Форумы БФ это скопище неучей, тролей, провокаторов, воров и откровенных фашистов

[Fedot]

18. На распутьи

Время шло, он заканчивал шестой класс, а сестра десятый. Закончила она его всего лишь с двумя четверками, чуть-чуть не дотянув до медали. Нужно было выбирать дальнейший жизненный путь. В семье по этому поводу много говорили, и в процессе этих разговоров Фёдор понял, что и над Ириной и в будущем над ним висит одна практически непреодолимая угроза. Семья была на оккупированной территории, а такие люди в соответствии с
существующей идеологией были людьми второго сорта, к тому же еще и не-русская фамилия. Все это очень беспокоило родителей и вольно или невольно это беспокойство передавалось детям. Но Фёдору, несмотря на все разговоры по этому поводу, почему-то мало верилось в эту, как ему казалось, мифическую угрозу.
—    Папа, ведь у тебя медаль «За доблестный труд», — говорил он.
—    Каждому человеку дорого свое место, и в таком случае, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Был на оккупированной территории? Был. А фамилия? А может еврей? И никому не докажешь, да и доказывать то некому, а как в особом отделе решать, так и будет.
—    Но какой особый отдел в университете? — удивился Фёдор.
—    Поживешь, узнаешь какой.
Но каждый день по радио рассказывали, как прекрасно жить в Советском Союзе, какой великий вождь и учитель Сталин. И Фёдор никак не мог понять, что же так сильно волнует родителей.
Поступать в университет на физико-математический факультет из Двуречанской школы поехали трое: Ирина, ее подруга Галина Бабыкина и еще один их одноклассник Володя Гаврасиенко. И прогнозы родителей сбылись. Галина и Володя поступили, а Ирину срезали на математике, на ее любимом предмете. И если отец и мать были морально готовы к такому исходу, то для Фёдора это был шок. Он впервые почувствовал, что такое незаслуженная дискриминация, что такое незаслуженное унижение. Ему было стыдно и за себя и за Ирину и за родителей, и он впервые понял, что можно ненавидеть и даже мстить за нанесенные унижения.
—    В стране таких миллионы, — сказала мать, — а знаешь ли ты как поступали во время войны и после войны с военнопленными? Ведь их практически без суда и следствия отправляли в лагеря в Сибирь на каторжные работы.
—    Так что же это за государство? — возмущался Фёдор.
—    Это тоталитарный режим, где человек - ничто не стоящий винтик в громадной деспотической машине.
—    Это ужасно, — думал он.
И мать, как бы прочитав его мысли, сказала:
—    Но, впрочем, не будь этой жестокой системы, не понятно смогли бы мы победить Гитлера.
—    А причем тут это?
—    Очень причем, представь, каждый знал, что если попадет в плен или тем более сдастся, то всю семью могут в Сибирь отправить. Вот и приходилось выбирать.
—    Так, что все были такие? — опять спросил Фёдор.
—    Нет, конечно, далеко не все. Были, конечно, и фанатики, и таких тоже было не мало, которые, не смотря ни на что, верили, в так сказать, правое дело партии. А сколько было полицаев, которые добровольно шли на работу к немцам. И правду говоря, их тоже можно понять. Сколько семей раскулачили и сослали в Сибирь только за то, что они были хозяйственными, и поэтому зажиточными людьми. А сколько репрессированных! Представь на минутку, что твоих родителей ни за что ни про что вдруг взяли и сослали в Сибирь?
—    Но почему же тогда отец рисковал и своей жизнью и семьей, занимаясь подпольной работой? Почему?
—    Твой отец, прежде всего, честный человек. И он, и я прекрасно понимали, что фашизм - это чума и что эта чума угрожает нам всем и нашей Родине, а что такое Родина ты поймешь, сынок, когда вырастишь.
Узнав о том, что Ирина не поступила в университет, отец собрал вещевой мешок, одел медаль и уехал в город. Где-то около двух недель никаких вестей от них не было. Приехали они вместе с Ириной, и по всему было видно, что дело сдвинулось с мертвой точки. Он рассказал о всех своих хождениях по административным кабинетам и что, в конце концов, Ирину удалось зачислить на заочный факультет и получить негласное согласие декана факультета на посещение ею лекций на стационаре.

[Fedot]

—    Да, — заключил отец, — не было бы у меня медали, решить бы этот вопрос не удалось. Но, так или иначе, мы уже одной ногой в университете.
Не успела семья оправиться от университетских неприятностей, как новая беда пришла в дом.
Из очередной командировки в Областное управление отец вернулся очень расстроенный.
—    Разговаривал со мной заместитель начальника управления, сказал, что и в управлении и в районе моей работой недовольны и предложил подать заявление об увольнении. Конечно, я мог этого и не делать, но коль уже взялись, так все равно съедят.
Ты подал заявление, — с беспокойством спросила мать.
—    Да, подал.
Мать задумалась.
—    Хоть и тяжело все это, но ты поступил правильно, нечего унижаться перед этими негодяями. Не такое переживали, — мать обняла и поцеловала отца.
Комок подступил к горлу, Фёдор почувствовал, что вот-вот зарыдает. Стиснув зубы, он вышел из комнаты.
—    Молодец отец, он гордый человек, - подумал он.
Но не понимал Фёдор, что означает остаться без работы в глухом провинциальном районном центре, да еще при таких отношениях с райкомом партии. Многие сочувствовали Федору Фёдоровичу. Особенно сокрушался Иван Васильевич, знал он, что такого специалиста у него больше не будет. Председатель райисполкома, даже не боясь навлечь на себя гнев райкома партии, специально вызвал его в райисполком и долго там с ним беседовал. Но все прекрасно понимали, что работы для Федора Фёдоровича в районе уже не будет. Были, конечно, и такие, которые злорадствовали. Кто не наживал себе врагов за добросовестное отношение к своим обязанностям?
Вскоре отцу предложили освободить ведомственную квартиру. Деньги копить в семье не умели и поэтому жили практически от зарплаты до зарплаты.
На окраине Двуречной, около самого леса стоял полузаброшенный дом, в который и переехала семья. В доме до этого уже несколько лет никто не жил, прошлые хозяева умерли, и дом по наследству принадлежал женщине, которую хорошо знала Нина Николаевна. Эта женщина и сдала за небольшую плату его в наём. Электричества в доме не было, рамы были одинарные, пол был глиняный, а впереди была зима.
Единственным украшением, которое хоть как-то сглаживало унылый пейзаж, были уже известные ульи, которые ровными рядами стояли около дома и напоминали какой-то сказочный городок.
У Фёдора впереди был седьмой класс. Ирину нужно было как-то содержать в городе, семье чем-то нужно было питаться. Благо был свой огород, и все овощи были свои. Денег не было даже на хлеб. И вот тогда-то Фёдор и узнал, что такое голод, когда хочется, очень хочется хлеба, а его нет. И сколько не ешь чего-то другого, а хлеба все равно хочется.
Нужно было принимать какое-то кардинальное решение. Нужны были деньги, а, следовательно, нужна была работа. Впереди была зима. Отец собрался и уехал в Харьков. Вернулся он через неделю.
—    Я был в геодезическом отряде, там набирают опытных геодезистов.
—    А что за работа, — спросила мать.
—    Планировка какого-то закрытого объекта, какого не говорят, но трудность заключается в том, что нужна супружеская пара. Зачем супружеская - тоже не говорят.
—    Да, вопрос практически неразрешимый, — горестно сказала Нина Николаевна.
—    А почему неразрешим? — удивился Фёдор.
—    Да на кого же мы, сынок, тебя оставим, зима впереди, топки нет, да и ты еще совсем ребенок!
—    Ничего себе ребенок! Я уже совсем взрослый, а что дрова? Лес то рядом, что я дров из лесу не наношу?
—    Нет, сынок, на это мы решиться не можем, а печь топить, угоришь
еще.
—    Да что, я трубу не умею закрыть или печь топить? - не унимался Фёдор.
Прошло несколько дней и родители, и он понимали, что другого выхода нет. Мать украдкой плакала отец тоже как в воду опущенный.
Через неделю пришла телеграмма: «Ваша кандидатура утверждена, телеграфируйте согласие».
Отец подошел к Фёдору и обнял его.
—    Положение безвыходное, сынок, я сам остался без отца в десять лет, и что мы пережили, один бог знает, ведь кроме меня было еще два младших брата.
—    Папочка, вам нужно ехать и думать тут нечего, я тебя уверяю - прорвемся.
У отца на глазах показались слезы.
—    Да, сын, я тоже в это верю.

