Презентация сборника Марины Струковой

[Марина Струкова]

Уважаемые пользователи Большого форума, приглашаю вас на презентацию моего поэтического сборника "Грозовая чаша".

[Марина Струкова]

*   *   *
Не отрекусь от горечи былого –
развалин храма, смуты и огня.
И если Богом снова станет Слово,
то мой народ не обвинит меня.

Не устыжусь за мятежи и войны,
оправдывать стыдливо не начну
тех предков, что прожили недостойно,
но всё же не оставили страну.

Им – память, да могильная ограда.
А мне – их злые, честные слова.
Пускай опять сомнительна награда
за простоту, что хуже воровства.

Я на престол кладу мечи и цепи
туда же, где терновые венцы.
Вина отцов нам неподсудна, дети.
Так неподсудны беженцам бойцы.

ЦАРЕВНА
Мне бабушка говорила таинственно и напевно:
в Гражданскую это было, пришла к ним в село царевна.
Держалась она достойно в одежде простой из ситца,
твердила: осилим войны. Просила за Русь молиться.
В рассказанном лжи не вижу: какое же самозванство
не в Лондоне, не в Париже, в Рязани учить крестьянство,
скитаться в года лихие, казаться мечтой о чуде.
Укрыли леса глухие, не выдали добры люди
ни власти, ни волчьей пасти. И так она кочевала,
ни крошечки не просила, ни грошика не  искала.
Обители, сёла, тропы, дороги о край Европы.
Гражданская. Глушь. Россия.
Царевна Анастасия. 

*   *   *
Мы пытаем судьбу, и пытает
нас на прочность загадочный Бог,
за кого он живущих считает,
повышая небесный порог?

От исканий, сомнений, метаний
не уйти с безмятежной душой,
но сложнее любых испытаний
испытание правдой чужой.

[Марина Струкова]

 ЮКИО МИСИМА
1.
Утром легко и беспечно дух уничтожит тюрьму.
Жизнь человека – конечна, но я бессмертье возьму.
Неколебимо и прямо на внеземные круги                           
Будда выходит из храма. Свиток прочитан? Сожги.
Видишь? – Отброшена маска. Веришь? Не имидж – судьба.
Рядом шальную развязку подстерегает толпа:
"Это писатель Мисима, он заигрался в войну"...
Разуму невыносима низость предавших страну,
трусы, бойцов презирая, ждут заземляющей лжи.
Если ушли самураи, значит, пришли торгаши!
2.
Может быть, в родине дело... Может быть, в родине сна –
недостижимостью тело испепеляет она,
небом чарует бесцельно, мир погружая во тьму.
Власть совершенства смертельна, но я бессмертье возьму!
Нужно героя доверье, или мечта дурака,
чтобы вонзить в подреберье  длинную искру клинка?
Ждал утончённую прозу апофеоз простоты,
тело раскрылось как роза, высшей стяжав красоты.
И по лицу на мгновенье, молнией, зримой едва,
судорога наслажденья, судорога торжества.

*   *   *
С чужими спор устав вести,
в чужую рухнувший кровать…

Поэтов после тридцати
необходимо убивать.
Пройти, а полночь глубока,
по рукописям – в сапогах,
одно нажатие курка,
и только эхо дрогнет  – Ах!

Но лампа ни в одном окне
не вспыхнет. Станет легче всем,
спокойней власти и стране
без  разрушителей систем.
Поэты после тридцати 
ещё досадней и страшней
тому, кто их мечтал пасти,
как стадо, до скончанья дней.

И вот поэтому – Ату!
По одному врасход, вразнос.
…Потом наведаться к кресту.
Достать коробку папирос,
автограф, стёршийся почти,
на ней легко расшифровать:

«Поэтов после тридцати
необходимо убивать».

*   *   *
Россия, Россия, ты мой потолок
и стены казённой избушки,
где каменным блоком становится Блок
и Пушкин – названием пушки.

Зато здесь и Солнце, и Месяц, и грош,
и пряник, и кнут, и причастье.
Наш космос привычен и этим хорош,
знакомое зло вроде счастья.

Пусть голос Хозяина грозно звучит
и лучший наряд это латы,
а ежели кто-то в окно постучит,
то это всегда супостаты.

Терпеть притесненья – возвышенный рок,
расти над другими – невместно,
но я головой подниму потолок
и выйду… и выпаду в бездну.   

[Марина Струкова]

 
*   *   *
Была Москвой охаяна, но славилась в миру
казацкая окраина по Дону и Хопру.
Храня поля раздольные, не барские дворцы,
здесь чтили волю вольную из рода в род бойцы,
что не были казёнными, на все за правду шли.
Ряд виселиц с казнёнными плоты в туман несли.
Гуляки бесшабашные, певцы степной войны,
не замками и башнями – решимостью сильны...
Ты в злых бояр не верила и в доброго царя,
ты искры гнева сеяла, чтоб расцвела заря,
звала народ отчаянно к бунтарскому костру,
казацкая окраина по Дону и Хопру.

*   *   *
Нам лгут: «Казачьей нации основа
от беглых крепостных», но способ стар
узнать, кто тут потомок крепостного –
тот и сегодня раб кремлёвских бар.

Таких не объявляют вне закона – 
привыкли пресмыкаться и страдать,
покуда не нагрянет рыцарь с Дона
и кликнет: «Я пришёл вам волю дать!»

Но чтобы власти править без опаски,
она направит силу ратных душ
на шествия, концерты песни-пляски
и прочую торжественную чушь.

Горчит вино гнилой державной лести —
и у шута кафтан порой парчов,
но в этом нет ни доблести, ни чести.
Честь наша – Разин! Доблесть – Пугачёв!