поправлю едва покосившуюся табличку... Если поставлю (быстро, но нежно!) ящик на два сантиметра левее, чем положено (положено семидесятилетней традицией, ничем иным!)... Увидят! Среагируют! Врежут!

Они гениально умеют не замечать того, чего замечать не хотят. И обладают орлиной зоркостью во всем остальном.

Не обману и не словчу. Только надрываться, надрываться без перерыва и жалости к себе. Так я могу стать приемлемым для них. Тем, кого можно терпеть. Троечником.

К тому же я абсолютно лишен актерских способностей. А вот рассказ знакомого, толкового инженера, этими данными, по всей видимости, не обойденного. Его уволили с солидного завода (не моего, соседнего, сотни на полторы трудящихся), и он взахлеб делился со мной в послесменном зэковозе:

- Я в России как раз работал по этим станкам. Знаю их, как свои пять. Два года долбал иврит еще в Питере. И инглиш у меня есть - хотя и технический. Как они меня принимали - целый сипур (рассказ). Собеседования шли неделю: с кадровиками, начальником таким и сяким. Бумаги мои изучали вдоль и поперек. Потом дали толстую книгу на английском про эту технологию обработки - послезавтра перескажи суть на иврите. В Хайфу гоняли на психотест!

- А анализы на яйца-глист не сдавал?

- Брось шутить. Сказали бы - сдал бы и на глист! Все-таки инженерная должность. Сам знаешь, как котируется. Когда приняли, я в пляс кинулся...

- И чем же не угодил?

- А вот так и не знаю! Убей, не знаю! Сукой стать!

Все полтора года под них подстраивался. Можно сказать, копировал. Почти всю жизнь в самодеятельности, - умею. Все перепробовал. Был гордым-прегордым и жутко независимым, как многие рекомендуют. Чую - я плохой, ло бесэдер. Стал подхалимом. Кофе этот вшивый пил с ними ведрами. Все эти проклятущие ма нишма (как дела?) отбарабанивал сто раз в день. Про деток спрашивал. Рабина - кому хвалил, кому ругал. Не хныкал. Когда жена чуть концы не отдала, почти и не отпрашивался...

И все равно - чужак! Тут свой - кто с пеленок. Кто им пахнет по-ихнему, понимаешь? Я им не так пахну, хоть искупайся в дезодоранте!...

...Посочувствовав знакомому инженеру, я вспомнил о Шмулике и его РАБОЧЕМ МЕСТЕ.

[бур]

Редким, редчайшим счастливчиком надо быть, чтобы выполнять работу Шмулика, который, кстати, сию минуту проехал мимо моего окна на своем ослепительном «Мицубиси»!

Этому Шмулику чуть больше двадцати. До багрута (аттестат зрелости) он не дотянул вследствие необузданной тяги к познанию женской анатомии. Имея супер-блат, Шмулик мог бы вообще не посещать школу и переходить из класса в класс «за так». Но он как раз посещал, вот в чем дело. А, посещая, - задирал юбки учительницам. Или пробовал сдернуть с них штаны. Что же до учителей мужского пола, то с них он ничего не сдергивал, а просто говорил им всем, что они хара (говно). Ясно, что даже супер-блат не удержал Шмулика в седле до 12-го класса.

Сегодня юноша занимает пост начальника отдела эстетики в нашем поселковом совете. У него есть все, о чем можно мечтать: семь штук в месяц, квиют (постоянство, т.е. статус работника, которого очень трудно уволить), бесплатный телефон дома и в тачке, сама тачка, а точнее, две, своя и казенная, и к обеим казенный бензин.

Рабочий день Шмулика длится тридцать - сорок минут. За это время он объезжает обе улицы поселка и отмечает, где и что появилось «ло эстети». Ну, к примеру, в прошлом месяце Шмулик письменно обязал всех и каждого изготовить и прицепить к дому номера. При неисполнении в срок - штраф 500 шекелей, приписал Шмулик, а вернее, не сам Шмулик, писать-то он не мастак, а одна из его заместительниц, татуированная Сара.

Теперь он едет и смотрит, как выполнено его указание. И велит Саре зафиксировать про всех, с кем не дружит, что их номера ло эстети, штраф 500 шекелей. А вон в том доме, зорко подмечает Шмулик, не только номер плох, но и веревку для сушки белья повесили вне разрешенных им, Шмуликом, габаритов. Двойное ло эстети!!

[бур]

Редким, редчайшим счастливчиком надо быть, чтобы выполнять работу Шмулика, который, кстати, сию минуту проехал мимо моего окна на своем ослепительном «Мицубиси»!

Этому Шмулику чуть больше двадцати. До багрута (аттестат зрелости) он не дотянул вследствие необузданной тяги к познанию женской анатомии. Имея супер-блат, Шмулик мог бы вообще не посещать школу и переходить из класса в класс «за так». Но он как раз посещал, вот в чем дело. А, посещая, - задирал юбки учительницам. Или пробовал сдернуть с них штаны. Что же до учителей мужского пола, то с них он ничего не сдергивал, а просто говорил им всем, что они хара (говно). Ясно, что даже супер-блат не удержал Шмулика в седле до 12-го класса.