[Fedot]

19. Новый Г од

Уезжали в город трое: отец, мать и сестра. Фёдор оставался. Мать и Ирина плакали, отец крепко обнял его. И тут Фёдор вдруг почувствовал, что ему впервые в жизни поручается очень серьезное дело, и что он должен, во что бы то ни стало справиться.
Пока было тепло, единственную трудность, которую испытывал он, заключалась в том, что нужно было варить себе еду, причем это можно было сделать только тогда, когда горела печка. Фёдору очень не хотелось готовить, и целыми неделями он питался всухомятку.
Вскоре от родителей пришло письмо, и он сразу же написал ответ, сообщая, что у него все в порядке, что он начал заготовку дров, что ходит в школу регулярно, что оценки у него хорошие. Фёдор чувствовал, что все то, что происходило с семьей последнее время, как-то изменило его взгляды на жизнь, на родителей, изменился и он сам. Он прилежно выполнял домашние задания и практически стал отличником, он стал регулярно писать родителям, и те тоже регулярно ему отвечали.
Пришла осень, наступили холода, топить нужно было чаще, дров нужно было больше и почти каждый день, придя из школы, он шел в лес за дровами. Когда начинало темнеть, он разжигал печь, зажигал керосиновую лампу и садился учить уроки.
Выпал первый снег, топить нужно было много, одинарные окна слабо держали тепло в доме, но снегу Фёдор очень обрадовался, можно было за дровами в лес ездить на санках.
Однажды, поехав в лес, он увидел там очень крупные собачьи следы и мимоходом подумал, а не волки ли это.
Догадка ждать себя не заставила. Выйдя как-то утром из дома, он обнаружил такие же следы во дворе, а соседи сказали ему, что волки украли у них собаку. Ему как-то не верилось, что волки могут украсть и съесть собаку, но вскоре и другие начали говорить, что волки крадут собак. А волков после войны в лесах было великое множество.
По-прежнему Фёдор ездил в лес, возил оттуда дрова, возить дрова на санках было просто и удобно.
Однажды вечером, затопив печь, он пошел на улицу за дровами. Выйдя на крыльцо, он вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Рядом с сараем светились два зеленоватых огонька, Фёдор присмотрелся, около сарая спокойно сидел волк, его глаза светились зеленоватым светом. Фёдор попятился и быстро захлопнул дверь. Волка он до сих пор никогда не видел, и,
наверное, поэтому ему показалось, что волк огромный. «Да, — подумал он, — у страха глаза велики». Он попытался успокоиться, но чувство, что он в доме один, а вокруг бродят волки, не покидало его. Это чувство еще усилилось, когда он, ложась спать, погасил лампу, казалось, что волки заглядывают в окна. Он встал и опять зажег лампу.
Когда он проснулся утром, спокойно горела закопченная лампа, на дворе ярко светило солнце, страхов как не бывало. Фёдор понял, что в школу он уже опоздал и решил в этот день туда не ходить. В школе знали, что он живет один, и учителя относились к нему снисходительно. В этот день он рано затопил печь и приготовил себе еду. Какими вкусными показался ему борщ и жареная картошка! Он наносил в дом много дров, чтобы не ходить за ними ночью. Не хотелось снова встречаться с волками.
Перед новым годом от родителей пришло письмо, в нем сообщалось, что к Новому году они должны быть дома. Фёдор вырубил в лесу елку и как мог ее украсил. Это была не та нарядная елка, которые мы видим в домах сейчас, но на ней висели не только самодельные игрушки, но и конфеты и пряники. Ему так хотелось, чтобы родители на Новый год были дома, так хотелось!
Выходя утром во двор, особенно, когда накануне ночью шел снег, он часто обнаруживал во дворе волчьи следы, но как-то это его уже сильно не тревожило, он воспринимал это уже как должное.
Наступило 31 декабря. Целый день Фёдор прождал родителей, но их не было. Наступил вечер. Родители не были суеверными людьми, так же был воспитан и он, но все-таки он в канун Нового года загадал два желания, они были очень простыми. Первое из них заключалось в том, чтобы встретить Новый год всей семьей вместе, второе - чтобы новый год был хоть чуточку добрее и лучше, чем прошедший.
Стемнело, но родителей не было. И вдруг Фёдору стало так грустно и одиноко, никогда еще за свою хоть и недлинную жизнь ему не было так горько. За окном мела пурга, Фёдор поставил на печку чайник, начал готовить себе ужин, но вдруг совершенно непроизвольно, примерно так же как он почувствовал, что на него смотрит волк, он вдруг почувствовал, что он не один, что отец и мать где-то совсем рядом. Ему даже показалось, что он слышит их голоса. И в это же мгновение в окно постучали. Да, это, несомненно, был отец, только он так барабанной дробью стучал в окно. Фёдор кинулся к двери и выскочил на улицу. Во дворе стояли мать, отец и сестра.

[Fedot]

—    Мои дорогие! — кинулся он к отцу и зарыдал. — Мы прорвались, прорвались! — сквозь слезы кричал он.
—    Да, дорогой! Да! Да, родненький! — сквозь слезы говорила мать.
Новый год удался на славу. Родители привезли не только много денег,
но и много еды, конфет и подарков. Ирина тоже была счастлива, учеба у нее шла хорошо, ей не запрещали ходить на лекции, и она училась практически наравне со студентами стационара и была отличницей. Тем более там же учились и ее одноклассники. Единственно на что он обратил внимание, что
она была очень плохо одета, на ней была обычная рабочая фуфайка и старые изношенные ботинки. Проговорили они всю ночь.
Из рассказа Ирины он узнал, что живет она на квартире у уборщицы, которая работает в университете. Но оказалось, что ее квартирная хозяйка Мария Яковлевна Голикова, хоть и работает уборщицей, но культурный и порядочный человек и что она является родной тетей Аркадия Гайдара. Это Фёдора крайне удивило - тетя Гайдара и уборщица! Но каких-то оснований не доверять сестре и родителям у него не было, ведь они всегда говорили ему правду. Мария Яковлевна убирала не только кабинет ректора университета, но и комнаты особого отдела, то есть в каком-то смысле была уборщицей привилегированной.
Ирина рассказала, что она несколько раз ходила на прием к самому ректору с просьбой перевести ее на стационар, но все просьбы оставались без результатов.
Родители очень были довольны результатами учебы детей, а Фёдору мать сказала:
—    Мы гордимся тобой! Ты настоящий мужчина, и я верю, что ты вы-растешь сильным и смелым человеком!
Дом стал таким теплым и уютным, и даже завывания вьюги за окном были какими-то приветливыми. «Да, какое благо, когда есть хорошая дружная семья», — думал он.
—    А правду говорят, что друзья в беде познаются? — неожиданно спросил Фёдор.
—    Правду, — ответил отец, — в беде и проверяется настоящая дружба.

