Так начертал ли Сталин матерную резолюцию на донесении разведки?

[Андрей Евгеньевич]

*один из мифов о том, как "тупой тиран Сталин отвергал очевидные донесения разведки, из-за чего и случилась трагедия 1941-го года".
Дескать, на донесениях разведчиков Сталин ствил матерные резолюции

https://liewar.ru/nakanune-vojny/363-tak-nachertal-li-stalin-maternuyu-rezolyutsiyu-na-donesenii-razvedki.html



Не менее, если не более подлым «коронным номером» при нападках на Сталина из-за трагедии 22 июня 1941 г. в постсоветское время стало безудержное размахивание жупелом невесть откуда взявшейся, но якобы начертанной рукой Сталина матерной резолюции на донесении разведки за пять дней до начала войны. С помощью этого, вежливо говоря, более чем неправедного утверждения, якобы подкрепляемого документально, несносные зоологические ненавистники советского, особенно сталинского периода истории нашей страны, пытаются вбить в массовое общественное сознание мысль о том, что-де Сталин якобы был настолько туп, недоверчив и подозрителен до умопомрачения, что даже накануне войны не верил информации разведки, и в результате произошла страшная трагедия 22 июня 1941 г.

Этой резолюцией тычут буквально везде, во всех исследованиях, во всех выступлениях всевозможных историков и политологов различных рангов и степеней. Но ни один из них ни разу не удосужился хотя бы на мгновение задуматься, а могло ли такое быть в реальной жизни, не говоря уже о настоящем научном анализе этой истории?

… Эта история началась давно, еще на излете советского периода истории нашей Родины, еще в 1989 году. Этот год вообще был каким-то особенным. Казалось бы, ну что тут такого особенного может быть в 1989 г.?! Э, не скажите. Год был очень даже особенным. Ну, хотя бы потому что это год двухсотлетия так называемой Великой Французской Революции.

Кстати, не по случаю ли юбилея этой поганой революции в СССР так была ускорена перестройка, что всего лишь через два года с карты мира исчез Союз Советских Социалистических Республики?! Это был год самого разгара перестройки времен Горбачева, метко переименованной острым на язык советским народом в катастройку. Была даже такая прибаутка: По России мчится тройка//Мишка, Райка (жена нобелевского комбайнера – А.М.), перестройка. Домчались – у народа вскоре появилась другая поговорка: Сталин, миленький, проснись, с Горбачевым разберись!..

Постепенно скрывающийся в исторических далях 1989 год, увы, вошел в Историю еще и тем, что в глубине творившегося тогда и без того подлого, грязного и крайне разрушительного процесса, известного как перестройка, зрели еще более подлые, еще более грязные и деструктивные дела, последствия которых обнаружились много позже, а некоторые даже и значительно позже. Речь идет о вводившихся тогда в научно-исторический оборот небольшой серии чрезвычайно подлых, особо опасных фальшивок, обладавших способностью едва ли не смертельно дискредитировать советский, особенно сталинский период в истории Союза Советских Социалистических Республик и лично Иосифа Виссарионовича Сталина. 

Как уже отмечалось в предыдущей статье, технология введения в научно-исторический оборот фальшивок на исторические темы в качестве одного из основных приемов предусматривает особо точный выбор времени для ее введения в действие. Как правило, это происходит на рубеже смен поколений. Ибо согласно научно обоснованному выводу специалистов по психологическим войнам, для общества временной лаг, отделяющий историческое прошлое от современного ему настоящего, составляет примерно сорок лет (легендарное правило библейского Моисея – не зря же он сорок лет водил евреев по пустыне, дабы выветрить из их памяти все, что было связано с египетским пленом).

Укладывающиеся в рамки этого сорокалетнего периода события более или менее, но доступны непосредственному восприятию, пониманию и анализу обществом в целом. А все, что за его пределами, - исчезает за горизонтом, а уж когда приходят новые поколения, то .., впрочем, да вы и сами, уважаемые читатели, знаете, что у нас произошло и, увы, происходит с историческим сознанием общества на протяжении последних десятилетий.

Так вот 1989 г. - это не только самый разгар разрушительной катастройки нобелевского комбайнера, не только констатация прошедших со дня Великого 9 мая 1945 г. 44 лет, но и, увы, первый этап уже начавшейся масштабной смены поколений, причем в обстановке стремительно приближавшегося развала Советского Союза, к чему целенаправленно и вели всю эту катастройку, печальным итогом которой и стала величайшая геополитическая катастрофа в лице краха Великой Державы.

Результат налицо, последствия расхлебываем до сих пор …

[Андрей Евгеньевич]

Так уж случилось, что на излете СССР всей пропагандистской машиной по фальсификации советской истории, особенно сталинского периода, к самому глубочайшему сожалению, руководил, то есть разрабатывал идейную основу сценария каждого этапа, контролировал содержание уже готового сценария, режиссировал и дирижировал всей антигосударственной, крайне разрушительной пропагандистской вакханалией, не чураясь даже самых грубых приемов, увы, чрезвычайно опытный, увы, блестяще образованный доктор исторических наук, но до мозга костей негодяй, подонок и отпетый предатель нашей Великой Родины – Александр Николаевич Яковлев. А ведь КГБ СССР представлял президенту СССР М.С. Горбачеву соответствующие разведывательные данные о работе Яковлева на США, но он их отверг и, увы, даже показал самому Яковлеву.[1]

Между тем, в руках этого предателя и негодяя находился фактически абсолютный контроль за всеми информационными ресурсами Великой Державы и соответствующие рычаги давления на любое средство массовой информации того времени.

[К примеру, в 1989 г. знаменитый Военно-исторический журнал в № 3 и № 5 предпринял попытку публикации в весьма усеченном виде ответов генералов и офицеров, встретивших войну непосредственно в приграничных округах, на 5 вопросов комиссии генерала-полковника А.П. Покровского, подлинным инициатором которых было не столько Военно-историческое управление Генерального штаба – оно выполняло роль официальной прикрытия, – сколько лично Сталин.

Но как только дело дошло до публикации ответов на третий и тем более четвертый вопросы – «№ 3 – С какого времени и на основании какого распоряжения, части вверенного Вам соединения начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто для обороны границы до начала военных действий и какую задачу они получили?» и «№ 4 – Когда было получено Вами распоряжение о приведении частей вверенного Вам соединения в боевую готовность? Какие и когда были отданы частям соединения указания во исполнение этого распоряжения и что ими было ими сделано?» - руководству редакции авторитетнейшего военного журнала так дали по рукам из ЦК КПСС, что публикации были немедленно прекращены.

Лишь по истечению 26 лет, в 2015 г., наконец-то, рассекретили и опубликовали полностью некоторые из этих ответов на сайте МО РФ. Случилось это в связи с 70-летием Великой Победы, то есть тогда, когда уже на протяжении последних к тому времени лет 10-15 ряд историков уже активно анализировали в своих публикациях и вопросы, и часть даже полных ответов на них в сопоставлении с рядом иных документов и фактов, в том числе и с германской стороны.