Сегодня юноша занимает пост начальника отдела эстетики в нашем поселковом совете. У него есть все, о чем можно мечтать: семь штук в месяц, квиют (постоянство, т.е. статус работника, которого очень трудно уволить), бесплатный телефон дома и в тачке, сама тачка, а точнее, две, своя и казенная, и к обеим казенный бензин.

Рабочий день Шмулика длится тридцать - сорок минут. За это время он объезжает обе улицы поселка и отмечает, где и что появилось «ло эстети». Ну, к примеру, в прошлом месяце Шмулик письменно обязал всех и каждого изготовить и прицепить к дому номера. При неисполнении в срок - штраф 500 шекелей, приписал Шмулик, а вернее, не сам Шмулик, писать-то он не мастак, а одна из его заместительниц, татуированная Сара.

Теперь он едет и смотрит, как выполнено его указание. И велит Саре зафиксировать про всех, с кем не дружит, что их номера ло эстети, штраф 500 шекелей. А вон в том доме, зорко подмечает Шмулик, не только номер плох, но и веревку для сушки белья повесили вне разрешенных им, Шмуликом, габаритов. Двойное ло эстети!!

Сара прилежно записывает назначаемые Шмуликом штрафы. А скоро уже и фиеста, которую они проведут совместными, Сариными, Шмуликовыми и еще одной знакомой девушки, усилиями на вилле. Вдоволь поизучают анатомию. А там и вечер с шашлыками и шумной музыкальной сексотекой. А потом месячишко-другой в лондонах-парижах...

[бур]

На израильских галерах: сравнение

В рассуждениях о РАБОЧЕМ МЕСТЕ вполне уместна попытка сравнительного чиновниковедения, которой я сейчас займусь. Оговорюсь лишь, что нового российского чиновника я не знаю. Зато предыдущий, советский, мне знаком досконально. И что-то не верится в появление серьезных перемен...

[бур]

[бур]

                                     В СССР

а) В глубине души чиновник всегда понимал и трезво ощущал свою ненужность, никчемность и ничтожность. Он имел мизерный заработок, кое-какое (обычно - незаслуженное высшее) образование и микроскопические амбиции. Ни своей работой, ни должностью чиновник не гордился и гордиться не мог: общество дружно его презирало и награждало обидными кличками (конторская крыса, протиралыщик штанов), с чем чиновник, по совести говоря, был внутренне согласен. А нередко - и не внутренне. Сами чиновники с удовольствием вышучивали свой образ жизни и не гнули из себя общественно-полезных деятелей.

 

б) Запугать чиновника не составляло труда. Будучи, как правило, человеком мелким и мстительным, он, конечно, с удовольствием волокитил, тянул, отказывал, но все же был легко уязвим.

в) Государственные, партийные, профсоюзные органы принимали жалобы и были обязаны реагировать в срок. Толковая телега нередко приносила эффект: головы чиновников летели запросто. Влиятельному же жалобщику достаточно было одного звонка...

г) Чиновник не стеснялся в открытую валять дурака. Личные дела и делишки он решал, не скрываясь и не таясь, что почти исключено у якобы дисциплинированного израильтянина. Последний, впрочем, в личных целях использует служебный телефон (заодно - и экономия!), а наш паразит обычно включал ноги, дабы побегать по лавкам, очередям и бытовым заботам. А поскольку таковых забот и проблем имелась масса, то и застать чиновника на месте было затруднительно.


д) Советский чиновник относился к категории умеренно заменимых. Это означает, что при известной настойчивости посетителя «вопрос» все-таки можно было решить путем подключения другого чиновника либо начальника,

е) В том деле, к которому служащий был приставлен, он, как правило, разбирался. Явных глупостей и очевидной чуши не нес. Иногда проявлял мизерную самостоятельность. В целом представлял себе свой маневр и маневр соседа. Никогда чиновника не сажали за стол без подробного предварительного инструктажа. Совмещение функций обычно приветствовалось и практиковалось. Очевидный идиот не удерживался за столом более одного часа.


ж) Чаще всего, чиновник был способен слушать и дослушивать. Иной раз пытался помочь, особенно если проситель был жалок или красноречив. Легко брал мелкие взятки и с наслаждением - крупные.

 

з) Связями для занятия должности обычно не пользовался. И нужды не было - какой нормальный человек шел в контору за гроши. Продвижению способствовали такие факторы, как анкета, собственные деловые качества и блат. Именно в таком порядке.


и) Нередко чиновник был изрядный подхалим. Однако некую границу приличий он все же держал и сохранял подобие человеческого достоинства. Более того, мог надерзить своему начальству либо перечить ему, демонстрируя тем самым, что совсем не держится на место. Да и на самом деле не держался.

к) Несмотря на многосотлетнюю историю российской государственности, существовала масса неотработанных бюрократических процедур, что позволяло чиновнику подходить к делу «творчески»: сокращать, изменять, игнорировать, и, в конечном счете, многое решать самому. А это требовало известной сметливости. Чиновник, таким образом, мог, мог, мог...

