Популярность эсеров не свалилась на них как манна небесная. Успех программы «социализации земли» стал своего рода реваншем за провал народнического хождения в народ в 1874 г. Эсеры смогли извлечь урок из этого неудачного эксперимента своих предшественников, не понимавших ни условий жизни крестьянства, ни его психологии. И то и другое позже было очень серьезно в течение десятилетий изучено народническими экономистами, статистиками, социологами, писателями, и эсеры наладили обратную связь с крестьянством, обкатали свои законопроекты в I и II Госдумах, создали такую модель преобразования страны, которая не только удовлетворяла большинство крестьянства, но и пользовалась большой симпатией и у пролетариата, и у немалой части интеллигенции. Для интеллигенции важно, очевидно, было то обстоятельство, что «свобода мнений и критики» не была столь скована в эсеровской среде, как у более догматичных социал-демократов. По словам Зинаиды Гиппиус, эсеровская партия была им «все-таки ближе всякой другой, особенно марксистской, как более русская, более народная, отрицающая в России «диктатуру пролетариата» и признающая «роль личности в истории». В конце своей жизни социолог с мировым именем Питирим Сорокин так объяснял свой юношеский выбор в пользу эсеров: «В противоположность социал-демократам эсеры претендовали на роль партии всех трудящихся классов – крестьян, рабочих и интеллигенции. <...> Они особо подчеркивали роль творческих идей, волеизъявления, «борьбы за индивидуальность» против «борьбы за существование», значимость неэкономических факторов, детерминирующих социальные процессы и человеческое поведение» . И не случаен успех ученых, испытавших влияние народнических идей, – Николая Кондратьева, Александра Чаянова, Питирима Сорокина, Александра Челинцева и др.
Впрочем, не надо преувеличивать сугубую крестьянскость эсеров. ПСР всегда говорила о «триедином рабочем классе», в который включала трудовое крестьянство, пролетариат и интеллигенцию. И совершенно неверно называть концепцию эсеров, как это часто делается, «крестьянским социализмом»: без мощного индустриального развития, мощного и развитого пролетариата и интеллигенции эсеры не мыслили себе социализма, ведь многие эсеры действительно считали Карла Маркса одним из своих учителей наряду с Петром Лавровым и Николаем Михайловским.
Демократический эсеровский вариант народнической модели переустройства России был одной из первых попыток приспособления традиционных цивилизаций незападного мира к требованиям модернизации, органичного и безболезненного соединения сильных и конструктивных сторон традиционной и технологической цивилизаций, в том числе и максимально безболезненное инкорпорирование крестьянства в модернизируемое общество, преодоления раскола культур в России, попыткой синтезировать нечто единое – хотя, несомненно, эта концепция была в некоторых своих частях утопична. До сих пор доминирует точка зрения, что центральным ядром народнической и эсеровской идеологии был вопрос об «особых путях» развития России. Мне более верным представляется взгляд видного эсеровского публициста Марка Вишняка, который видел «главнейший признак в идеологии народничества» в «признании народа определяющим агентом русской истории, ее правообразующим фактором – в меньшей степени в прошлом, в возрастающей степени в будущем». Не менее важным признаком он считал подчеркивание ценности человеческой личности и создание демократического общественного устройства.
Если задуматься, как в 1917 г. прошел водораздел, разведший по разные стороны баррикад и фронтов Гражданской войны социалистов, – это как раз будет комплекс вопросов о личности, о демократии, о том, «социализм для народа или народ для социализма». Именно в ответе на эти вопросы объединились на практике, с одной стороны, эсеры и часть меньшевиков, с другой – большевики с левыми эсерами, частью максималистов, меньшевиков, анархистов. И здесь уместно напомнить, что помимо демократической была и недемократическая эсеровская альтернатива в лице эсеров-максималистов и левых эсеров, выступивших союзниками большевиков во время октябрьских событий (затем левые эсеры, как известно, поддержали разгон Учредительного собрания и вошли в Совнарком).
Развивая главный тезис немецкого историка Манфреда Хильдермайера, можно действительно утверждать, что широкая популярность и поддержка вкупе с приверженностью большей части партии эсеров идеям демократии и самоуправления давали им реальный шанс стать центром объединения разных политических сил, стать властью, способной к эволюции под давлением жизни и интересов тех классов, чьи интересы она взялась защищать.
