Высшая школа Ленинграда XIX - начало XX века Сборник документов ЦГИА СПб, 2007.
Док. № 90
Записка старшего учителя Третьей Ленинградской гимназии члена Университетской приемной комиссии В. Я. Стоюнина [в Совет Университета] о низком образовательном уровне абитуриентов
13 августа 1859 г.
Делая свои замечания о бывшем приемном экзамене в Ленинградском Университете по русской словесности, я имею в виду большинство молодых людей, экзаменовавшихся у меня. Их сведения оказались так скудны, развиты они так мало, что нехотя призадумаешься над этим печальным фактом. Один из главных недостатков заключается в том, что почти все они, разве за самым малым исключением, не читали даже произведений наших первостепенных писателей, а если кто и читал что-нибудь из Пушкина или Гоголя, то без всякого разбора и критической оценки, так что не может сделать никакого вывода из своего чтения. Они знакомы с писателями только понаслышке, от этого и произошло, что вся история русской литературы состоит у них только в одних голословных фразах, заученных из учебников, фразах, которые повторяются ими без ясного и сознательного представления характера писателя. Так, например многие, сбиваясь, относят к Державину то, что можно отнести к Батюшкову или наоборот; характеры литературных эпох также смешиваются в их головах; для них ничего не значит отнести, например, Батюшкова к прошедшему столетию и сказать, что он писал философию.
Такое же невнимание к чтению было, конечно, причиной малой развитости молодых людей. Понятия их - не понятия юношеские, развитые наукой, а более детские, схваченные на лету, дурно разъясненные и дурно усвоенные.
Что касается до теоретических познаний, то они до того шатки и сбивчивы, что трудно понять, как ученик мог учить историю литературы, не умея порядочно отличить прозу от поэзии, лирические произведения от эпических, роман от истории. В своих вопросах я вовсе не касался теоретических тонкостей, которых не знать юноше простительно, но старался только увериться, есть ли у них самые первые, теоретические понятия и основания, без которых нельзя сделать даже поверхностного разбора ни одного литературного отрывка — у значительного большинства не нашел и того.
Из всего этого можно вывести только то, что их не учили, как следует, чтобы развивать и уяснять понятия, а лишь готовили к экзамену, т. е. наполняли головы разными приличными фразами, чтобы на экзамене не остаться совершенно без ответа на каждый билет Университетской программы. И нужно признаться, что такой способ учения особенно развит у нас в России; противодействовать ему необходимо всеми силами.
Грамматику половина из экзаменовавшихся знала очень плохо. Видно было, что когда-то они учили ее на память и теперь отвечали только по смутному воспоминанию, а чтобы представлять себе ясно грамматический строй языка и сразу отличать его формы — это могли выказать немногие**.
В письме большинство не показало также того развития, какого можно бы было ожидать от их возраста; некоторые писали даже с орфографическими ошибками. Я ставил отметку "три" тем, у которых не встречал орфографических ошибок; у иностранцев допускал три-четыре негрубые ошибки на одной странице. Впрочем, считаю не лишним заметить, что многие поляки оказались более развитыми и с большими сведениями, чем русские; хотя иные и не совсем свободно могли говорить по-русски.
Вообще же досадно было видеть, что люди с такими скудными сведениями решились на экзамен в Университет; при этом невольно рождается вопрос: неужели у них и у их воспитателей так мало уважения к Университету?
Старший учитель В. Стоюнин
ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. д. 5990. Л. 164-165. Подлинник
* Здесь и далее подчеркнуто в документе.
** Оба абзаца отчеркнуты вертикальной чертой и стоят знаки "NB". (с.174-5).