[бур]

                                           В Израиле

а) Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах чиновник не признается, что он бездельник и паразит. Общество не только не презирает, но, напротив, бесконечно уважает чиновников, боится их и завидует им: сидит себе в мисраде (контора, учреждение) под мазганом (кондиционер) и наслаждается жизнью.

Чувство самоиронии, способность посмеяться над собой, усомниться в себе - абсолютно отсутствуют.

Уверенность в том, что без него мир пойдет прахом, наступит всепланетная анархия и тотальное безобразие - фундамент существования чиновника.

б) Чиновник не пуглив. Застращать его почти невозможно: начальство всегда возьмет его сторону, даже если чиновник заявит, что ваша фамилия начинается с мягкого знака и заканчивается на твердый.

в) Жаловаться и бессмысленно, и некуда. Никаких райкомов, адвокат безумно дорог, суды тянутся десятилетиями. Пусть меня осудят, но все равно скажу: многие-многие олим делились горем - ах, какая жалость, что нету здесь райкомов... Утешал так: их ведь теперь нет и в России...

г) Если советский чиновник ленился даже изображать работу, то его израильский коллега - это великолепный артист, бурно функционирующий при помощи телефонного аппарата, компьютера и голосовых связок. Свои невеликие труды и обязанности он умело растягивает на весь рабочий день, удачно не завершает и остается на «вечернюю смену» в целях выколачивания лишнего шекеля. Чиновник всегда феноменально занят - это аксиома израильского конторского лицедейства.

д) Служащий любого учреждения абсолютно и безусловно незаменим. И если сударь «Икс» заведует болтом, а сударь «Игрек» - гайкой для этого болта, то нет силы, способной каждого из них сделать что-либо для решения «чужого вопроса».

е) Отнюдь не каждый чиновник понимает, чем он должен заниматься, каковы его функции и обязанности. Достаточно часто - не понимает и понимать не хочет. Так ему лучше. Это может быть связано с букетом причин: запутанность нормативных документов, отсутствие или бестолковость инструктажа, скудоумие самого чиновника. Вообще, такого рода качества, как глупость, необразованность, невоспитанность, вовсе не препятствуют ни занятию должности, ни служению обществу.

ж) Самостоятельные решения - вещь недопустимая. В практике чиновника это исключено. А взятки, особенно от малознакомых, он не берет. Слушать органически не умеет и перебивает посетителя на третьем слове. Сам - большой любитель поговорить.

з) Должность занимает только по протекции. Никакие природные данные, включая общую гениальность соискателя поста, не в состоянии принести желанную синекуру. При этом чем более могучая рука продвигает чиновника, тем менее обременительны его обязанности и выше жалованье.

и) В подхалимаже неудержим. Чувство собственного достоинства, переходящее в спесь, обретает лишь при общении с просителями. Начальство боготворит очно и заочно. Страшно - и не без оснований боится доноса либо клеветы. За место держится руками, ногами, зубами и ушами.

к) Все многообразие жизненных обстоятельств уложено и регламентировано исчерпывающим образом, из чего следует, что у чиновника нет возможности (желания - само собой) «творить». Все устоялось, все зацементировано.С тоскливым скрипом вращаются колеса гигантской неповоротливой государственной машины, построенной, кажется, еще при Ное. А ведь стране еще нет и пятидесяти...

[бур]

На израильских галерах: деловитость

Итак, советский проверялыцик обычно все-таки стеснялся, чувствовал, понимал, знал, короче, свое место. Израильтянин же - o-гo-гo! - ясным соколом глядит на тебя бездельник с полномочиями, кронпринцем выхаживает он по твоей территории, и не меньше чем «Калашниковым» выглядит в его руках малая бумажонка, способная стереть тебя в пыль и низвергнуть в бездны презираемого обществом наемного физического труда или жизнь на грошовых пособиях.

Ну, приходили они ко мне в Союзе: то пожилой старлей-пожарник проверять свои немудреные штуки, то наглые девки из лаборатории контроля за соблюдением стандартов, то полные мудаки из гражданской обороны - и что же? Спросишь старлея, чего ему сегодня надобно, звякнешь, чтобы отлили для него литр спирта... Или рявкнешь на девок, что путевок в детсад у тебя нет, а их малограмотный акт ты не подпишешь по причине его глупости и некомпетентности - только этих проверяльщиков и видели.

Совсем другой коленкор, когда твою дверь распахивает, как свою собственную, некто из мисрад а-авода (министерство труда). Из битуах леуми (ведомство национального страхования). Из ирии (муниципалитета). Из мае ахнаса (налоговое ведомство). Да разве променяют они свою сладкую жизнь, сказочное свое РАБОЧЕЕ МЕСТО на рискованную взятку, взять которую у тебя, необнюханного, малознакомого - мрак и страх?! Нето они сумасшедшие?

Особенности делового стиля израильского столоначальника настолько любопытны, что не жалко посвятить им несколько абзацев. Характерная черта детей младшего возраста и чиновников состоит в органической неспособности сконцентрировать внимание на определенном предмете или вопросе. Я не отношу себя к знатокам детской психологии, поэтому фокусирую взгляд на чиновнике.