И наконец в 2017 г. благодаря усилиям известного исследователя архивов С.Л. Чекунова в печати вышел двухтомный труд под названием «Пишу исключительно по памяти … Командиры Красной Армии о катастрофе первых дней Великой Отечественной войны», в котором, наконец-то, и были опубликованы все имеющиеся в ЦАМО полные ответы генералов и офицеров, встретивших войну в приграничных военных округах. Ответы показали, что большая часть вины за катастрофу первых дней войны лежит на высшем командовании РККА, в том числе и на высшем командовании конкретных военных округов. Но отнюдь не на Сталине.]

Соответственно, пользуясь столь неограниченными возможностями, а по сути дела, абсолютной безнаказанностью, пресловутый А.Н. Яковлев с помощью подчиненного ему пропагандистского аппарата гигантской страны в буквальном смысле слова «расстреливал» общественное и историческое сознание граждан Великой Державы из пропагандистских «орудий» огромной мощности. А под грохот этой пропагандистской канонады в тот год тихой сапой, очень осторожно, но целеустремленно и упорно в исторический оборот вводилось небольшое количество особо опасных, едва ли не смертельно убойно дискредитирующих особенно сталинский период истории СССР и лично Сталина фальшивок, в том числе и документально оформленных, тесно связанных между собой невидимой нитью некой «логики».

Впоследствии выяснилось, что введенные в то время в исторический оборот фальшивки с колоссальным трудом поддаются жестко аргументированному разоблачению. Прежде всего вследствие того, что в руках этого предателя тогда находились практически все информационные ресурсы Великой Державы, а у тех, кто уже тогда понимал, что и зачем он делает, к глубокому сожалению, не было своевременного доступа к достоверной исторической информации, с помощью которой можно было бы своевременно разоблачить эти фальшивки. Да и настрой в обществе был создан такой, что любое слово в защиту советского периода и тем более сталинской эпохи, особенно Лубянки тогда воспринималось одуревшим от пропагандистского шума «перестройщиков» обществом едва ли не в буквальном смысле в штыки.

[Андрей Евгеньевич]

К тому же следует иметь ввиду, что в тот год особый пропагандистский шум создавался вокруг Договора о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г. и якобы имевших место в истории пресловутых секретных протоколах к нему, согласно которым СССР и Германия разделили и Польшу, и вообще Восточную Европу на сферы влияния. Развернутая вокруг этого договора пропагандистская вакханалия являла собой ничто иное, как главный рычаг-отмычку к началу развала СССР. И в том адском шуме, честно говоря, было крайне трудно заметить, что делают негодяи фальсификаторы на других направлениях.

[Наиболее характерный пример из того времени, который до сих пор усилиями сотен борзописцев и прочих научным чином от совести и порядочности освобожденных беспрестанно повторяется на всех информационных панелях и весях при малейшем удобном случае. Речь идет о нагло приписываемом Сталину едва ли не крылатом выражении - «Нет человека – нет проблемы» (изредка применяется еще и расширенный вариант: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы»).
Однако Сталин никогда ничего подобного не произносил. Эта мерзость впервые появилась на страницах пресловутого и весьма паскудного романа Анатолия Наумовича Рыбакова (Аронов) - «Дети Арбата», который был опубликован в 1987 г., хотя сам роман был написан еще за двадцать лет до этого. Якобы Сталин именно так говорил о расстреле военспецов в Царицыне в 1918 году: «Смерть решает все проблемы. Нет человека, и нет проблемы».

Так вот этот Рыбаков/Аронов многократно признавался в том, что именно он и является автором этого мерзопакостного афоризма. В «Романе-воспоминании» Рыбаков/Аронов указал: «Возможно, от кого-то услышал, возможно, сам придумал. Ну и что? Разве Сталин поступал по-другому? … Таков был сталинский принцип. Я просто коротко его сформулировал. Это право художника».[2] Чуть позже в интервью одной восторженной, но весьма недалекого ума капиталистьной интеллигентке из журнала «Дружба народов» Рыбаков/Аронов уже без всяких обиняков подтвердил свое авторство: «Кор.: Это замечательно соответствует известному сталинскому постулату, сочинённому вами: “Смерть решает все проблемы. Нет человека — нет проблемы”.
Рыбаков: Можешь себе представить, я обнаружил эти слова в книге „Русские политические цитаты“. Они, правда, имели пометку — „приписывается“. Очень я тогда стал собой гордиться — вот какой афоризм придумал».[3]

Нашел чем гордиться, между прочим лауреат еще Сталинской премии по литературе второй степени за 1950 год! Сотворил гнусную пакость в отношении той власти и лидера той власти, при которых несмотря на его выкрутасы, подпавшие уже в 1933 г. под легендарную статью УК РСФСР того времени  58-10 (Контрреволюционная агитация и пропаганда), обошлась с ним более чем милосердно, впаяв решением Особым совещанием Коллегии ОГПУ всего лишь три года ссылки, дала возможность работать после освобождения (но не в столице), при которых он более чем достойно прошел всю Великую Отечественную войну, которую окончил в Берлине в звании гвардии инженер-майора, был награжден боевыми орденами и медалями, при которых с него уже была судимость именно за боевые заслуги, и при которых практически сразу после войны занялся писательской деятельностью и даже стал лауреатом Сталинской премии по литературе. Написал немало хороших книг для детей («Кортик», «Бронзовая птица», «Выстрел», «Приключения Кроша», «Каникулы Кроша» и др.), которые неоднократно были экранизированы в СССР), стал автором ряда других литературных произведений для взрослых.

Но вот грянула катастройка – и он немедленно выдал на-гора давно подготовленный роман «Дети Арбата», который был издан сумасшедшим тиражом. Очевидно, именно за это с 1989 по 1991 годы являлся президентом советского ПЕН-центра, а с сентября 1991 г. — почётным президентом российского ПЕН-центра. С 1991 года занимал должность секретаря правления Союза писателей СССР, стал почётным доктором философии Тель-Авивского университета (1991). Помер, как и полагается всем тем, кто особо выслужился в период катастройки, в Нью-Йорке в 1998 г. в возрасте 87 лет, правда, похоронен зачем-то в Москве, на Новокунцевском кладбище.