[Fedot]

20. Переправа, переправа - берег левый, берег правый

Шло время, вот уже и весна на пороге. Маленькая речушка Двуречная впадала в Оскол, и его разлив во время паводка представляли удивительное зрелище. Многие километры плавней были залиты водой, и эти плавни перегораживала высокая дамба, посреди которой был выстроен деревянный мост на высоких сваях. Он казался огромным. Перед сваями стояли ледорезы, их называли почему-то быками, и защищали они в весенний паводок деревянные сваи от напора идущего по реке льда.
В тот год паводок оказался особенно сильным. На мосту круглые сутки дежурили бригады взрывников, которые подрывали ледяные заторы, но все равно, в конце концов, два пролета моста были снесены льдом.
Мост соединял Двуречную с железнодорожной станцией. Это сейчас мы привыкли понимать под железнодорожной станцией какие-то постройки, зал ожидания, кассы и т.д. В то же время железнодорожной станцией Двуречная служила теплушка, все после войны было разбито и разрушено. Последствия войны оставили жестокий след не только на строениях. Воровство и бандитизм то и дело давали о себе знать. Дорога от железнодорожной станции проходила через лес, и там то и дело происходили ограбления и убийства.
Грабители знали, что люди, идущие на поезд или обратно, обычно что-то несут.
После того как снесло пролеты моста, сообщение с железнодорожной станцией практически прекратилось. Только днем люди на лодках могли переправиться через реку, и то в сильный ледоход это было рискованно.
Сразу после ледохода очень хорошо ловилась рыба, начинался нерест щуки, тем более в те времена не было запретов на ловлю сетями. Фёдор просмолил и спустил на воду лодку, и с нетерпением ждал окончания ледохода.
Вечером, когда уже почти стемнело, пришел почтальон и принес телеграмму: «Меня приняли на стационар, приезжаю Казанским. Ирина».
Мать и Фёдор начали прыгать от радости.
—    Мы опять прорвались! —кричал он.
Но радость была недолгой.
—    Казанский поезд приходит в два часа ночи, — вдруг испуганно сказала мать, — а ведь сообщения со станцией нет, выйдет девчонка одна с поезда ночью и что дальше?
—    Да, — озадачился Фёдор, — что-то нужно предпринимать, но что?
—    Нужно срочно дать ответную телеграмму, чтобы купила билет на другой поезд, — заторопилась мать.
—    В том то и дело, что другого поезда нет, но если бы и был, то теле-грамму Ирина уже получить не успеет.
—    Что же делать, что делать? — всплеснула руками Нина Николаевна.
—    Чего ты так переживаешь, а лодка у нас зачем? — спокойно сказал Фёдор и потом добавил. — Не в таких переделках бывали.
—    Не скажи, плыть во время ледохода даже днем опасно, а ночью?
—    Но ведь сейчас полнолуние, и ночью видно почти как днем.
—    Ах, если бы отец был дома!
—    А чтобы мог сделать отец? Ведь лодкой он так управлять, как я не умеет.
—    Сынок, что же нам делать?
—    Не беспокойся, мать, переплыву и преспокойно встречу Ирину, что я реку не знаю!
—    Нет, тебя самого не отпущу ни за что на свете!
—    Ну, тогда поплывем вместе, я тебя уверяю, что все будет в порядке.
И тут он почувствовал, что его уверенность начала передаваться матери.
—    Хорошо, сынок, я уверена в тебе, поплывем вместе.
Надо сказать правду, Фёдору было страшновато. Ночью, в ледоход, около самых ледорезов, а вдруг лодку опрокинет, сколько в холодной воде про-держишься, тем более еще и мать. Но отступать было некуда.
—    Луна взойдет где-то часов в десять, тогда и поплывем.
—    Хорошо, сынок, — согласилась Нина Николаевна, с трудом скрывая волнение.
Была тихая теплая весенняя ночь, какая бывает только в конце апреля. В бездонном небе висели звезды, знакомые созвездия смотрели вниз. Когда огромный красный диск луны всплыл над горизонтом, Фёдор сказал:
—    Пора, мать.
Он взял весло, такое привычное и легкое. По пути он весело рассказывал матери всякие рыбацкие истории, а у рыбаков их очень много. Мать тоже пыталась подбодрить сына, не подавая и тени сомнений, рассказывала ему, как однажды, ловя рыбу с отцом, прыгнули в воду за рыбой в одежде.
Они не заметили, как прошли дамбу, и подошли к мосту. Лодка стояла на месте, и Фёдор снял замок с цепи. Сели в лодку и тут он понял, что лодкой управлять практически невозможно. Мать была тяжелее него, и нос лодки, на котором она сидела, глубоко сидел в воде, а корма, на которой сидел он, торчала над водой.

[Fedot]

—    Э нет, мать, давай поменяемся местами, — весело сказал он, — а то мы все дно носом перепашем.
Мать сразу поняла, в чем дело, и они пересели. Хоть и трудно гнать лодку задом наперед, но весла она слушалась хорошо.
—    Теперь поехали, — сказал Фёдор и взмахнул веслом.
Ледоход был уже на исходе, но по реке все равно плыло много льдин,
тем более опасным было то, что небольшие льдины были практически не видны из воды, но каждая из них, утыкаясь в борт лодки, сбивала ее с курса. Плыть пришлось по течению выше моста, потому что за мостом были сплошные буруны. Зрелище, которое открылось, было просто потрясающим. Льдины со скрежетом и стоном ползли на ледорезы, а те как могучие богатыри, кряхтя и скрипя, сбрасывали их со своих могучих плеч в стороны, защищая своими телами сваи. Крупные льдины были видны издали, и обойти их было несложно, хотя и это удавалось не сразу. Настоящим бедствием оказалась мелочь, которая все время скапливалась у левого борта лодки, затягивая ее под ледорезы. Федор боролся из всех сил, но тщетно. Пройдя очередной ледорез, он понял, что на следующий, они уже точно угодят.
—    Что делать? — с отчаянием подумал он.
Мать тоже видела серьезность положения, но не подавала вида. И тут Фёдор вспомнил слова, которые часто говорил отец:
—До самого последнего момента никогда не считай положение потерянным!
Нужно было срочно искать какое-то решение. Чтобы хоть немного пере-дохнуть он круто развернул лодку носом против течения. И выход нашелся сам собой, Фёдор просто начал лавировать между льдинами, чуть-чуть кося лодку в сторону противоположного берега. Маневр удался, хоть и медленно, но практически без риска напороться на ледорез, лодка двигалась к намеченной цели, и в лодке были два близких и родных человека, которые бесстрашно плыли и плыли к своей заветной цели.
Поезд немного опоздал, но оказалось, что Ирина приехала не сама, а с подругой Галиной. Все вместе решили дождаться утра на станции.
Три раза пришлось Фёдору преодолевать один и тот же путь через реку туда и обратно, потому что в лодку он мог взять только одного человека. Так Ирина, затем её подруга и, наконец, мать и он сам оказались по ту сторону моста, а у Фёдора на руках начали лопаться кровавые мозоли.
Когда пришли домой, мать спросила у Ирины, как она добилась зачисления на стационар.
—    Да ведь это не я добилась
—    А кто же? — с удивлением спросила мать.
—    Ведь ты знаешь, что Мария Яковлевна давно работает в университете, она хорошо всех знает, в том числе и ректора. Так вот, пошла к ректору и попросила за меня. Ректор у нее спросил, по поводу моей фамилии, так Мария Яковлевна сказала, что, во-первых, я не еврейка, а во-вторых, что я её племянница. Через два дня меня вызвали в деканат и сказали, чтобы я написала заявление с просьбой о зачислении на стационар, и вот со вчерашнего числа я студентка стационара.
—    Ну и Мария Яковлевна, - всплеснула руками Нина Николаевна, — дай бог ей здоровья, не знаю, как её и благодарить.

[Fedot]

21. Что же дальше?