[бур]

Любой гражданин Израиля отлично знает, что когда наступает его очередь изложить в мисраде (контора, офис, учреждение) свою проблему, окружающая среда синхронно с появлением посетителя в кабинете задействует массу отвлекающих факторов. Сразу же зазвонит телефон и будет тявкать шесть раз за те четыре минуты, что проведет гражданин с пакидом (чиновником) или пкидой (чиновницей). Таким образом, из четырех минут следует вычесть две-две с половиной, отнятые звонками. Этот пример говорит лишь о пропорциях. Можно пробыть тет-а-тет и час, из коего посетителю будет уделено минут пять-шесть. Да еще какое-то время заберут сослуживцы чиновника, его начальники, шумная ссора, случившаяся в другом конце учреждения. Впрочем, и тех жалких мгновений «чистого» времени, которое было выделено посетителю, обычно оказывается достаточно, чтобы отправить его в иное учреждение или за иной бумагой.

Начальники же - неважно чего - директор пляжа, заведующий парком, руководитель микроструктурной учрежденческой единицы - есть люди, фантастически занятые, роль памяти и мозга которых возложена на всегда надменных секретарш. Причем секретаршами снабжен весь легион чиновников, что удваивает общее число израильских столоначальников. Секретарши ведут йоман (дневник), где находится весь насыщенный трудовой день директора пляжа: два посетителя (записавшихся на «прием» за месяц) и пять раз по три обязательных звонка: жене, матери, любовнице, матери, любовнице, жене, любовнице, жене, матери...

Я нередко поражался, мотаясь по конторам, именно количеству звонков. Причем волей-неволей достигавшие моего слуха реплики явным образом свидетельствовали о неслужебном характере разговора. Не исключено, сделал я вывод, что обмен дюжиной взаимных телефонажей за день - это нормальный ритуал, входящий в стандарты общения израильтян. Они хотят знать, как обстоят дела один у другого не вообще, а именно на данный момент, а потом на момент последующий, и так каждые полчаса. Благо, свою любознательность несложно удовлетворить, находясь на РАБОЧЕМ МЕСТЕ.

Живущий по соседству субъект, я полагаю, вовсе не спит ночами по сходной причине. У него море знакомых и друзей, визитирующих почему-то, главным образом, после появления луны и, разумеется, исключительно на автомобилях. Поскольку клаксон заменяет им дверной звонок, мой сосед всякий раз высовывается из окна второго этажа и успокаивает интересующихся у него, «ма нишма?» (как дела?) спасительным «беседэром», после чего вояжеры, газанув, отбывают. Иногда они нажимают на газ, не дождавшись «беседэра» и будучи вполне довольны самим фактом выкрикивания вопросительного «ма нишма». Предполагается, очевидно, что услышавший эти слова человек и не может дать никакого другого ответа, кроме обязательного. А в связи с этим теряется смысл и само ожидание ответа.

В свою очередь, мой сосед зачастую выпаливает вслед умчавшемуся авто тот же самый вопрос, но отнюдь не замирает в окне, дабы пронаблюдать возвращение машины и услышать подобающую реакцию. Нет, бросив в пространство ответное «ма нишма?», сосед тут же захлопывает окно, что свидетельствует о его уверенности в полном благополучии ночного гостя.

[бур]

Попутно отмечу, что этот сосед являет собой вполне усредненный портрет израильтянина: поразительное сочетание всех внешних атрибутов суперсовременного человека (литры дезодоранта подмышками, мобильный телефон, ключи от лимузина) с повадками совершеннейшего дикаря. Так, мобильник небрежно прицеплен к затруханным полуспущенным шортам, спереди из которых мощно выпирает волосатое брюхо, а сзади раздвоение не менее волосатого зада. А еще - сосед не выносит тишины. Если он разговаривает, то только криком. Если врубает радио, то только на максимум. А не разговаривает и не врубает музыку он лишь во сне...

Заглянув как-то ко мне, сосед был шокирован отсутствием на стенах «тму-нот» (картин). Он остолбенело взирал на пустое пространство, искренне не понимая, как вообще возможна такая дикость - не разместить на плоскости хотя бы десяток «картин» при всем известной их дешевизне. С тех пор в глазах соседа я числюсь человеком некультурным и неинтеллигентным.

[бур]

                        На израильских галерах: бюрократы

Но возвратимся в мисрад (учреждение). Мы видим, что в нежелании либо неспособности чиновника сосредоточиться на беседе с посетителями ему изрядно помогли: звонил телефон, подходили сослуживцы, вспыхнула ссора. Все это позволило ему говорить сразу с троими и вникать при этом в детали дальнего конфликта. Ситуация, следовательно, была весьма комфортной, той, что надо. Изредка же посетитель оказывается перед чиновником, лишенным отвлекающих факторов. Негуманно, доложу я вам, просто жестоко наблюдать пкидим (чиновников) в такие минуты. Но приходится, если ты намерен заниматься описанием жизни в ее наготе.

Мы сели, и я положил перед ним бумагу. Он кинул на нее рассеянный взгляд и стал смотреть мимо меня. Он ждал. И я ждал. Мы оба молчали. Никого не было в комнате, кроме нас. Не звонил телефон. Не стучал факс. Не орали за окном. Тихо было в коридоре.

