и вот ещё нашел- Дмитрий Андреевич слал начальству свои телеграммы, Василий Иванович — свои. И оба требовали прислать комиссию. Пока шел обмен посланиями, Анна Никитична даром времени не теряла — устроила в дивизии окопный театр.
Фурман сходил с ума от ревности. Слал на соперника доносы в ЧК, обвинял в анархизме, предательстве идеалов революции и еще коварстве: мол, комдив специально подстраивает так, чтобы он, Фурманов, каждый раз оказывался в наиболее опасных местах сражения, прямо как библейский царь Давид посылал на смерть законного мужа своей Вирсавии. Самому Чапаеву Дмитрий Андреевич тоже писал. Вот отрывки: “К низкому человеку ревновать нечего и я, разумеется, не ревную. Такие соперники не опасны, таких молодцов прошло мимо нас уже немало. … Она действительно возмущена вашей наглостью, и в своей записке, кажется, достаточно ярко выразила Вам свое презрение”. Просто какое-то письмо Пушкина барону Геккерну накануне дуэли! Чапаев этих тонкостей не понимал и в ответ просто обозвал Фурманова “конюхом”.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы, наконец, в августе в штаб дивизии ни прибыла долгожданная комиссия. Ее возглавлял Валериан Куйбышев, он признал Фурманова виновником конфликта и отослал из дивизии в штаб южфронта
ПОЧЕМУ НЕ РАБОТАЛ ТЕЛЕГРАФ?
“Я со дня на день жду катастрофы. Она не случается только по нерасторопности белого командования. Штаб в Лбищенске оголен вместе со складами и обозами”, — писал Василий Иванович, когда приказом командарма-4 его дивизию раскидали по всему Уральскому округу, так что между бригадами лежало по 100-200 верст.
4 сентября 1919 года Чапаев ездил в станицу Сахарная, где бойцы, по ошибке не поставленные на провиант, взбунтовались с голоду. Василий Иванович уладил конфликт, приказав двум другим бригадам поделиться хлебом, выступил на митинге перед обиженными красноармейцами. В Лбищенск вернулся в полвторого ночи, хотел протелеграфировать в штаб армии — телеграф не работал. Чапаев сразу заподозрил неладное и приказал трубить боевую тревогу. Не хватило каких-то десяти минут — белые напали, не дав красноармейцам толком проснуться.
Что это было? Закономерная катастрофа, которую предвидел Чапаев? А, может быть, чей-то заговор? Очень уж не ко времени испортился телеграф… И, потом, до Лбищенска белоказачьему корпусу идти было 130 километров по красному тылу. Как можно не заметить двенадцать тысяч конных казаков в голой степи — загадка. Тем более, что вокруг Лбищенска ежедневно летали разведывательные аэропланы, незадолго до описываемых событий подаренные Чапаеву Троцким. Вот Троцкого-то — давнего недоброжелателя не в меру удачливого комдива — и называют в числе наиболее вероятных организаторов заговора…
Есть, впрочем, и еще один кандидат на роль “иуды” — супруга комдива, Пелагея Ефимовна. 31 августа она приезжала в Лбищенск мириться, но Василий Иванович велел ее к себе не пускать. Могла ли она оценить положение дел и передать все Живоложнову? Кто знает… Но только через несколько лет обнаружились документы, доказывающие, что белая разведка платила Живоложнову за сведения о Чапаеве.
Как бы там ни было, но в ночь на 5 сентября три тысячи чапаевских бойцов насмерть стояли против двенадцатитысячного отряда белобандитов