(продолжение)
И, наконец, случилось обещанное - в 70 году н.э. Храм был разрушен, а иудеи были рассеяны по миру, постоянно подвергаясь гонениям и притеснениям. Кстати сказать, после распятия Христа (в 30 году н.э.), Господь, по милости своей, дал иудеям ещё 40 лет, чтобы они осознали свой грех, ниспосылая грозные знамения. Иосиф Флавий (ок. 37 г. — ок. 100 г.), еврейский историк, современник тех событий и участник первой иудейской войны в своей книге "Иудейская война" сообщает (книга 6, гл. 5):
...Ясным же знамениям, предвещавшим грядущее разрушение, они не верили и не вдумывались в них. Точно глухие и без глаз, и без ума, они прозевали явный глас Неба, неоднократно их предостерегавший. Вот какие были знамения. Над городом появилась звезда, имевшая вид меча и в течение целого года стояла комета.
Пред самым отпадением от римлян и объявлением войны, когда народ собрался к празднику опресноков, в восьмой день месяца Ксантика, в девятом часу ночи, жертвенник и храм вдруг озарились таким сильным светом, как среди белого дня, и это яркое сияние продолжалось около получаса. Несведущим это казалось хорошим признаком; но книговеды сейчас же отгадали последствия, на которые оно указывало и которые действительно сбылись.
В тот же праздник корова, подведенная первосвященником к жертвеннику, родила теленка на священном месте. Далее, восточные ворота внутреннего притвора, сделанные из меди, весившие так много, что двадцать человек и то с трудом могли запирать их по вечерам, скрепленные железными перекладинами и снабженные крюками, глубоко запущенными в порог, сделанный из цельного камня — эти ворота однажды в шесть часов ночи внезапно сами собою раскрылись. Храмовые стражники немедленно доложили об этом своему начальнику, который прибыл на место, и по его приказу ворота с трудом были вновь закрыты.
Опять профаны усматривали в этом прекрасный знак, говоря, что Бог откроет пред ними ворота спасения; но сведущие люди видели в этом другое, а именно, что храм лишился своей безопасности, что ворота его предупредительно откроются врагу и про себя считали этот знак предвестником разрушения.
Спустя несколько дней после праздника, 21-го месяца Артемизия показалось какое-то призрачное, едва вероятное явление. То, что я хочу рассказать, могут принять за нелепость, если бы не было тому очевидцев и если бы сбывшееся несчастье не соответствовало этому знамению. Перед закатом солнца над всей страной видели мчавшиеся в облаках колесницы и вооруженные отряды, окружающие города. Затем, в праздник пятидесятницы, священники, как они уверяли, войдя ночью, по обычаю служения, во внутренний притвор, услышали сначала как бы суету и шум, после чего раздалось множество голосов: «давайте, уйдем отсюда!».
Еще знаменательнее следующий факт. Некто Иошуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!».
Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане, в досаде на этот зловещий клич, схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не говоря ничего ни в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали—как это было и в действительности,—что этим человеком руководит какая-то высшая сила, и привели его к римскому прокуратору; но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: «о, горе тебе Иерусалим!»
(продолжение следует)