Уставши от безделья, он ткнул пальцем в клавишу компьютера, и лицо его счастливо озарилось:

- Махшев ло поэль! (компьютер не работает) - победно воскликнул он. Я молча привстал и включил прибор. Экран загорелся. Чиновник тоскливо выстучал номер моего тика (дело, папка, досье) и с омерзением взял мою бумагу. Телефон все еще молчал.

- Что это?! - рассерженно (сразу, без мотива - рассерженно!) указал он перстом в пятую строчку сверху.

Я знал бумагу наизусть и открыл рот для разъяснений. Но в это время в коридоре раздались шаги, хозяин кабинета напрягся, нервно заерзал, и я захлопнул рот в твердом знании того, что мой ответ не будет услышан.

Чиновник едва не зарыдал, когда шаги миновали его дверь. С тигриной резвостью покинув РАБОЧЕЕ МЕСТО, он бросился к двери, дернул ее и выдвинул в коридор полкорпуса. Обследовав пространство влево-вправо, он грустно возвратился за стол и с надеждой посмотрел на телефон. Тот молчал. Звонить он в любом случае уже не мог, потому что, пока чиновник вглядывался в коридорные дали, я вырвал провод. Пусть и ценой мелкого хулиганства, но эксперимент надо было довести до конца. И обеспечить его чистоту.

[бур]

Столоначальник поднял на меня наполненные трагизмом глаза и вновь гадливо ухватил мою бумагу.

- Что это? - он указал на сей раз не пятую сверху, а предпоследнюю строку.

- Моя фамилия, - вежливо пояснил я. - Она, конечно, длинная и странная, но моей вины в том нет...

Он разрешил просимое. Шлепнул свое факсимиле. И все - молча. Ведь говорить с одним, только с одним человеком он не умеет. Не обучен.

[бур]

                           На израильских галерах: профсоюзы

Начитавшиеся израильских русскоязычных газет быстро найдут ответы на все мои вопросы. Это же социализм! - понимающе скажут они. То есть повторят устойчивую легенду, будто в Израиле слишком много от идиотических утопий Маркса и Ленина.

Я, во-первых, считаю и того, и другого людьми огромного ума, а во-вторых, думаю, что социализма в Израиле не больше, чем цветоводства в гинекологии. Спорить не хочется, изм в Израиле, на мой взгляд, вполне гнилостно-рыночный, дикий, законами не сдерживаемый (ибо законы не выполняются и здесь), ну и к тому же с израильским акцентом: жадность - невероятная, толстокожесть - чудовищная, ментальность - восточная...

Напоминаю, что я работал на частном предприятии. Как списать все, что я там увидел и ощутил, на нехороших философов и их нехороший социализм?

Я начал с того, что мне не удалось пообщаться ни с президентом, ни с генеральным директором. Зато я видел и слышал Хозяина. Нас собрали тогда на заводе-гиганте, всех сто с чем-то рабочих, всех двести с чем-то начальников и капо, и Хозяин произнес короткую речь. Я ее понял и сам, но потом перепроверил у знатоков иврита.

Он сказал так:

- Я решил, что вам не нужен профсоюз. Вообще не нужен. Кто со мной согласен - пусть распишется, что согласен. Кто не согласен - бэвакаша (пожалуйста). .. За воротами есть много замечательных, трудолюбивых рабочих....

И все пошли и расписались, что ни на хрен не нужен нам этот Профсоюз. И я тоже расписался, почуяв, что, в случае протеста, меня не спасет никакой блат. А дома - жена, дети, жрать всем надо, за хату платить, за электричество, за газ, за телефон, за..., за..., за...

Мы оказались вне профсоюзного объединения трудящихся. Уволили и нашего лидера по имени Рафи. Хозяина и генерального директора, между прочим, тоже звали Рафи. И именно так любой мог обратиться к каждому из троих - незаметному профлидеру, гендиру и Хозяину - «Рафи, шалом!». Не правда ли, демократично? Так и задумывалось отцами-основателями государства...

Каким-то поразительным образом подобная вроде бы фамильярность и вроде бы демократичность (только на «ты»! только по имени»!) сочетается с редкостным чинопочитанием, равное которому я встречал доныне только в анекдотах о чукче-начальнике. Любое ничтожество, внезапно произведенное в чин, пусть даже микроскопический, молниеносно проникается гигантским самоуважением. Мало того - остальные ничтожества начинают видеть в нем Большого и Достойного Начальника, чье появление автоматически вызывает в подчиненных священный трепет.

Так вот: о профлидере. Этот неизвестный Рафи, круглый год экипированный в майку, шорты и сандалии, от страха быть замеченным никогда не высовывал перископа из занятого им где-то на заводских задворках комфортного окопа РАБОЧЕГО МЕСТА.

[бур]

Когда этого Рафи уволили (я пишу имена с большой буквы, а для точности воспроизведения израильских реалий, как уже сказано выше, надо бы с маленькой), я решил, что как раз в нем Хозяин персонифицирует исходящее от профсоюзов зло. Хотя логики тут не было ни на грош: Рафи тихо жил в окопе, не принося никому ни добра, ни худа. Хозяин же, объяснили мне, входит в высшую израильскую номенклатуру и вообще ничего не боится.

