Общественная мысль XIX века как бы подтверждает вывод о нашей вековечной отсталости, говоря словами лидера западников П. Чаадаева, нашей неспособности к творческой инициативе, склонности к интеллектуальному иждивенчеству и духовному лакейству. Тот же Чаадаев, в связи с участием иностранных академиков Миллера, Шлецера и Байера в написании нашей истории, сокрушался по поводу того, что «Запад дал нам всю свою историю за историю, все свое будущее за будущее». Лидер противоположного направления, славянофил Константин Аксаков, также констатировал:
«Мы живем выписанными из-за моря мыслями и чувствами… Французов ругаем, да и то по-французски». В 1820 году Васильчиков по заданию императора Александра I написал первую российскую конституцию. На французском (!?). Стоит ли удивляться, что «идеология – статья импорта в Романовской России» (Дм. Писарев), даже вера – и та греческая.
Следствие же – «принижение умственного начала в русской жизни» (В. Соловьев) и нездоровый социальный климат. «Наш человек до 30-ти лет радикал, а после 30-ти – каналья» (Ф. Кони). «Он предан власти из любви к лихоимству» (А. Герцен), легко меняет равенство без свободы на свободу без равенства. С таким «без палки и немца» не справиться, считали Романовы.
Поскольку «многие годы солнце над Россией вставало на западе», то кто только не учил нас жить, прописавшись в наших умах почти на 200 лет: от Вольтера и Дидро до Гегеля и Маркса? Станкевич восклицал, что покончит самоубийством, если не найдет у Гегеля смысл своей жизни. «Гегель – мой Бог, а Германия – Иерусалим новейшего времени», – признавался В. Белинский, пока не появился Карл Маркс – новый Бог. Все философы серебряного века переболели Марксом. А после Октября 1917-го вся духовная жизнь народа была посажена на строгий ошейник марксизма.
Кажется, не о чем спорить. Развитие общественной мысли в XIX-ом и даже XX-ом веке как бы подтверждает мысль Гегеля о том, что «славяне обречены на духовное рабство от немцев».
Не отсюда ли, не из этой ли истории происходит практика управления страной как вражеской захваченной территорией, особенно в переходные периоды? Хотите реформы? – Получите опричнину.
Но не все так просто, особенно если это касается истории. Тот же Гегель не всегда прав. Его «Философия истории», как и «История философии», – слабые работы. Да и на основном поприще раскрылся не сразу, закончив Тюбингенский университет с характеристикой: «Вполне может быть назван идиотом в философии».