Главный герой – а он все-таки обитатель городского ландшафта – впервые сталкивается с природой. С ее спокойной стихией, которая существует «вне нас и наших знаний о ней». Просто существует, и все. Молись – не молись, а непроходимая топь никуда не денется. Это ведь только в христианской агиографической литературе молитвенники движут горами, принимают на службу львов и ходят по воде как посуху, а равно выходят невредимыми из огня. В реальности такого ни разу не происходило. Но верующие хотят, чтобы так было, и в созданной ими виртуальной, как сейчас принято говорить, реальности именно так и происходит. Однако стоит им столкнуться с реальностью невиртуальной – результат налицо. Автор, сам того не подозревая, показал этот результат. Здесь вполне уместно задаться вопросом, а что же такое «кабинетное православие», тем более, что в современной России мы в 90 случаях из 100 сталкиваемся именно с «кабинетным православием». По аналогии с «кабинетной мифологией», являющейся плодом воображения исследователя, сидящего в уютном кабинете и не имеющего никакой прямой связи с описываемым им материалом, «кабинетное православие» есть реакция интеллигенции на православие, попытка вернуть утраченную веру, образно выражаясь, склеить разбитую чашку. При этом основное отличие «кабинетного православия» от православия исторического лежит в области теории познания. Люди прошлых веков не ограничивали поле своего познания мира, воспринимали новые знания, не думая вовсе, противоречат они или соответствуют их верованиям. Если это противоречие имело место, старые верования рушились, возникала новая картина мира, но человечество преодолевало новый этап развития, чтобы на следующем повторить заново описанный процесс. Как заметил один из героев фильма Тарковского «Солярис», «человек обречен на познание». Создатели «кабинетного православия» хорошо понимают ситуацию, они люди отнюдь не глупые, и если подвергнуть их пытке с пристрастием, в конце концов, скажут правду: что человек произошел от обезьяноподобного предка, и не 7,5 тысяч, а несколько миллионов лет назад, что не было никогда ни одного из библейских чудес (потому что это выдумка авторов библии), что Земля круглая, наконец. Но никто не пытает православных интеллигентов, и в странах «светских» религия оставлена в качестве частного дела отдельных людей, и если кое-где (преимущественно, в советскую эпоху) верующие имели определенные карьерные ограничения, то ведь и в странах религиозных атеист лишен возможности сделать карьеру. Все честно. Но понимание ситуации ничуть не отменяло желания возродить умершую религию, и для этого православные интеллигенты начинают ограничивать свое (и не только свое, но и других людей) познание мира, вполне сознательно отбрасывая ту информацию, которая может повредить их верованиям, регулируя, таким образом, общую информационную картину мира. Это напоминает игру, в том смысле, что игра всегда условна, и ее условия ограничиваются рамками игры. Так, дети, сидящие в песочнице, «договариваются», указывая на комочки песка: «пусть это будут пирожки». Хотя все участники игры хорошо знают, что это понарошку, что это не мука и тесто, а песок, и есть его нельзя – разве что поднести условно к губам. Кабинетный верующий тоже не будет есть «пирожок», потому что все-таки хорошо знает (здесь и пытать его не надо), что это не пирожок, а всего лишь комок из песка, но при этом он обвинит «экспериментатора», предложившего ему съесть не понарошку, в богохульстве. Впрочем, эта кабинетная вера так и осталась бы частным делом верующего, однако, будучи по своей природе тоталитарным, мышление интеллигенции не может допустить, чтобы на всей земле хоть один человек не разделял бы ее убеждений. Это неизбежно приводит к навязыванию своих убеждений всем окружающим, и в ход пускаются все средства: от запугивания бабьими небылицами до обвинения в предательстве исторической памяти народа. Хотя в реальной исторической старине кабинетные православные заблудятся и утонут, как Илья в реальном, а не апокалиптическом болоте.