Несколько месяцев спустя случилось два события. В лучшей русской газете молодой журналист, полиглот и при этом корифей всех наук поведал о самом прогрессивном предпринимателе страны, нашем Хозяине, который до конца выкорчевал на своих предприятиях отвратительные социалистические рудименты, внедрил новейшие достижения технологии и потому активно торгует с заграницей.

Одновременно кто-то все же крупно (чрезвычайно крупно - мелкий калибр нашего хозяина не брал!) накатал, и после длительной тяжбы нам вернули и членство в профсоюзе, и беднягу Рафи, немедленно укрывшегося в своем насиженном окопе.

[бур]

http://duel.ru/200105/?05_6_1

[бур]

                        На израильских галерах: без просвета

В Израиле принята, утверждена и тысячеустно озвучена формула: работать должно быть тяжело. Уже в ульпане (класс по изучению иврита), едва одолев буквы, мы узнаем про рофэ (врача) Дани, который овэд каше (работает тяжело) и его секретаршу Рахель, которая овэдэт каше меод (работает тяжело очень). Ну, вроде нашего «Маша мыла раму». Разве может Маша на первых страницах букваря мыть пол или стену? Нет. Столь же абсурдно преположение, будто работать в Израиле можно, скажем, весело или легко.

Я знавал даму-израильтянку, соблюдавшую почти сталинский режим дня:

она ложилась спать под утро, часа так в четыре пополудни покидала спальные комнаты своей виллы и давала указания на завтра садовнику и кухарке, после чего, утомившись, отправлялась в бассейн.

И что вы думаете? Она всегда была очень-очень усталой, а ее муж, мелкий владелец дюжины крепостных мирусия (из России - кстати, предлоги пишутся слитно, как я сделал только что), а также друзья дома, в один голос утверждали, что дама сия «овэдэт каше меод».

Перечень здешних постулатов не так уж велик. Авода каша (работа тяжелая, с ударением на последнее «а» в обоих сло

вах) - один из фундаментальных. Она всегда «каша», в том числе и у начальника отдела эстетики Шмулика, и у нашего Хозяина Рафи, и у израильтянки со сталинским режимом дня. А затем следуют:

- счастлив тот, у кого есть работа, РАБОЧЕЕ МЕСТО,

- несчастлив тот, у кого ее нет,

- любая работа хороша,

- на работе надо мучиться.

От работы нельзя получать удовольствие. Работу должны сопровождать обязательные спутники: фантастическая ферула, предельное физическое и нервное напряжение, тотальное доносительство...

(Вы помните солженицынского Шухова? Поверьте, редко-редко, но и я испытывал странное наслаждение, когда споро и удачно шла моя «авода» в добытой по протекции рабочей зоне, когда не мешали, когда я был королем своего РАБОЧЕГО МЕСТА).

- чем больше работы, тем лучше, потому что завтра тебя явно не уволят и послезавтра, пожалуй, тоже, и есть возможность остаться на шаот носафот (часы дополнительные) - единственный, по сути, способ для раба получить почти среднюю израильскую зарплату. А если ты хочешь получать среднюю -ЖИВИ ЗДЕСЬ!

Я могу поклясться под присягой, что наблюдал собственными глазами 24-часовой рабочий день! Не в прошлом веке, не в Зимбабве, а тут, в Израиле, в 1993 году от рождения непризнанного евреями Христа. Был срочный заказ, и галерники с радостью провели на веслах сутки подряд, что категорически запрещено и международным, и израильским трудовым законодательством. А, малость отдохнув, отбухали еще сутки. И я вместе с ними. Потому что за переработку платят больше обычного.

Никогда не забуду рабочего - не «нашего», местного, кадрового туземца, отпахавшего тут лет пять-шесть, в трагическую для него минуту. Он получил письмо об увольнении. Рабочий плакал и не стеснялся слез. К нему никто не подошел. Ни-кто! Не подошел и я. Но не от страха проявить солидарность - у меня просто совсем не было в ту пору иврита.

Наконец, я видел самого главного и самого страшного из своих капо в той ситуации, когда прошел слух, будто его намерены сократить. Смотреть на него было невыносимо - не выдерживали глаза. Он дико метался между все теми же тремя верстаками и четырьмя станками и, будь в его руках плетка, розги, нагайка, батоги, кистень - не задумываясь, пустил бы эти орудия в ход, обрушил бы на наши плечи, лишь бы хоть на микрон повысить свои шансы уцелеть...

[бур]

На израильских галерах: слезы

Равнодушие, неприязнь, ненависть, дискриминация, которыми встречает эмигранта любая страна мира, - есть вещи ожидаемые, объяснимые.

Что поделать - чужак. Он приперся сюда отнять мое РАБОЧЕЕ МЕСТО, и уже самим фактом своего массового вторжения нагружает рынок труда, бьет по моему карману. Кроме того, он нуждается в жилье, еде, одежде, что ведет к росту цен. Наконец, он не понимает моего языка, и уже этим меня раздражает. А если к тому же он еще и диковат - с моей, конечно, точки зрения - и ведет себя не так, как принято в моей среде, вовек не дождаться ему моей симпатии.