[Андрей Евгеньевич]

А в прижизненном интервью журналисту Валерию Лебедеву, захлебываясь от ложного осознания еще более ложной своей значимости, вскричал: «… Я ее сам придумал! Впервые в «Детях Арбата» эту фразу Сталин как раз и произносит. Я сочинил — и вложил в уста Сталину! Я же написал этот роман за 20 лет до его публикации в 1987 году. И оттуда она пошла гулять, и никто уже не помнит, откуда она взялась. Я, я автор этого афоризма…».[4]

Так вот в том-то все и дело, что такая мерзость, как эти поганые «Дети Арбата» целых двадцать лет не могли быть опубликованы, явно не без  соответствующего бдительного и обоснованного «противодействия» Пятого Управления КГБ СССР и Отдела пропаганды ЦК КПСС, но были изданы только во времена катастройки при покровительстве предателя СССР Яковлева, а усилиями подконтрольных ему СМИ эта искусственно сляпанная и приписанная Сталину фраза вовсю пошла гулять по всем информационным весям, как некий приговор всему тому периоду истории, и в силу приданного ей продажными журналистами афористичного характера вошла в псевдонародный фольклор. Открою маленький секрет. Давно потерявший право именоваться гвардейцем, ибо настоящие гвардейцы, заслужившие это звание в боях за свободу своей Родины, не оскорбляют своего Великого Верховного Главнокомандующего, тем более посмертно, Рыбаков/Аронов состряпал эту фразу и приписал ее Сталину не только потому, что до конца своих дней, судя по всему, внутренне был до зоологического озверения озлоблен на Иосифа Виссарионовича – это, как говорится, само собой, ибо мертвого льва может лягнуть любой шакал, – но еще и потому что, когда он писал этот роман, прошло почти полвека со времени обороны Царицына (Сталинграда, ныне, к глубочайшему сожалению, Волгограда) и соответственно к 1967 году в живых практически не осталось никого, а уж в год издания этого паскудного романа -1987 г. – почитай, без малого 70 лет минуло. Так что никто ничего опровергнуть не мог, тем более при той массированной антисоветской и антисталинской пропаганде, что громыхала в годы проклятой катастройки на просторах нашей Великой Родины, буквально терроризируя ее великие народы.]

Да и в постсоветское время, откровенно говоря, тоже далеко не сразу необходимые для разоблачения фальшивок пласты достоверной исторической информации были открыты. А пока их постепенно открывали, пока эта информация постепенно вводилась в научно-исторический оборот и переваривалась научно-историческим сообществом, наваливались новые проблемы, в том числе и текущего периода. И получалось, что далеко не сразу и тем более до всего удавалось дотянуться и нанести смертельный удар по фальшивкам. Но лучше, как говорится, поздно, чем никогда.     

Вот к числу именно таких фальшивок и относится едва ли не намертво укорененная в научно-историческом обороте подлая история о якобы нанесенной рукой Сталина матерной резолюции на донесении разведки – том самом, которое поступило к нему всего за пять дней до нападения гитлеровской Германии на СССР.   

А начиналось это вот как. В связи с грядущим тогда - в 1991 г. - 50-летием начала Великой Отечественной войны, историческая память о которой, особенно о понесенных страной многомиллионных жертвах, особенно чувствительна и болезненна, фальшивка о матерной резолюции совместно с фальшивой историей о якобы имевшем место обмене секретными письмами между Гитлером и Сталиным накануне войны, преследовавшей в том числе и цель заново максимально опорочить знаменитое Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941 г. должна была, по замыслу этих негодяев и преступников, положить начало новому витку десакрализации образа Сталина как руководителя государства того времени в сознании широких масс, его максимальной маргинализации вплоть до уровня, вежливо говоря, психически неуравновешенного, ни во что не верившего и никому не доверявшего, но хама и грубияна, матерившегося даже письменно, и в конечном счете едва ли не полного оглупления Сталина как руководителя государства того времени в глазах здравствующих на излете перестройки поколений (а заодно и будущих) якобы только по вине которого страна и понесла такие неимоверные жертвы.

Технологически ввод в исторический оборот документально оформленной фальшивки о якобы начертанной рукой Сталина матерной резолюции на донесении разведки осуществлялся строго по канонам этого жанра.

Сначала конкретная тема и ее раскрытие, но не полное, засвечивается в наиболее влиятельном и авторитетном СМИ в виде внешне якобы почти нейтральной публикации на заданную тему, но с возможностью детализировать ее в будущем, через некоторое время также в авторитетном, но уже в другом СМИ осуществляется более подробное раскрытие темы, но без показа фотокопии конкретного исторического документа из конкретного архива, с помощью которого утверждается тот или иной фальшивый тезис, и уж тем более без указания координат архивного хранения самого документа.

[Андрей Евгеньевич]

А спустя определенное, в том числе даже и длительное время – все зависит от того, какие цели преследует та или иная операция психо-информационной войны и насколько фальшивка в прежнем своем статусе прижилась в исторических весях, – ее резко активизируют, изменив статус с исторического курьеза на статус якобы официального документа, ранее хранившегося в секретных архивах, а теперь якобы официально рассекреченного. И обязательно при таких архивных координатах хранения, которые весьма трудно проверить обычному исследователю, но которые априори вызывали бы подчеркнутое уважение к самому архиву, где теперь якобы и хранится сам этот документ – якобы документальный первоисточник. В истории введения фальшивки о якобы начертанной рукой Сталина матерной резолюции на донесении разведки все произошло именно так.

В № 128 от 8 мая 1989 г. наиболее авторитетной и влиятельной в СССР газеты «Правда», обладавшей те времена умопомрачительным многомиллионным ежедневным тиражом, публикуется статья некоего доктора исторических наук, профессора А.И. Байдакова «По данным разведки …». Читающая аудитория всегда с большим интересом воспринимает такие материалы. Как оказалось, профессор был из разведки. Впоследствии вошел в состав редакционной коллегии прекрасного исследования «Очерки Истории Российской Внешней Разведки».

Несмотря на то, что сама статья по объему не столь уж и велика, приводит ее полностью нет смысла, так как она написана не в самых благостно воспринимаемых ныне традициях журналистики того времени, да к тому же в ней много лубочно-лирических отступлений как от имени редакции, так и самого ее автора, а также посторонних лиц. Приведу только ту часть статьи, которая непосредственно относится к предмету нашего исследования:

«Наиболее важные сведения Центром были получены от двух наших разведгрупп из Берлина вечером 16 июня 1941 года. Срочным спецсообщением они были направлены И. В. Сталину и В. М. Молотову. В нем говорилось: “Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время... В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится на венгерских аэродромах”.

Одновременно советским разведчикам удалось узнать содержание приказа по авиации, в котором ставились задачи по бомбардировке наших городов, портов и аэродромов в начале войны.

Один из помощников чекистов присутствовал на собрании представителей военно-промышленных кругов, которое проводил в Дрездене Розенберг. В нем участвовало примерно 2.500 человек, назначенных возглавлять различные ведомства на оккупированной советской территории. Согласно поступившему сообщению, Розенберг заявил, что “Советский Союз должен быть стерт с лица земли”. В информации назывались фамилии бургомистров, назначенных в Москву, Ленинград (а не Ленинград), Киев, Минск, Тифлис (а не Тбилиси).

Как реагировал Сталин.

Бывший начальник разведки госбезопасности генерал-лейтенант П. М. Фитин, ныне покойный, рассказывал мне, что на следующий день после указанного спецсообщения, 17 июня 1941 года, в 12 часов, Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности Меркулова и его, Фитина. По его словам, встреча происходила так. “В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, то он сразу обратился ко мне: "Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений?". Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку и что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: "Вот что, начальник разведки. Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?" Я ответил: -"Ясно, товарищ Сталин". Далее он сказал нам: "Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне".

