Старая большевичка З. Н. Немцова вспоминала: она и её подруга Валентина Кон, секретарь редакции журнала "Работница", были приглашены на один из таких банкетов, организованный по случаю женского праздника. Здесь они стали свидетельницами того, как пьяный Сталин танцевал под гармошку в окружении восторженных активисток. "Мы с Валюшей не выдержали этого ужаса, ушли. С той поры и начались по стране банкеты. Каждый местный вождь теперь получил право устроить официальную пьянку".
Столь же быстро сановники менее высокого ранга усваивали другие атрибуты образа жизни кремлёвской знати, чаще всего с её прямого благословения. Та же Немцова так описывает посещение дачи одного из руководителей Наркомата путей сообщения Полонского: "У двери нас встретил швейцар в ливрее, дальше - горничная. Нас провели в гостиную, сказали: "Хозяин сейчас выйдет"... За обедом за спиной крутились лакеи. Я сидела, как каменная, молчала, потом не выдержала: "Что же это ты, красавец, творишь?" - "А что? Каганович считает, что мы, руководители, ни в чём не должны нуждаться". - "Да как ты можешь?! Ведь ты член партии с 1912 года, был скромным человеком. Что с тобой, Володя, стало?" "Брось ты всю эту муть, идущую от Чернышевского". Ну, я встала и ушла. Это был уже не большевизм".
Контраст между спартанскими нравами первых послевоенных лет и "весёлой жизнью" бюрократии в 30-е годы невольно бросался в глаза каждому, кто помнил бытовые условия партийных руководителей при Ленине. Н. А. Иоффе, дочь члена Октябрьского ЦК А. А. Иоффе, вспоминала, что по приезде во Владивосток её поразил образ жизни местной элиты, к которой по положению принадлежал её муж. "Я помнила голодную Москву 1919-1920 годов. Я помнила, как жили мы с мамой, я часто бывала у Воровских (моя мать дружила с его женой), я бывала у Троцких... Люди, занимавшие первые посты в государстве, питались немногим лучше, чем рядовой житель Москвы". Во Владивостоке же в начале 30-х годов для членов горкома к обеду подавались закуски в неограниченном количестве. "Прекрасные торты, пирожные, сбитые сливки на сладкое. Закрытый распределитель тоже, разумеется, для членов горкома. По вполне сходной цене там можно было купить самые лучшие импортные вещи, отобранные как контрабанда... В это время так жили все ответственные работники по всей периферии нашей необъятной родины, ну, может быть, за минусом контрабанды, которая компенсировалась, вероятно, чем-то другим".
Такой "компенсацией" для аппарата НКВД было конфискованное имущество арестованных, которое продавалось по бросовым ценам в специальных магазинах. Об этом "законном" мародерстве рассказывал на процессе над Берией и его сообщниками бывший нарком внутренних дел Грузии Гоглидзе: "Ещё до 1937 года был установлен порядок, при котором ценные вещи арестованных конфисковывались и передавались в магазины НКВД - спецторг... Так было не только в Грузии, а повсеместно".