Помню, году примерно в 88-м в Ригу завезли несколько сот вьетнамцев - не было желающих трудиться на швейном, кажется, производстве. Гости Латвии немедленно занялись мелкой торговлей, кучковались на улицах и толпами отправляли на родину громоздкую металлическую посуду - кастрюли, сковородки. И я вместе со всеми ощутил к ним неприязнь. Честно пытался задавить в себе это чувство, наорал на детей за расистские интонации в ехидных репликах, и все же; все же...

В словесном определении факта переезда еврея откуда-либо в Израиль существует некая тонкость, носящая отнюдь не лингвистический характер.

Чертовски важная тонкость! Перебравшийся сюда еврей - не эмигрант, и его переезд - не эмиграция. Он - возвратившийся на Родину! «Новый поднявшийся», если в буквальном переводе. И краеугольный камень сионизма как раз в этом - собирании евреев на исторической родине. Следовательно, каждый «возвращенец» желанен, для каждого тут есть место, каждому рады.

Первый рабочий день в Израиле меня нокаутировал. Предыдущий - и до того единственный в жизни ? страшный, лишающий воли нокаут я получил в далеком 68-м, когда меня привезли в КГБ и усадили перед двумя следователями. А третий - смерть мамы - я пережил уже здесь и совсем недавно, летом 96-го.

Нет, я преувеличил. Первый рабочий день в Израиле все-таки не был чистым нокаутом: еще до счета «девять» я сумел назавтра к концу ночи слезть с лежанки и выбраться на улицу, где уже подкатывал к условному месту заводской зэковоз. В свои только что исполнившиеся пятьдесят, пусть даже при спортивной выправке и внешней моложавости, я был самым старым в цехе. И единственным безъязыким. Мною командовали двое-трое парней. Что значит, командовали? Нагружали и наблюдали скорость моего перемещения с грузом. Им все время казалось, что моя скорость мала. Криками и жестами они давали мне понять, что при таком качестве работы я еще до обеда окажусь за воротами. С быстрого шага я перешел на легкий бег, но и это их не устроило. Один пристроился рядом, подстегивая меня «маэр! маэр!» (быстрее! быстрее!), а другой уселся за письменный стол катать телегу про мою профнепригодность.

Словом, вернулся я на родину.

[бур]

И если бы только я! Мне-то еще повезло: во-первых, блат, а во-вторых, приличные физические кондиции, благодаря которым я выдержал два года в рабочей зоне и ушел - редчайший случай! - сам. Чем, кстати, испортил отношения с родней, как раз и бывшей этим блатом. Между прочим, впоследствии я пересмотрел свой взгляд на эту родню: сначала мне казалось оскорбительным трудоустройство в заводской концлагерь. И только годы спустя до меня дошло, что все обстояло ровно наоборот, и они, может быть, спасли нас, дав мне возможность зарабатывать какие-то деньги. Да и то сказать: а что еще, кроме простой физической работы, в состоянии выполнять немолодой, нерукастый и не знающий иврита человек. И я бы со всем согласился, все признал правильным и справедливым, - но МУЧИТЬ-ТО зачем?! Зачем ДОБАВЛЯТЬ?!

А каково моим ровесникам и людям постарше, не имеющим блата, не обладающим физической и психологической выносливостью?

Однажды в поисках небольшого подержанного электрооргана мы с женой оказались в роскошной двухэтажной квартире метров под триста, куда пришли по объявлению. Русские опознают русских вмиг: стоя на подоконнике, терла стекла «наша» пожилая женщина, как она потом сказала, бывшая учительница русского языка и литературы. Хозяйка удалилась за органом, а мы имели неосторожность спросить учительницу, как ей живется. Она на мгновение повернулась к нам, и мы увидели слезы...

Можно было не продолжать, типичная картина: хозяйка не сводит с нее глаз, контролирует каждое движение, издевается, платит меньше положенного минимума и при перерывах в работе (например, посещении уборной), вычитает оплаченное время.

Эта учительница тоже вернулась на родину.

Тотальная дедовщина - фон и суть существования «нового поднимающегося». Я слышал массу рассказов от «кандидатов» на прием в киббуц, как их обнюхивали по полгода, году, а потом отказывали. Нормальное понятие «присмотреться к новичку» здесь подменено такими испытаниями и проверками, десятую долю которых не пройдет ни один из самих испытывающих и проверяющих.

Впрочем, едва ли можно говорить о ненависти исключительно к новичкам. Друг друга коренные израильтяне тоже терпеть не могут, хотя объятия, поцелуи и похлопывания - в постоянном обиходе. Страна расколота на многие враждующие слои: религиозные и светские, правые и левые (отнюдь не по классической терминологии, экономические воззрения тут ни при чем, разделение проходит по отношению к арабской проблеме), выходцы из североафриканских стран (так называемые марокканцы) и Европы, богатые и бедные, и, наконец, все вместе - против русских последнего завоза.

За счет чего же существует государство, почему его не разрывает бурная взаимная злоба? Наверное, благодаря арабам. Они создают объединяющий фактор, и лишь борьба с ними способна сплотить израильтян. Говорят, что особенно четко это проявляется во время войн. Если так, боюсь, мне еще представится возможность в этом убедиться...

