То, что в основе советской идеологии лежал марксизм, представляется аксиомой лишь тем, кто очень хочет в это верить. На самом деле отношения марксистов с Россией не задались с самого начала. Русских и вообще славян (за исключением поляков) «основоположники научного коммунизма» не любили, как по идейным соображениям, так и просто по наитию. Славяне вообще не представляли для марксистов ценности в силу своей революционной «недоразвитости». В последнем разделе коммунистического манифеста (1848 год), где рассматривался вопрос взаимоотношений с оппозиционными партиями в различных странах мира, о России нет даже упоминания, а первая публикация манифеста на русском языке в «Колоколе» никаких эмоций, кроме недоумения у Маркса и Энгельса (зачем это им?), не вызвала. Энгельс назвал это издание «литературным курьезом». И только.
Об отношении Маркса к крупнейшим тогда русским политическим эмигрантам, жившим в Лондоне, можно прочесть у Герцена, который, например, с возмущением рассказывает о том, как «Маркс, очень хорошо знавший Бакунина, выдал его за русского шпиона», опубликовав в своей газете очевидную фальшивку. Можно вспомнить и о дуэли, на которую вызвал Маркса за оскорбление русской армии Бакунин. Классик анархизма боролся против царизма, но, будучи русским, считал своим долгом защищать честь России. Впрочем, сатисфакции анархист добиться так и не смог. Карл Маркс от дуэли отказался, видимо, сохраняя свою жизнь для мировой революции.
В другой раз объектом нападок Маркса стал уже сам Герцен. Когда Герцена пригласили выступить на митинге «в память революции 1848 года», Маркс в ультимативном тоне потребовал от организаторов мероприятия отозвать приглашение. «Маркс, - пишет Герцен, - сказал, что он меня лично не знает, что он не имеет никакого частного обвинения, но находит достаточным, что я русский, и... что, наконец, если оргкомитет не исключит меня, то он, Маркс, будет принужден выйти». При голосовании марксисты проиграли, а русский назло всем приехал на митинг и выступил. Как замечает Герцен, «вся эта ненависть со стороны Маркса была чисто платоническая, так сказать, безличная – меня приносили в жертву фатерланду - из патриотизма». Безличный характер этой ненависти и впечатляет. Достаточно было быть просто русским, чтобы вызвать у Маркса изжогу.
Плохо ладила с марксизмом Россия и позже, даже «исправившись» и встав во главе мирового революционного процесса. Сначала, обвинив всю мировую социал-демократию в «чудовищных искажениях марксизма», социалистическую идею «уполовинил» Ленин. Позже эту работу до логического конца довел Сталин, закрыв зарубежную социалистическую мысль в спецхране и превратив для простоты, а главное «чистоты», идеи Маркса и Энгельса в своего рода идеологический комикс. В рамках этого комикса и развивался в СССР весь «научный социализм».
Когда в 1924 году Советы поставили вопрос о возможности перенесения могилы Маркса из Лондона в Москву, этой попытке яростно воспротивились его внуки, заявившие, что большевики к подлинному марксизму никакого отношения не имеют. В письме говорится, что их предок во всех своих работах выражал «глубокое недоверие к русским методам». Иначе говоря, для истинных марксистов большевизм был ребенком незаконнорожденным, продуктом некоего революционного адюльтера. В свою очередь, советская Россия, признав Маркса и Энгельса за своих родителей, одновременно отказала «отцам» в полной вменяемости. Среди прочего через жесткую редактуру прошли и все их русофобские филиппики: цензоры заботились о покое советских граждан.
Характерно, что отправной точкой в своем анализе русской политики Маркс и Энгельс избрали известную фальсификацию – «Завещание Петра Великого» - гордость умельцев из французской охранки. Использовать во времена Наполеона III то, что другие уже сто раз отыграли в эпоху Бонапарта, было, конечно, не очень солидно. Древние в таких случаях говорили: «Дважды сваренная капуста».
Бергсон будет все отрицать, хотя, мне кажется, его чувства по отношению к русскому народу мало отличаются от чувств любимых им вождей ;D