Я спросил П. М. Фитина: "Как вы поняли фразу Сталина, что нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить? Что, от В. Пика были другие сведения?" Фитин ответил: "Нет, сказано было в том смысле, что ваши источники, это же не коммунисты, а члены фашистской партии, офицеры вермахта, поэтому это может быть дезинформация. Придя в наркомат, мы подготовили подробную шифротелеграмму в Берлин для уточнения ряда вопросов. Но ответа не было. Началась война".

[Андрей Евгеньевич]

Анализ сообщений органов госбезопасности в адрес И. В. Сталина и других руководителей Советского Союза за 1941 год показывает, что разведка выполнила свой исторический долг перед Родиной, она не просмотрела непосредственной подготовки фашистской Германии к войне против СССР и своевременно информировала об этом Советское правительство. Сообщения свидетельствовали о том, что фашисты ведут всестороннюю подготовку к войне против СССР и в ближайшее время развяжут ее. Нами не обнаружено в архивах КГБ СССР, ни одного документа за первую половину 1941 года, который хоть в какой-либо степени вызывал сомнения в правдоподобности указанной информации.

Позволю себе высказать личное мнение, что, когда назревают критические ситуации, как это было с подготовкой гитлеровской агрессии против СССР, нельзя было, видимо, ограничиваться сообщениями в инстанции определенных сведений, поступающих по этому вопросу от источников из разных стран. Нужно было подготовить обобщающий документ с глубоким анализом всего фактического материала и соответствующими выводами, который мог бы явиться предметом специального рассмотрения руководящих органов страны.

П. М. Фитин рассказывал мне, что они такой документ подготовили, но нарком госбезопасности СССР не подписал его, заявив: "Там, "наверху", лучше нас умеют анализировать".

Следует прямо сказать, что руководство наркоматов госбезопасности и обороны СССР не сделало, на мой взгляд, полностью все для того, чтобы убедить Сталина и других руководителей страны в неизбежности близкого столкновения с немцами. Но главная вина в просчете с определением времени начала войны в том, что страна своевременно не была превращена в боевой лагерь, не была приведена в состояние полной боевой готовности, лежит на политическом руководстве СССР того периода».
 
Это то, что опубликовал А.И. Байдаков.
Что в его повествовании примечательного и почему оное следует сразу отметить?

Во-первых, приведенное выше повествование, как, впрочем, и весь остальной текст этой статьи, написаны в характерном для журналистики той поры лубочно-лирическом стиле. Проще говоря, материал откровенно заказной, тем более что он был опубликован накануне Великого Дня Победы.

Во-вторых, из содержания приведенного выше текста невозможно понять, когда и при каких обстоятельствах давно покойный к моменту публикации этой статьи генерал-лейтенант органов госбезопасности П.М. Фитин сподобился откровенничать с неким А.И. Байдаковым, если учесть, что и поныне глубоко почитаемый всеми современными сотрудниками Службы Внешней Разведки РФ, а также лично автором настоящих строк генерал-лейтенант в отставке П.М. Фитин скончался еще 24 декабря 1971 года?! А до кончины П.М. Фитина, А.И. Байдаков, если и служил в разведке, то был слишком молод, чтобы быть допущенным к общению с бывшим начальником разведки сталинского периода. И это, уже не говоря о том, что у прошедшего суровую школу разведки госбезопасности сталинского периода генерал-лейтенанта П.М. Фитина даже на пенсии не наблюдалась даже тени намека на какую бы то ни было склонность так откровенничать. Круг его общения в период пребывания на пенсии был достаточно узок – в него входили его ближайшие соратники по работе особенно в годы войны – и войти в этот круг, да еще и получить пускай и устные, но откровения бывшего руководителя внешней разведки, тем более такие - это было практически нереально. Уж что-что, но держать язык за зубами он умел как никто другой.

В-третьих, обращает на себя внимание странная, абсолютно не характерная для Сталина манера обращения к Фитину – «начальник разведки». У Сталина не было привычки так обращаться к людям, тем более занимавшим серьезные посты в государстве – как правило, он обращался к людям по фамилии с обязательным применением слова «товарищ». За весь период его правления лишь только два человека были удостоены с его стороны чести именоваться по имени и отчеству – Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников, а с 1944 г. еще и Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский. Остальные же именовались только по фамилии и, подчеркиваю, с обязательным использованием слова «товарищ».

[Андрей Евгеньевич]

В-четвертых, также обращает на себя внимание странная и также не характерная для Сталина манера держать вызванных им лиц у дверей своего кабинета. Соблюдая элементарный этикет того времени, вошедшие всегда проходили внутрь кабинета, практически до его середины, докладывали о том, что прибыли по вызову т. Сталина, который, в свою очередь, когда кратко и сухо, иногда даже просто кивком головы, когда за руку здоровался с вошедшими и далее начинался деловой разговор. В представленном же выше описании Сталин выставлен как невежливый и нетактичный руководитель, чего за ним никогда не наблюдалось, с порога отметающий и само понятие элементарной вежливости, и даже возможность доклада о прибытии явившихся к нему лиц. Да и, откровенно говоря, странно, что он с ходу обратился непосредственно к Фитину, хотя рядом стоял его непосредственный начальник, народный комиссар государственной безопасности СССР Всеволод Николаевич Меркулов. В таких случаях, когда руководитель ведомства приходил вместе со своим непосредственно связанным с темой вызова к Сталину подчиненным, Иосиф Виссарионович начинал разговор с общей фразы типа «Что можете сказать по поводу представленной Вами информации?», после чего следовал вопрос – «Кто из Вас готов (может) дать пояснения?», причем зачастую следовало уточнение, адресованное к главе того или иного ведомства – «Товарищ …, что можете сказать по данному вопросу?» и только потом очередь доходила до подчиненного.

Так или примерно так происходило всегда. Это была традиционная манера поведения Сталина.         

В-пятых, на грани откровенного провоцирования гомерического хохота неуместная своей запредельной неадекватностью фраза из приведенного отрывка – «Нами не обнаружено в архивах КГБ СССР ни одного документа за первую половину 1941 года, который хоть в какой-либо степени вызывал сомнения в правдоподобности указанной информации».
Хотел бы я посмотреть на того человека, пускай даже и сотрудника КГБ, сотрудника разведки, которому в 1989 г. позволили бы рыскать по всем архивам КГБ СССР в поисках информации хотя бы за первую половину 1941 года.

Заявление подобного типа – умопомрачительная глупость, ибо сразу становится очевидной полная неосведомленность заявителя о порядке функционирования системы секретного делопроизводства, в том числе и порядка ведения архивов КГБ СССР, включая и отдельный архив разведки. Не говоря уже о том, что не абсолютному дилетанту  - а такое заявление мог сделать только дилетант, ибо разведка априори всегда сталкивается и с правдивой, и полуправдивой информацией, и с целенаправленной дезинформацией, и все это попадает на информационную кухню разведки, где и происходит отделение ценных зерен от плевел, и не знать этого может только дилетант - судить, пускай и в ретроспективе, о том правдоподобна ли была разведывательная информация того периода, которой он, судя по всему, и в глаза-то не видел.