Экзамены за седьмой класс Фёдор сдал на отлично и получил похвальную грамоту. Все предметы, за исключением русского языка, он действительно знал на отлично. По русскому языку известная уже нам «Полундра» тоже поставила ему пятёрку. И он понимал, что это сделано в какой-то мере в знак признания того, что всего за один год он из посредственного ученика превратился почти в отличника. Конечно, дома были очень рады этому, его хвалили и отец, и мать. Это было очень приятно, но главное, что он понял то, что если чего-то очень хочешь и если, невзирая ни на что, каждый день идешь к поставленной цели, то можно добиться многого.
Впереди было лето, речка, рыбалка, радиолюбительство, авиамоделизм, но мечта, которая теперь не покидала Фёдора, был мотор к лодке. Такой мотор был всего у одного рыбака на всю Двуречную. Он цеплялся к одному из бортов, и хоть лодка двигалась не очень быстро, но все-таки это было не весло. По физике в седьмом классе проходили принцип работы четырехтактного двигателя внутреннего сгорания, и Фёдор решил сделать двигатель сам. Но для двигателя, в первую очередь, нужен цилиндр. Вскоре он нашел втулку от старого колеса сеялки и решил, что из нее можно сделать цилиндр, втулка была массивная и длинная. Нужно было ее распилить на две части. Фёдор наладил ножовку, закрепил втулку в тиски и начал пилить. Подошел отец.
—    Ты что это пилишь?
Фёдор подробно рассказал отцу о своем проекте. Тот внимательно выслушал, и как-то хитровато улыбнувшись, сказал:
—    Ну что ж, попробуй.
Конечно, из этой затеи ничего не вышло, хотя сил на ее осуществление было потрачено немало. И когда Фёдор уже стал взрослым, он часто думал, почему отец ему прямо не сказал, что его затея просто абсурдна при том уровне технических возможностей и знаний, которые были у него. Ведь для отца это было, конечно, очевидным. Но уже позже, когда он сам стал и крупным специалистом и руководителем, он начал хорошо понимать, что на чужих ошибках мало кто учится, а вот на своих - все.
У родителей по-прежнему не было работы, заработанные за время зимней командировки деньги, заканчивались. Нужно было что-то предпринимать. Начиналась хрущевская оттепель, это чувствовалось во всем. Можно было свободно рассказывать анекдоты, и за это уже никого не сажали. Девиз «Догоним и перегоним Америку по производству мяса и молока на душу населения!» хоть и воспринимали с некоторым юмором, но люди были приучены верить пропаганде и многие это воспринимали всерьез. Повсеместно строились целые животноводческие комплексы, поля засеивались кукурузой на силос. «Ну, хоть не перегоним, так хоть догоним и то хорошо». Сельские жители могли получать паспорта, и этим практически заканчивалось советское крепостное право.
Однажды отец пришел домой и с восторгом показал Фёдору небольшую книжонку, на ней было написано «Кибернетика», автором ее был Норберт Винер.
—    Что это за слово? — с удивлением спросил Фёдор.
—    Это наука об управлении, и у нее громадное будущее, — ответил отец, — раньше эта наука была у нас практически запрещена и считалась лженаукой, впрочем, как и генетика. Надеюсь, тебе приходилось видеть в журналах карикатуры с изображением дерущихся роботов или «думающих» машин.
—    Приходилось, особенно много их в «Огоньке», почти в каждом но-мере.
—    Так вот за этими самыми роботами и думающими машинами и есть будущее техники.
—    А что машина действительно может думать как человек? - удивился Фёдор.
—    Ну не совсем как человек, но думать может.
—    Да я никогда не поверю, что машина может думать, — опять засомневался Фёдор.
—    Хорошо, если ты так возражаешь, тогда скажи мне, что означает слово «думать»?

[Fedot]

Фёдор задумался.
—    Думать это означает думать, — наконец изрек он.
—    Ничего не скажешь, очень талантливый ответ. Прежде всего, если мы говорим о чем-то, то мы должны дать определение этому чему-то. Поэтому давай попытаемся определить, что мы понимаем под словом «думать», но
для этого сначала давай несколько упростим задачу. Когда ты производишь сложение или вычитание, то ты определенно думаешь. Согласен?
—    Да, вроде так, — согласился Фёдор.
—    С другой стороны, если бы в твоей памяти ничего не было, например, если бы ты не знал, что такое цифры или числа так и думать было бы не о чем.
—    Да, вроде так.
—    Но знать и понимать, что такое числа еще недостаточно, чтобы про-извести сложение или умножение, нужно еще знать правила, по которым производятся данные операции. Согласен?
—    Да.
—    Так вот, под простейшим понятием «думать» давай определим умение решать задачи, например, сложения и умножения, но как мы выяснили для этого нужна память и правила обращения с числами. Ты видел, как мы пользуемся арифмометром, да и сам умеешь на нем считать. Если хочешь, это и есть очень примитивная механическая думающая машина, потому что в память арифмометра мы вводим числа, а в самом арифмометре заложены правила их сложения, вычитания, умножения или деления, достаточно только правильно покрутить ручку.
Фёдор знал, что отец зря говорить не будет, но никак не мог понять, как это этот самый арифмометр думает.

[Fedot]

22. Переезд

Но вскоре мысли о думающих машинах, которые еще несколько дней вертелись у него в голове, заслонили куда более прозаические дела. Он знал, что многие жители села, живущие недалеко от плавней, вяжут из мелкого камыша маты, которые в неограниченном количестве принимали в заготовительной конторе. Фёдор понимал, что это реальная возможность материально помочь семье и решил заняться этим делом. Каждое утро он уходил в плавни и косил там мелкий камыш. После того как камыш подсыхал, он приносил его домой, и когда он окончательно высыхал, вязал из него маты.
Однажды, придя домой, Фёдор увидел, что мать и отец что-то обсуждают.
—    Похоже, что у отца появилась возможность найти работу по специальности.
—    И где же?
—    При машинотракторных станциях по всей стране вводится должность землеустроителя. Представляешь, сколько землеустроителей нужно, чтобы заполнить эти вакансии.
—    Но ведь райком партии постарается, чтобы отца в нашу МТС не взяли.
—    Конечно, постарается, но ведь на нашей МТС свет клином не сошелся.
—    А областное управление землеустройства?
—    К этой должности оно никакого отношения не имеет.
—    Так что же тогда думать, нужно искать подходящую МТС.
—    Да, конечно, и желательно поближе к городу, ведь там Ирина, да и твое окончание школы не за горами.
Вскоре отец нашел работу. Это был небольшой районный центр недалеко от Харькова, и назывался он Липцы. Те самые Липцы, через которые он проходил, когда шел за семьей в Золочев. В первом же письме, которое прислал он, была интересная новость. Оказалось, что председатель районного исполнительного комитета в Липцах тот самый Павел Петрович Токарь, который занимал ту же должность в Двуречной и который очень хорошо относился к отцу. Сына его Александра Фёдор хорошо знал, хотя он и был немного старше, в Двуречной они вместе занимались авиамоделизмом.
—    Вот тебе и на, так значит, у меня в Липцах уже и друг есть!
—    Выходит так.
Отец смог забрать семью из Двуречной только к концу учебного года, когда Фёдор заканчивал уже восьмой класс. Несколько недель они с матерью укладывали в ящики вещи и готовили к перевозке ульи. Наконец, все было готово и в канун первомайских праздников Фёдор вдруг увидел, как к дому подъезжают две грузовые машины, это был отец. Радости его не было предела, он очень любил отца и сильно за ним скучал. Радовались все и встрече и тому, что жизнь начала благосклоннее к ним относится.
Фёдор радовался и тому, что вскоре все они поедут на автомашинах так далеко, что будет жить на новом месте почти рядом с городом. Настроение было радостное и приподнятое. Но когда уже заканчивалась погрузка, погода испортилась, надвинулись тучи, и начал моросить дождь. Водители долго совещались - ехать или не ехать, но всем хотелось на майские праздники быть дома, и они, в конце концов, решили ехать. Машины тронулись, и Фёдор вдруг почувствовал, что он покидает что-то такое родное, такое близкое и у него защемило на душе. Не будет старых школьных друзей. Машины поднимались вгору, вот уже и окраина Двуречной.
—    Остановите, пожалуйста, машину, — попросил он водителя.
С отцом они вышли из кабины, внизу как на ладони лежал Двуречная.
—    Прощай, Родина!
Дождь усиливался, но водители, как ни в чем не бывало, уверенно вели машины.
—    У нас водители закаленные ведь от Липец до Харькова дорога грунтовая и ездить туда им приходиться в любую погоду, так что это для них семечки.
Но дождь все усиливался и усиливался. Машины начали буксовать. Фёдор видел как машина, едущая перед ними ерзает по скользкой дороге, как заносит ее вправо и влево, как из-под колес летят комья грязи, но почему-то ему все это очень нравилось.
—    Какая же это дорога без приключений? — думал он.
Но вдруг у впереди идущей машины что-то затрещало, и она остановилась. Водители вышли из кабин, дождь уже стих, но дорога была грязная и разбитая.
—    Что случилось? — поинтересовался Фёдор.
—    Водители говорят, что полетела планетарная шестерня в заднем мосту.
—    А что это значит?
—    Это значит, что машина дальше идти не может и нужен ремонт.
—    А запасная шестерня есть.
—    В том то и дело, что нет, но если бы даже и была, то ее установка на место в полевых условиях невозможна.
—    Что же делать?
—    Сейчас посовещаемся и решим.
Совещание было недолгим. Водители поставили машину на донкрат, разобрали задний мост и сняли неисправный узел.
Мать с водителем неисправной машины остались в поле ночевать, а Фёдор с отцом на исправной поехали дальше. К вечеру они уже подъезжали к месту назначения.
В Липцах Фёдора поразило многое: ширина центральной улицы, обустроеность села. Ни одного дома под соломенной крышей, в то время, как в Двуречной их было большинство. А главное клуб! Громадное здание с колонами в фойе, просторный зрительный зал с пронумерованными местами просто поразили его. Ни в какое сравнение этот клуб с Двуречанским не шел. Школа тоже была очень красивой, и Фёдору предстояло в ней учиться.