[бур]

Один с сошкой, семеро с ложкой

С начальством спорить - асур (нельзя). Не выполнить указание - асур. Критиковать - асур. Это не просто опасно, нет, это безумие. Никто не станет разбираться в причинах и истоках конфликта: раба немедленно выгонят.

Откровенничать, доверяться кому-либо - асур. Продадут, заложат, настучат. Крой на здоровье правительство. Крой ту партию или эту. Но категорически не вздумай трогать данный завод, его порядки и всех-всех-всех его бесчисленных начальников. Потому что вон он сидит в своем мисраде (контора, учреждение) - всегда мрачный коах адам (кадровик). Двухсотпроцентный аналог тех отставных майоров и подполковников, перед которыми трепетал советский человек.



Выпивал я однажды с одним таким Пиней, Пинхасом, бывшим Петей. По неисправимой злокачественной глупости, а также принимая во внимание степень блата, его определили на приличное РАБОЧЕЕ МЕСТО - в заводской гальюн, где он и проводил трудодни наедине со шваброй.

Петя-Пинхас, хорошо приняв, и поведал мне, что одно из поручений «коах адама» состояло в фиксации частоты посещения заводским персоналом вверенного Пете объекта, а сверх того, в определении к.п.д. этих визитов, включая продолжительность моче(кало)испускания и праздного пребывания в сортире.

Мало им, шакалам, бдить в цехе, - промелькнуло у меня в голове. А Петю я спросил:

- И часто ты его информируешь?

- Да кажный день, - честно ответил Пинхас. - А еще велел говорить, кто что сказал. Кроме футбола и политики...

КРОМЕ ПОЛИТИКИ!

Какие же еще заботы одолевают кадровика?

Забот у него, коротко говоря, нет никаких. Рабсила, как я уже отмечал, не требует ни воспитания, ни перевоспитания. Она вообще ничего не требует. Отчетность ничтожная, да и ту в перерывах между кофепитиями выстукивает помогальщица кадровика. Идеологическую клизму ставить трудящимся не надо. Играет кадровик рольку работающего «каше меод» и копит дерьмецо на всех и каждого...

[бур]

Мы неплохо помним андроповские времена, когда власть выгнала милицию на улицу. До того милиция была где-то в вечных гостях у самой себя, там же жрала водку и покидала убежище не чаще профлидера Рафи. А вот израильский меназль (начальник) выгнан «на улицу» изначально. Его стол - тут же, посередь производственных процессов, ибо РАБОЧЕЕ МЕСТО надсмотрщика должно находиться, естественно, в гуще надсматриваемых. Такова КОНЦЕПЦИЯ, - объяснил мне как-то крупный босс, случайно узнав, что в Русии я тоже был кое-каким менеджером и имел в подчинении пятьдесят с лишним человек.

- Ты не понимаешь, - с сожалением говорил он, - это концепция: менаэлим всегда должны быть рядом с рабочими. И чем больше менаэлим, тем лучше!

Да. Верно. Вот и шестой за день ревизор от метрополии заскакивает в цех и рычит:

- Я вас заставлю работать, как в Германии!

Это как же? Нет предела интенсивности труда? Но если уже достигнуто 99,98 процента, а оставшиеся 0,02 просто неуловимы, то каким образом вскрыть и реализовать столь микроскопический резерв?

А вот для того и КОНЦЕПЦИЯ. Будучи успешно внедрена, она дает результат: 99,99999... Не идеал, но все же...

Контролируется все. Существует масса прямых и косвенных показателей производственной отдачи каждого кадра. Зато труд капо количественному учету не поддается. И в ход идут иные критерии - степень озлобленности! степень остервенения! число уволенных за определенный отрезок времени! «Халаш!» (слабый!) - сказал тот же крупный босс про самого приличного и наименее жестокого из моих начальников. Сказал кому-то, но при мне, не предполагая моего продвижения в иврите.

Перекрестный контроль. Контроль стоячий и ходячий. Наблюдающий целенаправленно и бьющий по площадям. Персональный. Взаимный.

Бдят все - и за всеми. Недаром чиновничество, включая начальников среднего ранга, как правило, помещено в стеклянные клетки, прозрачность которых гарантирует ежесекундный присмотр каждого за каждым. А теперь в моду входят еще и видеокамеры постоянного слежения. Какие неслыханные усилия направлены на стопроцентный «съем» с трудящейся единицы!

Между тем, я повторюсь, умный и знающий руководитель вовсе не должен нуждаться во всех этих ухищрениях. Умный и знающий всегда в состоянии оценить и объем работы, и необходимое для ее выполнения время, и качество труда конкретного подчиненного. Да, с небольшим допуском. С плюсом-минусом. Ну и что? Кроме всего прочего доверие окрыляет человека, повышает его цену в собственных глазах. Доверие - эффективно!

Выше я уже писал о критериях отбора кадров, основополагающим из которых в Израиле является «витамин Пи» (так оно и звучит на иврите), где Пи - это протекция. Второе слагаемое - особенно если речь идет о должности выше говночиста - «теуда» или «теудот» (удостоверение, диплом, свидетельство или удостоверения, дипломы, свидетельства).