И не мог увидеть, ибо, вежливо говоря, чином не вышел, не говоря уже о том, что все пласты разведывательной информации того периода в 1989 г. были еще плотно засекречены и уж если что-то и предавали гласности, то только по особому распоряжению высшего руководства КГБ СССР, для чего еще нужно было найти особо убедительный повод, и к тому же сугубо в фармацевтических дозах, причем даже для особо доверенных лиц, в том числе даже и для своих, чекистов, разведчиков. На Лубянке всегда умели, умеют и впредь будут уметь хранить свои тайны.

В-шестых, если А. И. Байдаков и в самом-то деле был бы ознакомлен с упомянутой отдельно взятой и специально рассекреченной по этому поводу информацией разведки, и тем более услышал бы из уст самого П.М. Фитина связанную с ней историю, то он ни в коем случае не написал бы той глупости, которую письменно зафиксировал в своей статье: «Бывший начальник разведки госбезопасности генерал-лейтенант П. М. Фитин, ныне покойный, рассказывал мне, что на следующий день после указанного спецсообщения, 17 июня 1941 г.». Потому что человек, который ознакомился с этим документом, не мог не знать, что поступившая от агентуры берлинской резидентуры 16 июня 1941 г. тревожная информация была направлена Сталину при сопроводительном письме, датированным 17 июня 1941 г. И уж тем более это прекрасно знал лично П.М. Фитин, ибо именно в его управлении готовился документ. Так что не было никаких «на следующий день» - все произошло 17 июня 1941 г.

В-седьмых, есть еще некоторые нюансы, понять которые невозможно, пока не будет приведена информация по следующему этапу введения фальшивки в оборот.

[Андрей Евгеньевич]

И, наконец, в-восьмых, что и есть самое главное - тема и некоторое ее раскрытие этой статьей таким образом были публично засвечены в информационном пространстве, причем под интригующими вывесками: «по данным разведки …» и «из архивов органов госбезопасности СССР». Обратите особое внимание на последнюю вывеску – в те времена это был излюбленный прием навешивания лапши на уши под интригующим антуражем, поскольку в советском обществе сложилось фактически безапелляционное, едва ли не абсолютное (правда, во многом заслуженно и объективно) доверие к информации из недр госбезопасности.
Более того. С помощью дурацкого журналистского приема типа «Я спросил П. М. Фитина: “Как вы поняли фразу Сталина, что нет немцев, кроме Вильгельма Пика[5], которым можно верить? Что, от В. Пика были другие сведения?” Фитин ответил: “Нет, сказано было в том смысле, что ваши источники, это же не коммунисты, а члены фашистской партии, офицеры вермахта, поэтому это может быть дезинформация. Придя в наркомат, мы подготовили подробную шифротелеграмму в Берлин для уточнения ряда вопросов. Но ответа не было. Началась война”».
В этом пассаже лишь микроскопическая доля могла иметь отношение к истине – что в берлинскую резидентуру была направлена подробная шифртелеграмма с требованием еще раз уточнить и перепроверить ранее переданную информацию.

Но самое главное состоит из двух частей: с одной стороны, в статье нет ни малейшего намека на какую бы то ни было резолюцию Сталина, в том числе и матерную. Нет даже намека на какое бы то ни было раздражение со стороны Сталина по поводу представленной ему информации. Напротив, показана спокойная, деловая реакция Сталина как ответственного руководителя государства.
А с другой стороны, в этом же пассаже была заложена основа для последующих рассуждений и манипуляций на тему о дезинформации.

На следующем этапе введения фальшивки в оборот произошло следующее. На странице № 221 № 4 за 1990 г. пресловутого журнала «Известия ЦК КПСС» в рубрике «Из архивов партии» было опубликовано содержание того самого сообщения от 16 июня 1941 г. одного из агентов советской внешней разведки – «Старшины» (Харо Шульце-Бойзен) – о готовности германской армии к нападению на СССР с указанием ряда иных деталей грядущей агрессии.           

[Андрей Евгеньевич]

И вот именно на указанной странице указанного номера журнала «Известия ЦК КПСС» впервые появляется якобы факт якобы начертанной рукой Сталина матерной резолюции с приведением ее «содержания». Но не в виде конкретной фотокопии (впрочем, и само сообщение также приведено в виде содержания, а не как фотокопия).
Как говаривал знаменитый златоуст периода пресловутого «царя Бориса» В.С. Черномырдин – «никогда такого не было, и вот опять». И вот опять фальсификаторы прокололись ...

Во-первых, мало того, что опубликовали это всего-то чуть менее чем через год после публикации статьи А.И. Байдакова, мало того, что опубликовали-то ее опять в пресловутом журнале «Известия ЦК КПСС», мало того, что по времени это совпадает с манипуляциями вокруг текста и мемуаров Симонова, и мемуаров Жукова (помните историю с десятым по счету изданием его мемуаров), так ведь сдуру опубликовали еще и в рубрике «Из архивов партии», а ведь в статье А.И. Байдакова указано не только «по данным разведки», но еще и «из архивов госбезопасности». Сразу же возникает вопрос – кто у кого, вежливо говоря, стырил из архива? Настоящий, оригинальный документ физически не может пребывать сразу в двух архивах!..

Но дело тут в том, что, использовав рубрику «Из архивов партии», фальсификаторы, сами того не подозревая, показали нюанс стратегического характера. Ибо явно не знал Яковлев предвоенных правил секретного делопроизводства в переписке между Лубянкой и ЦК ВКП (б), либо попросту пренебрег фактом того, что тогда действовали соответствующие правила! И это незнание или пренебрежение сразу же подвело! Суть этого прокола фальсификаторов в следующем.

На странице 221 сборника архивных документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина» есть любопытное примечание под № 28, согласно которому в то вре¬мя име¬ла мес¬то прак¬ти¬ка, ког¬да направленные в Ин¬стан¬цию (под этим термином подразумевалось Политбюро ЦК ВКП (б), а в те времена чаще всего - лично Сталин) первые экземпляры за¬пис¬ок пос¬ле оз¬на¬ком¬ле¬ния с ни¬ми ру¬ково¬дите¬лей СССР и ве¬домств, воз¬вра¬щались в НКГБ СССР и в ин¬те¬ресах кон¬спи¬рации унич¬то¬жались.

Соответственно, в архиве партии, куда впоследствии и вошел фонд документов Сталина (ныне Фонд № 558), ничего не должно было остаться! Какой мог быть резон для Сталина оставлять у себя этот документ с якобы наложенной им якобы матерной резолюцией, чтобы впоследствии он перекочевал бы в архивы партии, если она якобы предназначалась главе НКГБ СССР?! Не говоря уже о том, что и вызывать-то наркома госбезопасности, тем более вместе с начальником разведки не было никакого смысла после такой резолюции, если, конечно, это был бы факт! Ведь если исходить из ее якобы начертанного рукой Сталина содержания, очевидно, что Иосиф Виссарионович вроде как ясно определился в своем отношении к этой информации. Чего же тогда вызывать наркома и начальника разведки?!      