[Fedot]

23. Новая школа

Но, придя на первое занятие, Фёдор почувствовал себя как-то неуютно, не было вокруг знакомых лиц соучеников и учителей, все было чужое.
Экзамены были на носу, до их начала оставалось две недели. Но даже за эти две недели он почувствовал, что подготовка учеников в новой школе, по крайней мере, по физике, математике и химии хуже, чем у его сверстников в Двуречной.
Все эти впечатления не заставили себя долго ждать, все экзамены Фёдор сдал на отлично, а по русскому сочинению получил двойку. Пришлось все лето ходить на дополнительные занятия по русскому языку. Но он тогда еще не понимал, что строгий учитель это большое благо, потому что в жизни нужны не приятные воспоминания, а знания. Учительницу русского языка он, естественно, невзлюбил.
Совсем рядом с Липцами было небольшое село Варошиловка, там было русскоязычное население и русскоязычная школа. Получив на переэкзаме¬новке тройку, Фёдор дома заявил, что больше в Липецкую школу не пойдет, а будет переходить в Варошиловскую. Родители отговаривать его не стали, и он отнес свои документы туда. Но каково же было его удивление, когда при¬дя в девятый класс, он узнал, что русский язык в его классе преподает ни кто иной, как дочь той самой строгой учительницы Губа Мария Алексеевна, от которой он ушел. Более того, она была еще и классным руководителем, и оказалось, что она еще строже своей матери. Но отступать было некуда. Язы¬ки всегда давались Фёдору плохо, скорее всего, потому, что он их не любил. Но с какой благодарностью, будучи уже взрослым человеком, он всегда вспоминал свою классную руководительницу, прежде всего за то, что она сделала из него грамотного человека, научила его не только грамотности, но и любить русский язык.
Навыки и знания в области радиолюбительства скоро пригодились. Учителем физики был Александр Иванович Самков, и Фёдор с ним быстро подружился, по этому предмету он был первым учеником в классе. Вскоре они вместе организовали радиокружок, а еще через некоторое время решили своими силами сделать школьный радиоузел.
Но однажды Александр Иванович буквально поразил его воображение, да и не только его. В школе, естественно, как и во всех других школах была перекладина и на переменах мальчишки, в том числе и Фёдор, конечно, упражнялись на ней. Но все школьники на перекладине умели делать только простейшие упражнения. И вот однажды, на большой перемене, когда около перекладины стояли мальчишки, подошел Александр Иванович. По всему было видно, что спорт для него не в новинку, он был коренаст, плотно сложен и бицепсы на его руках так и играли.
—    Чем занимаетесь? — спросил он.
—    Да вот тренируемся, — ответил кто-то.
—    А можно мне попробовать? — весело спросил учитель физики.
Он подпрыгнул, схватился за перекладину и одним махом оказался на
ней. Сделав мощную отмашку назад, он вытянул руки и начал крутить солнце. Изумленные мальчишки, не шевелясь, стояли у перекладины. Сделав десяток оборотов, Александр Иванович ловко спрыгнул на землю.
—    Ну что, ребята, если хотите, буду вас учить не только физике.
Захотели, конечно, все. Крутить большие обороты или, как их называли
солнце, вещь не простая, и, чтобы научиться это делать, нужно много тренироваться. Чтобы хорошо работать на перекладине нужно не только желание и упорство, конечно, очень желательно иметь еще и определенные физические данные. Именно все это оказалось и у Фёдора и у Анатолия Мудрова, его одноклассника. Часто до крови натертые, а иногда и сорванные, очень плохо зарастающие мозоли на руках, постоянная боль в мышцах, ничто не могло остановить. Если другие мало помалу начали выпадать из обоймы, то Анатолий и Фёдор тренировались сколько хватало сил. Однажды Александр Иванович, посмотрев на то, как они на перекладине делают упражнения, сказал:
—    Скоро, ребята, будете крутить большие обороты, главное первый раз перевалить через перекладину, хоть даже на согнутых руках. Все зависит от того, насколько сильный мах назад может сделать спортсмен.
Вот этот мах Анатолий делал лучше Фёдора. На одной из перемен Анатолий начал упражнения первым. Он долго примерялся, и вдруг сделал такую отмашку назад, что почти стал на перекладине на вытянутых руках. Именно такую отмашку делал всегда Александр Иванович, когда начинал крутить большие обороты.
—    Ну, давай! — закричал Александр Иванович.
Тело Анатолия как пушинка понеслось вниз. На вытянутых руках он достиг верхнего положения и буквально в этом положении почти остановился. Еще мгновение и тело Анатолия опять понеслось вниз, но второй оборот он сделать не решился. Еще несколько недель понадобилось Фёдору, чтобы догнать Анатолия, но к концу девятого класса они уже оба отлично крутили солнце. Примерно к этому же сроку был готов и школьный радиоузел.
—    Внимание, внимание говорит школьный радиоузел Варошиловской средней школы! - начал первую передачу Фёдор.

[Fedot]

