Перевернутый мир
Израиль был едва ли не последней страной мира, где узнали о Катастрофе. Точнее, о ней знали, но не говорили. Как не говорят о чем-то недостойном и постыдном. Еврей Израиля как бы не имел никакого отношения к галутному еврею, которого сжигали в печах крематориев. Он не страдал от комплекса неполноценности, был независим и самодостаточен. Слабость и сомнения вызывали в нем презрение, а прошедшие через Катастрофу люди были измучены и надломлены. Как можно уважать их, недоуменно спрашивали "гордые сабры", если они робко и покорно брели на бойню, даже не пытаясь спрятаться от своих палачей? Катастрофа, говорили они, прежде всего позор, а потом уже трагедия, и зачем, когда ты силен, удачлив и полон энергии, вспоминать о позоре? И Израиль молчал. Не как несчастных детей, нуждавшихся в защите и опеке, но как нелюбимых и недостойных пасынков принимал он своих соотечественников, уцелевших в европейской бойне.
"Люди, которые пережили все – гетто, концлагеря, Освенцим, – уходили в могилу, страшась поведать о том, что испытали. Их не хотели слушать, об их трагедии не хотели знать. Бывшие узники концлагерей чувствовали себя виноватыми в собственных несчастьях. Им говорили: "Наши дети – герои. Они сражаются за свою страну, они знают, что в любой момент, возможно, должны будут погибнуть за нее. Как мы можем рассказывать им о вас? Что они почувствуют, когда узнают, что вы, евреи, покорно шли на смерть?!" – вспоминает Сима Скуркович.
Сима, глава Общества бывших узников нацизма, единственная из своей семьи осталась в живых, пройдя кошмар Берген-Бельзена. В Израиле она была поражена заговором молчания, окружавшим жертв Катастрофы. "Люди жили в нищете и безвестности. Более чем кто-либо они нуждались в поддержке – материальной и духовной, но ими не занимались, их не опекали... О них забыли. Только после Шестидневной войны мы начали выступать перед солдатами израильской армии, рассказывая об испытаниях, выпавших на нашу долю. Для них это было откровением. Но наше положение не изменилось. Оно оставалось таким же бедственным, как и прежде".
Помощь пришла совершенно неожиданно, от людей, которых ни Сима, ни ее друзья никогда не видели и не встречали. "Они пришли к нам и сказали, что хотят узнать о наших судьбах и помочь нам. Они не были ни евреями, ни израильтянами. Называли себя "друзьями Израиля". Меня это насторожило. Я еще не встречала христиан, которые стремились бы бескорыстно помогать евреям. Я помню христиан в Литве. Помню, с какой алчностью и жестокостью они грабили нас, помню их злорадство, их показную религиозность. После всего, что было с нами, я ничего не хотела слышать о христианстве и христианах", – признаётся Сима.
Потребовалось время, чтобы осознать: люди, пришедшие к ним, не ищут выгоды для себя. Они помогают – и вместе с тем сами нуждаются в помощи, пытаясь найти ответы на мучающие их вопросы. "Это были представители послевоенного поколения, очень поверхностно знавшие о событиях Второй мировой войны и почти ничего не слышавшие о Катастрофе. Они все время спрашивали и не могли понять: как получилось так, что людей тысячами, сотнями тысяч убивали, топили, закапывали живьем, а мир молчал и даже не содрогнулся от ужаса?".
Постепенно отчуждение исчезло. Искренность не могла остаться незамеченной, участие порождало доверие. "Мы увидели, что они настроены очень серьезно: выясняли, кто нуждается в помощи, собирали адреса людей, переживших Катастрофу, опекали их, ухаживали за ними, приносили жившим в бедноте и забвении еду, лекарства, одежду, мебель. Для узников нацизма, оставшихся совершенно одинокими в этом мире и измученных кошмаром прошлого, не было большей радости, чем открывать дверь этим людям, говорить с ними, чувствовать их интерес. Вам, молодым, невозможно сейчас представить, какое это было счастье для нас, переживших Катастрофу! Никто не принимал в нашей судьбе участия, не пытался узнать, как мы чувствуем себя, что думаем, как еще существуем в этом мире после всего, что случилось. И вдруг появляются люди, которые распахивают нам свои объятия. От радости у многих наворачивались слезы на глаза, вся боль, жившая в них, прорывалась наружу, сознание того, что они кому-то нужны, придавало им силы..."