Кстати говоря, на этом нюансе уже в наше время, увы, поскользнулся и известный политический деятель, неоднократный депутат ГД РФ, авторитетный и влиятельный журналист А.Е. Хинштейн, когда готовил к публикации дневники первого председателя КГБ СССР И.А. Серова, о чем скажем чуть ниже.

Слегка забегая вперед, не могу также не отметить сразу, что именно в силу этого нюанса ни в архиве ФСБ, ни в архиве СВР нет никакого документального подтверждения якобы факту матерной «резолюции» Сталина. Там остались только копии документов. Чуть позже еще вернемся к этому аспекту более подробно.

Во-вторых, и в советские времена, и ныне любая публикация архивного документа должна быть сопровождена точным указанием не только всех присущих этому документу атрибутов, резолюций, пометок и т.п., но и точным указанием координат архивного хранения. Иначе ценность такой публикации мизерная. Соответственно, уже при первой же публикации те, кто организовывал ее, обязаны были точно указать, что это за документ, откуда он взят, каковы координаты его архивного хранения. Но они не могли этого сделать строго по правилам научной публикации, иначе подозрения в фальсификации тут же проявились бы. Ведь речь-то идет о документе, который на канцелярско-бюрократическом языке называется сопроводительное письмо, которое имело № 2279/М от 17 июня 1941 г. (правда, номер и дату сопроводительного документа фальсификаторы все-таки указали, но только в сноске, но не привели его полного содержания), подписано наркомом госбезопасности СССР В.Н. Меркулова и направлено не только И.В. Сталину и В.М. Молотову, но и, как выяснилось впоследствии, также и Л.П. Берия.

Указанная «сопроводиловка» (так на канцелярско-бюрократическом языке сокращенно называются подобные документы) имела приложение в лице (агентурного) сообщения, полученного НКГБ СССР из Берлина.

[Андрей Евгеньевич]

На самом же деле приложенный к указанной «сопроводиловке» документ являл собой объединение информаций агентов берлинской резидентуры внешней разведки НКГБ СССР «Старшины» и «Корсиканца». Впервые с указанием подлинных координат архивного хранения - ЦА ФСБ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914-1916 – копия этого документа была опубликована под № 72 в подготовленном ФСБ РФ и СВР РФ в содружестве с «Мосгорархивом» хорошо известном многим интересующимся историей сборнике «Секреты Гитлера на столе у Сталина», М., 1995, стр. 161-163.

В сообщении указывалось, что Германия полностью завершила все военные приготовления для нападения на СССР. Более того, что она готова к нападению в любое время. Агент имел в виду, что в любое время, следующее за его сообщением (в сообщении также были указаны объекты бомбардировок и назначении начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории).

Суть этого сообщения подробно анализировать не будем, но отметим, в первую очередь, один совершенно идиотский ляп, допущенный при публикации в «Известиях ЦК КПСС». В подзаголовке приложенного к «сопроводиловке» документа под названием «Сообщение из Берлина» указано «Не позднее 16 июня 1941 г.», а в самом конце этого же документа стоит дата «16 июня 1941 г.» и далее «Подлинник». Если начальник разведки еще тогда, в 1941 г., сам лично указал дату 16 июня 1941 г., если указано, что это подлинник, то какого же хрена надо было написать глупость в виде «Не позднее 16 июня 1941 г.» в подзаголовке, тем более, что на опубликованной в упомянутом выше сборнике копии этого документа подобной надписи нет?!   

Ну, а самое главное, что следует сразу подчеркнуть, в документе содержалась и явная дезинформация, чему удивляться не стоит. Германская контрразведка в то время в поте лица работала и распространяла разнообразную дезинформацию, на которую наша агентура и напоролась, а затем передала своим кураторам из советской разведки. Например, в пункте 3 были названы объекты, которые германская авиация будет бомбить в первую очередь: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшибники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

Вот это и есть махровая дезинформация, ибо бомбить именно эти объекты, тем более в первую очередь, особенно московские заводы, немцы не могли просто физически. Причем не только потому, что, например, авторемонтные мастерские не могли быть объектами первоочередной бомбардировки. Дело прежде всего в том, что германские ВВС в тот период времени не обладали бомбардировщиками, способными со своих приграничных аэродромов на территории рейха дотянуться до Москвы с полной бомбовой нагрузкой и вернуться обратно. Потому что при взлете с приграничных аэродромов бомбардировочной авиации люфтваффе, а они, как правило, были расположены на расстоянии не менее 100-150 км от границы, полет бомбардировщиков в оба конца означал бы преодоление расстояния более двух тысяч км, причем с преодолением ПВО СССР на всем протяжении полета. Вовсе не случайно, что первая бомбардировка Москвы была осуществлена немцами лишь 22 июля 1941 г., когда в распоряжении люфтваффе оказались бывшие советские аэродромы бывшего Западного особого военного округа (ЗАПОВО), особенно те, что дислоцировались в восточной части этого округа, взлетая с которых действительно можно было долететь до Москвы с полной бомбовой нагрузкой и вернуться обратно.

Вот этот нюанс в данной разведывательной информации, судя по всему, и привлек особое внимание фальсификаторов, потому как всем хорошо было известно, что вопросах авиации того времени Сталин разбирался не хуже любого авиаконструктора, что впоследствии они и признали в своих мемуарах. Соответственно, как знаток авиации того времени, Сталин, по замыслу фальсификаторов, вполне естественно мог бы остро негативно отреагировать на такую информацию. На то и был весь расчет фальсификаторов. 

А не привлечь к себе пристальное внимание фальсификаторов этот нюанс не мог еще и по той причине, что в подлинных воспоминаниях П.М. Фитина, написанных им в 1970 г. в связи с 50-летием советской внешней разведки, и которые были рассекречены и полностью опубликованы только в 1999 г., содержалась остро необходимая для документального оформления фальшивки базовая деталь, якобы озвученная Сталиным, без которой документальная манипуляция не имела бы под собой основания.  Но, как говорится, все по порядку. Вот собственноручно подготовленное П.М. Фитиным описание того события: «16 июня 1941 года из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 года. Эти данные тотчас были доложены в соответствующие инстанции.

[Андрей Евгеньевич]

 [Не могу не обратить сразу же внимание читателей на следующий очень важный нюанс. Не стоит воспринимать и тем более понимать использованное уважаемым Павлом Михайловичем слово «тотчас» в абсолютно буквальном смысле. Дело в том, что между поступлением из резидентуры шифртелеграммы даже с грифом «молния» и направлением ее содержания в адрес Инстанции в любом случае прошло определенное время, которое требовалось для расшифровки телеграммы, ее доклада начальнику разведки, его доклада этой же телеграммы наркому, который и принял решение о срочном направлении такой информации в Инстанцию, подготовки сопроводительного письма, упаковки в секретный пакет,  передачи оного в фельдъегерскую связь, а также для доставки этого пакета в секретариат Сталина. Подчеркиваю, что при всем том, что в разведке традиционно работают, тем более в угрожаемый период, в режиме резкого ускорения всех действий, в любом случае прошло некоторое время, прежде чем эта информация попала к Сталину. Тем более, что в ней была учтена информация двух агентов, на что также требовалось время и что зафиксировано в воспоминаниях сотрудника, который непосредственно работал с этими данными. Принимая же во внимание то обстоятельство, что на «сопроводиловке» стоит дата «17 июня 1941 г.», эти данные ушли с Лубянки после полуночи, то есть уже в первые часы 17 июня 1941 г. – в те времена весь партийно-государственный аппарат СССР работал до глубокой ночи, подстраиваясь под рабочий режим самого Сталина, который любил работать по ночам. Поэтому вовсе не случайно П.М. Фитин продолжил свое описание того события, так, как это приведено ниже.]

«Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И.В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов был связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом».

[Невозможно не отметить следующее. Фитин физически не мог не знать, что, например, агент «Старшина» еще весной 1941 г. в мягкой форме был заподозрен, вежливо говоря, в дезинформации. Увы, но в данном случае трудно избежать повтора, так что не обессудьте. На одной из страниц своих мемуаров знаменитая советская разведчица Зоя Ивановна Воскресенская/Рыбкина – «Под псевдонимом Ирина. Записки Разведчицы» (М., 1997), – которая работала с информацией этой агентуры, привела интересный документ, который придется привести полностью, в котором есть любопытная характеристика «Старшины»: 


«ПИСЬМО № 46
от 5/IV 1941 г. тов. Захару (резидент советской внешней разведки в Берлине Амаяк Кобулов – А.М.). Берлин
О Старшине и Корсиканце
<…> Работу со Старшиной следует максимально активизировать. Из Ваших сообщений видно, что Старшина отлично понимает, кому и для чего нужны его сведения. Ему следует объяснить, насколько важно нам иметь по этим вопросам документальные материалы или хотя бы копии их.
Между прочим, в одном из сообщений Старшина указывает, что немцы готовят планы бомбардировок против Выборга и Ленинграда с одной стороны, против Киева и Яссы с другой.
В следующем сообщении Старшина говорит, что немцы готовятся подвергнуть бомбардировке Киев, Яссы и другие города Советской Украины. Между тем известно, что Яссы - румынский город.
Такое невежество со стороны Старшины, который специально занимается этим делом, выглядит странно.
2.   Активизация работы со Старшиной никоим образом не должна отражаться на работе с Корсиканцем.
Нужно добиться регулярного получения от него материалов его ведомства, главным образом, о потенциале экономических ресурсов Германии, о торговых договорах с другими странами, о положении валютного рынка и т. д., о чем мы уже неоднократно указывали.
Вместе с тем поговорите с Корсиканцем, кого из его близких людей можно также непосредственно переключить на связь с нами. В первую очередь обсудите вопрос о Греке, Итальянце и Кузене. Нас также интересует дальнейшее изучение Лебера (в будущем Брэм) и Головы. Определите, наконец, кто такой Икс, почему Корсиканец упорно не называет его имени».[6]

[Андрей Евгеньевич]

Проще говоря, информация «Старшины» явно уже не раз вызывала в Центре, вежливо говоря, недоуменное удивление. Соответственно, и высказанный в письме серьезный укор в адрес агента – не случайность. Ведь он же занимал пост начальника 5-го отделения разведывательного отдела ВВС Германии. В руководимое им отделение поступали все сообщения германских военно-воздушных атташе из всех стран мира, а также иная не менее важная для любой разведки информация.

Среди его источников был некто Б.Шмидт, который отвечал за хранение секретных карт с нанесенными на них целями для бомбометания. Проще говоря, выходит, что Шмидт и, очевидно, другие сотрудники вольно или же по указаниям Абвера распространяли дезинформацию, которую заглатывал «Старшина» и затем передавал своему куратору из советской разведки. То есть, фактически не раздумывая, даже без собственной предварительной проверки, агент передавал куратору из разведки любые данные, которые попадали в его руки. Отсюда и столь резкий укор Центра – «Такое невежество со стороны Старшины, который специально занимается этим делом, выглядит странно». А ведь это пока (пока!) еще мягкий упрек в передаче советской разведке дезинформации.

Подчеркиваю, что об этом укоряющем агента в  «странном невежестве» письме Фитин физически не мог не знать – германское направление деятельности советской внешней разведки тогда было самым главным, и вся документация, в том числе и переписка с берлинской резидентурой проходила через руки руководителя советской внешней разведки, то есть самого Павла Михайловича Фитина. Но если он сам написал, что хорошо знал этот источник, то весьма трудно понять, как в его воспоминании появилось утверждение о том, что он не сомневался в правдивости его информации?!

Слегка отвлекаясь от основной темы, не могу не отметить также и то, что, вежливо говоря, именно невежественными сообщениями «Старшины», которые направлял НКГБ СССР в ГРУ и ГШ впоследствии оправдывались даже маршалы, пытаясь хоть как-то объяснить причины трагедии 22 июня, в том числе, оправдать то главное обстоятельство, что Генштаб «почему-то проморгал» наиболее сильный удар вермахта именно левым крылом, главным образом, по Прибалтийскому и особенно Западному особым военным округам. Например, Маршал Советского Союза М.В. Захаров, который, оставив потомкам одни из самых честных и объективных воспоминаний о деятельности Генерального штаба накануне войны, тем не менее не смог удержаться от того, чтобы не сослаться на аналогичную «невежественную» информацию «Старшины».

Фактически единственной, по настоящему ценной крупицей информации, которая полностью адекватно соответствовала реалиям того дня заключалась в том, что Германия уже полностью изготовилась к нападению на СССР и удара можно было ожидать в любой момент. Однако и эта, единственно ценная часть была слишком общей. В вопросах войны и мира всегда нужна запредельная конкретика. Малейшая ошибка или даже неточность может слишком дорого обойтись. Не говоря уже о том, что утверждение о готовности Германии напасть в любое время после информации агента – так это еще надо было проверить полностью ни от кого и ни от чего независимым образом, что, кстати говоря, и было сделано, но об этом скажем чуть ниже.]

Продолжим цитирование воспоминаний Фитина: «Мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответа на его вопрос.

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них был сверху наш документ (обратите на это внимание: значит, они не у дверей торчали, а стояли очень близко к столу, иначе не смогли бы заметить, что лежит сверху одной из стопок – А.М.), И.В. Сталин, не поднимая головы, сказал:

- Прочитал ваше донесение … Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз? (??? – А.М.)

[Андрей Евгеньевич]

Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И.В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивая трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

- Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

- Дезинформация! Можете быть свободны.

Мы ушли  встревоженные …»[7]

При всем глубочайшем личном уважении к памяти о П.М. Фитине, как  о выдающемся человеке, возглавлявшим советскую внешнюю разведку в самые трудные времена накануне и во время войны, очень сложно отделаться от странного впечатления, которое провоцируют отдельные моменты этого описания.

Во-первых, если исходить из начальной части описания посещения кабинета Сталина, получается, что между Иосифом Виссарионовичем и визитерами произошел какой-то весьма оживленный диалог по интересовавшим Сталина вопросам. Однако последующая часть описания полностью сконцентрирована только на обсуждении направленного ему сообщения из берлинской резидентуры. Как это следует понимать, что на самом деле обсуждалось, о чем шла речь в начале встречи, вследствие чего  последовала столь остро негативная реакция Сталина – непонятно.