24. Мисевра

Дома своего у семьи в Липцах не было, и они жили на квартире. Первую квартиру они снимали у некоего Алексея Петровича Мисевры, который был очень своеобразным человеком. Сам он был осужден в свое время по политической статье якобы за то, что агитировал не покупать облигации займа. После отбывания срока ему было запрещено жить в Харькове, и поэтому он жил в Липцах. В городе у него был собственный дом и там жила его законная жена, которую он довольно часто навещал. В Липцах у него тоже был собственный дом, в котором он жил вместе с незаконной женой, которую звали Кузьминична. Кузьминична работала продавцом в ларьке, и когда она приходила с работы, Алексей Петрович ее сразу же спрашивал:
—    А кто тебя сегодня провожал с работы?
—    Алешенька, да никто меня не провожал.
—    А я точно знаю, что провожал.
—    Я тебе клянусь, никто меня не провожал.
Эти разговоры по поводу провожатых длились иногда по часу, и так каждый день.
У Алексея Петровича была тихо помешанная двоюродная сестра, которая иногда приезжала к нему погостить. То, что она тихо помешанная знали все. В момент приступа ей начинало казаться, что с потолка льется кровь Христа. Когда на нее находило такое состояние, Алексей Петрович начинал ей читать проповедь. Начинал он вполне благопристойно рассказывать, а в бога он и сам верил. Он начинал объяснять сестре, что Иисус все видит и все знает, что он добрый, что никакая кровь с потолка не течет. После такой проповеди сестра начинала заходиться еще сильнее. Тогда Алексей Петрович начинал прибегать к более внушительным формам убеждения.
—    Ах ты, старая курва, ты что не понимаешь, что Христос все видит, все знает, всем помогает.
—    Кровь, кровь течет, — еще сильнее плакала сестра.
—    Распро... твою мать, да тебе что повылазило, что ли, старая сука, ты что не понимаешь, и т.д. и т.п.
Тут Алексей Петрович совсем выходил из себя, и семиэтажные выражения разносились на всю улицу. До этого Фёдор ничего подобного не слыхал, и ему становилось непосебе.
Но кроме недостатков у Алексея Петровича были и хорошие качества. Он был прекрасным специалистом-механиком, у него была прекрасная мастерская. Такого обилия разнообразных инструментов Фёдор никогда не видел. В мастерской был даже свой горн, в котором можно было калить и нагревать различные заготовки.
Алексей Петрович нигде не работал, а зарабатывал тем, что покупал старые швейные машины, ремонтировал их, а затем продавал. Ремонтировал он также музыкальные инструменты и вообще все, что ему приносили на ремонт. Сам он был общительным человеком и охотно делился с Фёдором своими навыками в слесарном деле. Но Алексей Петрович был не только прекрасным специалистом, но и в какой-то мере новатором, не лишенным, как все новаторы, некоторых чудачеств.
Он держал кролей, а за травой для них нужно было ездить достаточно далеко. Он соорудил тачку на велосипедных колесах, цеплял их к своему велосипеду, на тачку сажал Кузьминичну, которая весила килограммов за сто, и они ехали за травой. Но еще более впечатляющее зрелище открывалось, когда они возвращались обратно. На копне травы сидела Кузьминична, а Алексей Петрович, обливаясь потом, крутил педали. Конечно, в селе такие его действия вызывали различные пересуды, но на это он никакого внимания не обращал.

[Fedot]

Ульи, которые родители Фёдора привезли из Двуречной, стояли рядом с домом, и Алексей Петрович все время присматривался к пчеловодному делу. Фёдор тоже умел ухаживать за пчелами и рассказывал ему, как это делается. По всему было видно, что Алексей Петрович присматривается к пчелам не зря. Однажды он прибежал домой запыхавшись, и закричал:
—    Фёдор, в лесопосадке около леса сел рой, поехали его поймаем.
—    А далеко это?
—    Да километров пять, но это на горе. Я там вокруг уже все кусты вы-рубил. Поехали.
Фёдор отказать Алексею Петровичу не мог.
—    Но нам нужно взять с собой роевницу.
—    Бери и поехали. Садись с ней на багажник.
Фёдор сел на багажник велосипеда. Без всяких передышек, не вставая с велосипеда, Алексей Петрович выехал на гору, и через пол часа они были уже на месте. На несколько метров вокруг того места, где сидел рой, кустарник был вырублен, но роя уже не было.
—    Не нужно было рубить кусты, рой испугался и улетел.
Хоть рой тогда они и не поймали, но с тех пор Алексей Петрович стал заядлым пчеловодом и завел себе пасеку.
Фёдор никогда не видел и не слышал, как работают часы с боем. Но однажды он услышал очень мелодичные звуки боя часов.
—    Что это? — спросил он у Алексея Петровича.
—    Красил крышу одной женщине, так она со мной за это часами рас-платилась.
С тех пор слышно было, как каждый час часы мелодично отбивали время.
Мог ли подумать тогда Фёдор, что долгие годы эти самые часы висели над кроватью его будущей любимой Галины, его друга и соратника, его будущей жены. Похоже, что с мелодичного боя этих часов и началась их дружба, и этот мелодичный бой и был их собственной жизнью, хотя, конечно, мелодичность эта иногда и нарушалась жизненными неурядицами, которых в их жизни было предостаточно.

[Fedot]

25. Светильник

Вскоре родители поменяли место жительства. Они сняли квартиру недалеко от речки, а такая, хоть и маленькая, все-таки в Липцах была. Отец решил строить собственный дом и, конечно, выбрал себе участок недалеко от реки.
Одной из определяющих черт характера Федора Фёдорович была чрезвычайная аккуратность. Все он делал очень аккуратно и тщательно. Но такой подход приводил к тому, что начатое дело он делал чрезвычайно долго, и поэтому был человеком очень непрактичным. Если добавить к этому, что он был безукоризненно честным человеком, то можно представить, чем стало строительство дома для их семьи.
Купленный кирпич и пиломатериалы лежали нереализованными годами и их разворовывали. Отец работал землеустроителем в МТС, а мать преподавала в вечерней школе математику. Но денег, конечно, всегда не хватало. Жили плохо, одевали Фёдора хуже всех в классе. Отец всегда и всецело был занят работой, и на домашние дела у него времени не хватало. Как-то в разговоре с отцом, Фёдор сказал ему:
—    Ты, знаешь, люди говорят, что мы не умеем жить.
Отец строго посмотрел на Фёдора и спросил:
—    Ты что предлагаешь мне воровать?
После этого Фёдор больше никогда на эту тему с отцом не говорил, но себе пообещал, что, когда вырастит, то в его поле зрения, в первую очередь, будет семья и его близкие, а все остальное будет только средством для того, чтобы его близкие ни в чем не нуждались. И еще Фёдор твердо решил, что мужик должен быть мужиком и что не чуждо мужику выпить и рюмку водки, и побуянить и подраться.
На улице, где жила семья, жил еще один совсем уж обездоленный парень такого же возраста как он. Звали его Иван Дрантё, ходил он всегда оборванный. Отца у него не было, мать пила. И этот самый Дрантё очень привязался к Фёдору. Все его как-то сторонились, но родители Фёдора, да и он сам относились к нему очень доброжелательно, и Иван это чувствовал.
С электроснабжением в те времена было очень плохо. Электроэнергию включали только вечером, и то напряжение было такое, что лампочка еле горела. Случалось, что электричество и вечером не включали. Видя, как ярко горит у сварщиков пламя ацетиленовой горелки, Фёдор задался целью сделать ацетиленовый светильник, тем более что в МТС всегда можно было до¬стать карбид. Он попросил об этом отца, и тот принес ему карбид. Запах, конечно, у карбида не из приятных. Он достал консервную банку, проколол в ее дне отверстие, налил в тарелку воду, бросил туда карбид и накрыл банкой. Светильник был готов. Фёдор понимал, что теперь и запаха не будет, и выходящий из отверстия в дне банки ацетилен будет гореть ярким пламенем. Он зажег спичку и поднес к отверстию. То, что произошло дальше, превзошло все его ожидания. Раздался громкий взрыв, банка взлетела вверх, вкровь разбив пальцы, вода с карбидом разбрызгалась по всей комнате.
—    Ну и дурак же я, ведь в банке то гремучая смесь образовалась, вот и рвануло.
Когда на следующий день к нему пришел Иван, Фёдор предложил:
—    Иван, около нашего дома завтра бабы на базар будут идти, давай их напугаем.
На том и порешили. Но была одна проблема, которую нужно было решить. Как незаметно взорвать банку было неясно, не было бикфордова шнура, да и если бы и был, то горит он так, что сразу его можно заметить. Начали экспериментировать. Попробовали суровую нитку намочить бензином, но пламя по ней двигалось слишком быстро. В конце концов, оказалось, что наиболее подходящей смесью является бензин, керосин и воск. Смешивая их в разных пропорциях, можно было добиться разной скорости горения нити. Большого труда не составило подсчитать необходимую длину нити и время ее поджога с учетом средней скорости ходьбы баб. Чтобы взрыв был посильнее, нашли большую жестяную банку из-под халвы.

