Механизмы непосредственной демократии ставят на повестку дня вопросы морального авторитета, в том числе - авторитета религиозных организаций и религиозных деятелей. В первые же дни нынешних беспорядков глава господствующей Церкви (по букве закона, правда, в светском государстве Российская Федерация не может быть никакой господствующей Церкви, но все понимают, о чем речь) преподал взволнованным массам людей урок той идеологии, которая в церковной среде получила еще 80 лет назад название сергианства – по имени первого советского Патриарха Сергия. Впрочем, общественные активисты, независимо от их отношения к религии, и без того давно уже знали, что другого ждать от официальной патриархии не приходится. Сергианство – это абсолютно последовательная и бескомпромиссная вера в то, что не может быть Церкви без светской власти, и Церковь будет лишь там, где ее поддержит светская власть. Отсюда и недавние прекрасные в своей откровенности признания руководителя упомянутой церковной организации, что проблем в отношениях с властью у нее нет, а вот проблемы в отношениях с обществом, увы, есть. В его устах это упрек светской власти: мол, мы-то по отношению к вам все, что надо, делаем, а вот вы не можете унять этих крикунов. Но для светской власти это сигнал: ее ставка на "господствующую Церковь" не только не прибавила ей авторитета, но еще добавила конфликтного потенциала – как будто без церковников в отношениях между властью и обществом была такая идиллия, что все смертельно соскучились.
Господствующая Церковь не сможет и не захочет спасать отношения власти с народом. Да, она создавалась товарищем Сталиным для обслуживания власти, чем и занималась в течение всего советского времени. Но она создавалась для обслуживания только лишь сильной государственной власти. Когда сама государственная власть оказывается под вопросом, то бросить в бой на свою защиту прикормленных официальных церковников не получится. Возможно, постсоветская государственная власть надеялась вырастить боевого слона – но не учла, особенно в недавнем законе о праве отнимать у живых пользователей дореволюционную церковную собственность, – что боевой слон это не то же самое, что упитанный боров.
Зависимость от государственной власти и моральный авторитет – вещи взаимоисключающие. С этим никто, собственно, и не спорит. Просто сергианское понимание Церкви предполагает опору не на народ, а на государственную власть. Сергианская Церковь выстраивает собственную бюрократию, которая становится частью государственной. Государство передает ей церковную недвижимость (прежде всего, храмы, но не только), эксплуатация которой приносит доходы. Люди, проходящие через храмы, должны иметь к их стенам такое же отношение, как поток граждан через избирательные участки, где всегда выбирают только "Единую Россию", или как воздух, заполняющий помещения: зашли и вышли. Вовлеченность народа в дела самой церковной структуры тут противопоказана.
Епископ Григорий (Лурье),
для "Портала-Credo.Ru"