*
Дамы и Синьоры, пользуясь моментом отсутствия зицпредседателя, по слухам, ищущим в бане удачи плоды просвещения, я - инопланетянин, ординарный Князь и классический Большевик узурпирую трибуну международного симпозиума «Свиньи не мы – свиньи вокруг нас» и поясню кажущиеся тёмными, сокрытыми от невежественного взгляда, смыслы моих мыслей.
Придвиньте, пожалуйста, корытца и прочно установите пробки от шампанского в аналитические отверстия. Пробки лучше из коры пробкового дерева использовать, пластмассовые царапаются. Тем самым, сводя на нет цель установки самой пробки. А цель её установки – гуманное пребывание в Корыточной. Мы же гуманисты и не потерпим в корытцах желчи, а посему плотнее устанавливаем пробки в аналитические отверстия, попутно освежая в памяти понятие «гуманист»:
Ем ли суп из манных круп,
Или конский вижу круп –
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним большая масса,
Груда «пушечного мяса» …
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века!
1880. [1]
*
Плоды гуманизма ценны, но наше внимание занято давно обещанным салатом. Итак, синьоры – салат. Салат из девушек и цветов:
Никогда не перестану удивляться
Девушкам и цветам!
Эта утренняя прохладца
По белым и розовым кустам…
Эти слёзы листвы упоённой
Где сквозиться лазурная муть,
Лепестки, что раскинуты удивлённо,
Испуганно даже чуть-чуть…
Эта снящаяся их нежность,
От которой, как шмель, закружись!
И неясная боль надежды
На какую-то возвышенную жизнь…
1920. [2]
*
Можно немного вздремнуть в предлагаемом салате.
Дамы же могут оценить балладу о любви людоедки-огородницы, в литературе известной более как Эллочка-людоедочка, мужчинам же ещё раз напомним - вам лучше отдохнуть в уже поданном салате:
Старый хрен растёт со мною рядом,
Стонут репы, что земля черна,
И детей своим нехитрым ядом
Отравить мечтает белена.
Солнце! Скрылось ты за облаками.
Скоро огородница придёт,
Мощными шершавыми руками
По венцу тихонько проведёт.
– Семя, – говорит она, – созрело!
Мы его поджарим и сгрызём. –
Так открутит голову. А тело
Упадёт, ломаясь, в чернозём.
…
1933. [3]
*
Пришло время выпить, синьоры. Отведаем коктейль «Берёза в огне»:
Полюбила меня не любовью, –
Как берёзу огонь – горячо,
Веселее зари над становьем
Молодое блестело плечо.
Но не песнью, не бранью, не ладом
Не ужились мы долго вдвоём, –
Убежала с угрюмым номадом,
Остробоким свистя каиком.
Ночью, в юрте, за ужином грубым
Мне якут за охотничий нож
Рассказал, как ты пьешь с медногубым
И какие подарки берёшь.
«Что же, видно, мои были хуже?»
– «Видно, хуже», – ответил якут,
И рукою, лиловой от стужи,
Протянул мне кусок табаку.
Я ударил винтовкою оземь,
Взял табак и сказал: «Не виню.
Видно, брат, и сожженной берёзе
Надо быть благодарной огню».
1920. [4]
*
Конечно, многие опять потихоньку начинают роптать – не понимаем, не понимаем. Зачем всё это? Что же, синьоры, просветим:
Когда поэт, описывая даму,
Начнёт: «Я шла по улице. В бока впился
корсет» –
Здесь «я» не понимай конечно прямо –
Что, мол, под дамою скрывается поэт.
Я истину тебе по-дружески открою:
Поэт – мужчина. Даже с бородою.
1909. [5]
*
И вот здесь, синьоры, ощутим тот позыв, ради которого мы все и собрались. Произношу магическое слово – «Журналюги».
***