[Fedot]

Посреди дороги, напротив дома, где жил Фёдор, была громадная лужа. Найдя длинную хворостину, они подвесили к ней нитку и на рогульках положили над лужей. Затем бросили в лужу карбид и начали ждать. Вскоре в начале улицы появилось несколько женщин. Фёдор быстро поставил банку на то место, где из воды выходили пузырьки ацетилена, а Иван поджег нить. Сами они спрятались за забор и начали в щель смотреть на дорогу.
Нить горела слабым, еле заметным пламенем, которое медленно ползло по ней. Бабы приближались, и едва они миновали лужу, раздался страшный взрыв, как будто на улице взорвалась бомба. Грязью из лужи облило баб, и они от страха поприседали. Одна из них уронила бидон с молоком. Еще больше они испугались, когда банка с большой высоты опять шлепнулась в лужу. Бабы похватали свои корзинки и побежали в сторону базара. Фёдор и
Иван тоже насмерть перепугались и по-пластунски поползли через двор в огород. Просидели они там минут двадцать, и тут Фёдор понял, что банка из- под халвы и хворостина, лежащие в луже, являются вещественным доказательством. Подойдя к калитке, он выглянул на улицу. Там никого не было.
Он быстро забрал банку и хворостину и вытащил рогульки.
—    Ну, Иван, если узнают, что это наша работа, мы пропали, так что держи язык за зубами.
То, что это была их работа, так никто и не узнал, но на улице все начали говорить, что в луже взорвалась граната, и что баб чуть не поубивало.
После этого случая Фёдор зарубил себе на носу, что всяким шуткам должен быть предел, а то и за решетку можно угодить.

[Fedot]

ФЕЛИКС ЭДМУНДОВИЧ, придётся ответить Вам на этот очень важный вопрос. По своему деспотизму сталинский режим на несколько порядков превосходил фашистский. Такие понятия как личность, гражданин, жизнь своих граждан для этого режима не существовали. Но тогда дайте мне ответ, почему мой отец, рискуя и своей жизнью и жизнью семьи так активно участвовал в подпольной работе? Если Вы ещё не поняли, отвечу сам. Он это делал по той причине, что был гражданином и своего народа и своей Родины, в отличие от Вас!!!
В своей жизни, преодолев колоссальные трудности,  я добился поставленной цели, моя семья жила и живёт в относительном благополучии. Но  добился я этого не стяжательством и карьеризмом, а честным служением своему народу и своей Родине, что будет видно их дальнейшего изложения. Даже в те трудные годы, когда рухнула великая держава Советский Союз, будучи уже очень больным человеком, я нашел в себе силы оградить свою семью от голода нищеты.  Мне удалось вырастить замечательных детей, таких же патриотов своей Родины, и внуки пошли по их же стопам.
Можете ли Вы похвастаться такими результатами  своей жизни? Расскажите, что Вы сделали для той страны, в которой живёте, и благами которой  пользуетесь.   Или Вы поставили своей целью защищать сталинский фашизм??? Вероятно, Вам очень нравится то, что происходит в Северной Корее.

[Fedot]

Что же Вы молчите, ФЕЛИКС ЭДМУНДОВИЧ?

[Fedot]

26. Снова переправа!

Речушка в Липцах была небольшая и лодок там ни у кого не было, пото¬му что плавать на лодке было практически негде. Но вот в половодье река сильно разливалась, по ней шел лед, как по большой реке, и жители иногда со страхом смотрели, как Фёдор вместе с Иваном плавают по ней на лодке среди плывущих льдин.
Сразу после половодья в сеть очень хорошо ловилась щука, и вместе с Иваном они постоянно ездили рыбачить. Вообще-то это занятие было небез-опасное. Воды было еще достаточно много, и на самой реке было быстрое течение, рыболовы были обычно одеты в фуфайки и в резиновые сапоги. При этом боевую сеть нужно было расставить вдоль прибрежных кустов или камышей, а затем выбрать ее и так несколько раз. Но у Фёдора был большой опыт, и они никогда не переворачивались. Для него все-таки эта река по сравнению с Осколом была большой лужей.
Но однажды, все-таки, ему пришлось продемонстрировать всем Липцам, что он не даром вырос на большой реке. Случилось так, что мост, соединяющий центральную часть Липец с тем местом, где была расположена МТС, на зиму разобрали и начали строить новый мост.
Зима выдалась очень теплая и в феврале месяце после сильного дождя река совершенно неожиданно разлилась. Утром еще как-то можно было перебраться с одного берега на другой, а уже к обеду началось настоящее поло¬водье. Отец на обед пришел домой.
—    Ты знаешь одна из наших сотрудниц с трудом сегодня попала на работу, а на той стороне у нее остались дети, домой попасть некак — река разлилась. Может как-то поможем?
—    Нет вопросов, что ты не знаешь, что наша лодка все умеет.
—    Тогда я после обеда возьму машину в МТС, отвезем лодку к мосту, и ты её перевезешь. Согласен?
—    Конечно!
Пришла машина, лодку погрузили, Фёдор сел в кабину. Но когда приехали к мосту оказалось, что с обеих сторон моста стоит уйма народу. В такую ситуацию, как сослуживица отца, попали многие. Лодку спустили на воду. Все с недоумением смотрели на происходящее.
—    Не боитесь? — спросил он у женщины.
По лицу было видно, что она боялась. Течение было сильное, по реке плыли отдельные льдины.
—    Не бойтесь, все будет в порядке, главное сидите спокойно и не шатайте лодку.
Фёдор посадил женщину на корму, сам сел на нос.
—    Будем плыть задом наперед, — пояснил он, — так как вы тяжелее
меня.
Он столкнул лодку с берега, сел в нее и взял весло.
На обоих берегах воцарилось молчание, слышно было только, как под мостом шумит вода. Места для особого маневра не было. Сразу справа было здание комунхоза, а на другой стороне в воде, правее моста, росло много деревьев, так что плыть нужно было совсем невдалеке от моста, на бурном течении. Фёдор прекрасно знал, что нужно в этом случае делать. Но, как только он вырулил на быстрое течение, на противоположной стороне моста из толпы выскочил мужик и неистовым голосом закричал:
—    Куди ж ти їдеш, сукин син, ти ж її втопиш!
Начали кричать и другие. Но Фёдор, не обращая внимания на крики, спокойно дела свое дело. На попутчице не было лица. Не прошло и пяти минут, как он был уже на другой стороне. Женщину и его окружили.
—    I мене, i мене, — упрашивали Фёдора.
Несколько часов подряд лодка курсировала взад - вперед.
Хлопець, а чого ти грошей за переправу не береш? — спросил один из
пассажиров.
Фёдор посмотрел на него:
—    Не приучен!
Мозоли на руках начали лопаться.
—    Не могу больше! — наконец сказал он.
—    Та ми самі, чи й не хитрість, — съязвил кто-то из желающих переправиться.
—    Держите! — сказал Фёдор и подал весло.
Два мужика бодро сели в лодку. Сразу было видно, что далеко они не уплывут, но доказывать им это было бесполезно. Фёдор только сказал:
—    Я бы на вашем месте не плыл.
—    Та бачили ми таких, — опять съязвил один из них.
Не доплыв до середины реки лодка перевернулась и оба мужика, бросив ее, вплавь с трудом добрались до противоположного берега. Лодка же поплыла по течению. Только на следующий день ее с трудом удалось выловить далеко внизу по течению.

[Fedot]

27. Грузчики

Все радиолюбители - фанатики. Радиодетали для них дороже всяких денег, и Фёдор по крупицам собирал детали для своего супергетеродинного приемника. Мать пообещала:
—    Закончишь девятый класс с похвальной грамотой - дам 100 рублей на радиодетали.
К концу девятого класса приемник был почти готов, но не хватало радиоламп и динамика. За девятый класс похвальную грамоту Фёдор не получил, опять подвело русское сочинение, по которому он получил четверку. Конечно, за девятый класс он сделал громадный шаг вперед по русскому правописанию, но понимал, что четверку получил заслуженно и на Марию Алексеевну не обижался.
Впереди было целое лето. Хотелось закончить приемник, но денег не было. Однажды, придя с работы, отец сказал:
—    У нас в МТС начинается крупное строительство, нужны грузчики на автомашину, не хочешь поработать?
—    Хочу, — не очень раздумывая, ответил Фёдор, — а можно и Ивана туда устроить?
—    Думаю, что можно.
Через два дня он на грузовике вместе с Иваном уже ехал в город за кирпичом. Ездили они каждый день, и вот тут Фёдор и начал понимать почем она копеечка. Работа была очень тяжелая. На заводе каталей (так называли рабочих, которые на тачках вывозили кирпич из печей) не хватало и горячий кирпич приходилось выгружать прямо из печи. Опыта не было. Тачку с кирпичом из печи нужно было везти по узкой стальной ленте, и если колесо соскакивало, то ее приходилось разгружать, а потом опять загружать. Приходя домой вечером, Фёдор буквально падал, а с рассветом опять нужно было ехать, чтобы во время занять очередь на кирпичном заводе. Но постепенно в работу и он, и Иван начали втягиваться. Шоферы их любили и всегда проси¬ли именно их на свой рейс.
Фёдора больше всего удивляло то, что грузчикам платили не только за погрузку, но и за километраж. Значит, чем дальше едешь, тем больше получишь. И особенно они любили ездить за известью. Известковые заводы, где из мела путем отжига в специальных печах делали негашеную известь, были в другом районе, и туда ехать было далеко. Более того, сама погрузка была очень простой. Под печь, очень похожую на доменную, только меньших размеров, подгоняли машину, затем открывали створки, и куски извести падали в кузов. Вот и вся погрузка. Единственным неприятным обстоятельством было то, что на обратном пути кому-то приходилось ехать в кузове, а известь сильно пылила от чего потом очень сильно слезились глаза. Ездили с Иваном в кузове по очереди.

[Fedot]

Конечно, пацаны есть пацаны, и им очень хотелось когда-нибудь попробовать хоть немного поводить машину. Когда водителей не было, они садились в кабину, включали первую скорость и нажимали на стартёр, машина медленно начинала двигаться, и это доставляло им море удовольствия. Однажды это заметил водитель.
—    Хлопці, цього не робіъ, бо аккумулятор посадите.
Фёдор и сам прекрасно понимал, что для аккумулятора эта процедура не подарок, и после замечания водителя они больше этого не делали. Но однажды случилось непредвиденное. После того, как они привезли и разгрузили очередную партию извести, водитель сказал, что отлучится на пол часа и что затем они еще должны куда-то ехать. Фёдор уже прекрасно знал, как заводится машина и как включаются скорости и как пользоваться сцеплением.
Посидев немного в кабине, он предложил Ивану:
—    Давай попробуем поездить.
—    Давай.
Фёдор сел за руль, отжал сцепление, завел машину и включил первую скорость. Не учел он только одно обстоятельство. Машина стояла таким образом, что ее передние колеса были сильно вывернуты и смотрели прямо на кучу извести. Он нажал на газ и отпустил сцепление. К его недоумению машина как сумасшедшая устремилась прямо на известковую кучу. И в этот же момент Фёдор с ужасом увидел, что с пола кабины клубами повалил белый дым. Он испугался и еще сильнее нажал на газ. Машина уткнулась носом в известковую кучу и заглохла. Чихая и кашляя, они вылезли из кабины. Оказалось, что это был не дым, а известковая пыль, которую вентилятор радиатора разогнал по всему мотору и кабине.
Подошел шофер и ахнул.
—    Що ж ви хлопцi наробили! — и добродушно добавил, — Тепер самі машину мить будете.
—    Вот спасибо вам, только и сказал Фёдор.
Заканчивалось лето, он окреп и возмужал. На перекладине он мог спокойно делать 20-30 оборотов. Мышцы становились все тверже и крепче.
Он стал вынослив, как хороший грузчик. Однажды отец пришел домой и сказал:
—    Я разговаривал в отделе кадров, обещали выдать тебе трудовую книжку.
За лето Фёдор прилично заработал. Купил все недостающие для приемника детали, а остальные деньги отдал матери.
В трудовой книжке, которую он получил, красовалась запись:
«Зачислен на строительство МТС грузчиком на машину».

[Fedot]

28. Друг Виктор

Начался новый учебный год, решающий 10-й класс. Фёдор как прежде ходил в школу, учился он хорошо, дружил с учителем физики, занимался на перекладине, заканчивал сборку и настройку приемника. Когда приемник был закончен и настроен, он натянул во дворе антенну. С замиранием сердца включил тумблер и повернул ручку настройки. И вдруг по всей комнате разнеслась песня «Широка страна моя родная...». Он продолжал крутить ручку настройки.
—    Сколько же станций он берет?
Включил коротковолновой диапазон. В динамике раздался рев.
—    Глушитель? - подумал он и немного повернул ручку настройки, сквозь шум глушителя Фёдор отчетливо услышал: «Вы слушаете голос Америки из Вашингтона».
Трудно было поверить, но приемник прекрасно работал на всех диапазонах и принимал множество станций. Можно было, хотя и с сильными помехами, слушать и голос Америки, и радиостанцию Свобода, и Би-би-си.
Как-то раз мать сказала ему:
—    А ты знаешь? Недалеко от нас живет мальчик, который тоже учиться в десятом классе, но ходит в Липецкую школу. Говорят он очень хороший мальчишка. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
— С удовольствием.
В школу он ходил в другое село, и по этой причине в Липцах у него друзей не было.
Парня звали Виктор, он был худощав с добрым улыбающимся лицом.
—    Знаешь, Виктор, я ведь радиолюбитель, — похвастался Фёдор, — хочешь, покажу приемник, который я сам сделал.
Он повел Виктора в комнату и включил приемник. В то время даже приемник в селе был вдиковину. У Виктора загорелись глаза.
—    А я сумею такой сделать, — смущённо спросил он.
—    Конечно, я и деталями могу тебе помочь.
В молодости люди сдруживаются очень быстро и эта, родившаяся очень быстро дружба, порой остается на всю жизнь. Так было и на этот раз. Однажды Виктор пришел в гости и застал его за работой.
—    Что ты делаешь.
—    Да вот хочу перекладину соорудить, а то в школу ездить далеко, хочется, чтобы своя была.
—    А, ты что спортом занимаешься?
—    Да, в основном на перекладине, меня наш учитель физики уже даже солнце крутить научил.
—    Да ну! — не поверил Виктор.
—    Могу показать.
Они сели на велосипеды и поехали. Уже вечерело, но было еще достаточно светло. Фёдор ехал впереди по уже знакомой дорожке, Виктор ехал сзади. Ездили они, конечно, на велосипедах быстро и лихо. Вот уже за очередным поворотом и школа. И вдруг Фёдор услыхал, что сзади что-то сильно лязгнуло, а через несколько мгновений он услышал звук, как будто что-то тяжелое упало на землю. Он оглянулся. Около самого поворота лежал велосипед, а еще в метрах в пяти впереди на дорожке сидел Виктор.
—    Что случилось? — в недоумении спросил Фёдор, подъехав к нему.
—    Да вот какая-то зараза около самой дорожки лом забила, а я не заметил и педалью зацепился. Так меня через руль перенесло, а после сальто я прямо тут вот и приземлился.
—    Слава богу, хоть на мягкое место!
Дело случая играет в жизни человека очень важную, иногда даже решающую роль, и в этом Фёдор на протяжении всей своей жизни убеждался не один раз. Встреча с Виктором предопределяла, по крайней мере, два момента. Во-первых, для Виктора встреча с ним и знакомство с супергетеродинным приемником предопределила его дальнейшую судьбу, в лице же Виктора Фёдор на всю жизнь приобрел хорошего друга.