Во-вторых, описание реакции Сталина на доложенную информацию в виде его заявления «Прочитал ваше донесение … Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?» - просто вгоняет в ступор!

Это что же выходит – что Фитин выставил Сталина как вообще ничего не знавшего о готовящемся нападении Германии на СССР руководителя государства, раз он, по свидетельству Павла Михайловича, произнес такое – как будто впервые только и узнал?!

Еще раз подчеркиваю, что при всем глубочайшем личном уважении к памяти о П.М. Фитине, как о выдающемся человеке, возглавлявшем советскую внешнюю разведку в самые трудные времена накануне и во время войны, просто физически невозможно поверить в подобную реакцию Сталина в том виде, как она представлена в воспоминаниях Фитина! И, прежде всего, потому, что к 13.00 17 июня 1941 г. Сталин уже располагал фактически неопровержимой информацией о нападении Германии, в том числе и данными о том, что оно будет осуществлено именно 22 июня. К этому времени только по каналам внешней разведки НКГБ СССР, военной разведки, разведки пограничных войск НКВД СССР, контрразведки НКГБ СССР, а также от чехословацкой военной разведки, официально сотрудничавшей с СССР, уже поступили 77 достаточно конкретизирующих время нападения донесений о том, что оно произойдет в 20-х числах июня 1941 г., в том числе несколько раз с точным указанием 22 июня как конкретной даты нападения и даже часа начала агрессии. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров, относящихся к тому периоду, то есть за последние 18 дней перед тем самым докладом Фитина и Меркулова Сталину (уж извините, придется частично повторить то, что было в предыдущих главах):

[Андрей Евгеньевич]

-  30 мая (ориентировочно), но не позже 1 июня 1941 г. через лондонскую резидентуру ГРУ от руководителя чехословацкой военной разведки генерала Франтишека Моравец поступила информация о том, что нападение Германии на СССР назначено на 22 июня.[8] В соответствии с секретным приложением к Договору о взаимной помощи в отражении агрессии между СССР и Чехословакией от 16 мая 1935 г., чехословацкая военная разведка активно сотрудничала с разведывательными службами СССР и после того, как вся Чехословакия была оккупирована гитлеровцами.

Информация чехословацкой военной разведки всегда сразу докладывалась наркому обороны СССР С.К. Тимошенко ( а также руководству ГШ), который по этому поводу вспоминал: «Донесения нашего военного атташе в Лондоне я получал всегда сразу же, как только они поступали. Были там и данные, которые передавала нам чехословацкая разведывательная служба. Без всякого преувеличения должен сказать, что некоторые из них казались невероятными и даже провокационными. Однако наша проверка этих сообщений и время показали, что в большинстве случаев речь шла о правдивой и удивительно точной информации».[9]

- 31 мая 1941 г. за № 2031/М и подписью наркома госбезопасности СССР В.Н. Меркулова на имя И.В. Сталина, В.М. Молотова, С.К. Тимошенко и Л.П. Берия направлено агентурное сообщение «Старшины» (от 29 и 30 мая), в котором этот агент берлинской резидентуры НКГБ СССР информировал о том, что «все под¬го¬тови¬тель¬ные во¬ен¬ные ме¬роп¬ри¬ятия, в том чис¬ле сос¬тавле¬ние карт рас¬по¬ложе¬ния со¬вет¬ских аэродромов, сос¬ре¬дото¬чение на бал¬кан¬ских а¬эрод¬ро¬мах (надо полагать, румынских - А.М.) гер¬ман¬ской ави¬ации, дей¬ству¬ющей сей¬час на Ближ¬нем Вос¬то¬ке, — дол-жны быть за¬кон¬че¬ны к се¬реди¬не июня ме¬сяца».[10]     
- 1 июня 1941 г. от «Рамзая» - Рихарда Зорге - поступило сообщение, в котором он указывал, что по информации Берлина для посла Германии в Токио Ойгена Отта, нападение Германии на СССР произойдет во второй половине июня.[11]
- 2 июня 1941 г. через агентуру в эмигрантском правительстве Польши, которое тогда находилось в Лондоне, было установлено, что отличавшаяся не меньшим профессионализмом польская военная разведка тоже пришла к окончательному выводу о том, что нападению на СССР произойдет 22 июня 1941 г. [12]
- 3 июня 1941 г. от агента (псевдоним не установлен) 2 Управления НКГБ СССР поступило сообщение, в котором со ссылкой на японские дипломатические круги в Москве указывалось, что начало военных действий Германии против СССР ожидается 15 или 20 июня.[13]
- 4 июня 1941 г. разведывательный отдел штаба ЗАПОВО представил командующему ЗАПОВО генералу армии Д.Г. Павлову спецсообщение № 5995 от 4 июня 1941 г. «О подготовке Германией войны против СССР», в котором делался вывод о том, что возможность начала военных действий немцами против СССР не исключается в июне месяце.[14] Одновременно документ был направлен в ГРУ и ГШ.
- 5 июня 1941 г. посол США в СССР Штейнгардт во время длительной аудиенции у заместителя народного комиссара по иностранным делам С.А. Лозовского заявил со ссылкой на некоторые, но не названные им источники, что «в ближайшие 2-3 недели Советский Союз будет переживать величайший кризис». Что он имел ввиду - догадаться было несложно. Имевшая гриф секретности запись этой беседы сразу была направлена Сталину, Молотову,  Ворошилову, Микояну, Кагановичу, Вышинскому, Генеральный секретариат НКИД.[15]
- 5 июня 1941 г. будапештская резидентура ГРУ сообщила в Центр, что по ее данным «начало наступления на СССР Германией намечено между 10-20 июня».[16]
- 5 июня 1941 г. от своего агента в германском посольстве в Москве – «Х» (Герхарда Кегеля)  ГРУ получило данные о том, что нападения следует ожидать 20 июня.[17] Небезынтересно в этой связи отметить, что «Генеральный штаб к этому времени (то есть к 5 июня 1941 г. – А.М.) располагал фактическими данными о завершающемся сосредоточении войск противника и сроках его нападения».[18] А руководство НКО и ГШ, то есть нарком обороны С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков систематически докладывали Сталину всю поступающую об угрозе войны  информацию. Начальник ГШ Г.К. Жуков, например, в первом полугодии 1941 г. еженедельно бывал у Сталина с докладами. А всего до 21 июня включительно в статусе главы генерального штаба он побывал у Сталина 27 раз.
-7 июня 1941 г. от одного из наиболее ценных и проверенных агентов берлинской резидентуры ГРУ - «Альта» (Ильзе Штёбе) – поступила срочная информация о том, что «... сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня...»[19] 
- 7 июня 1941 г. бухарестская резидентура ГРУ информировала Центр о том, что «война начнется не позднее 15-20 июня».[20]
- 9 июня 1941 г. от доверительной связи советской внешней разведки «Друга» - Вальтера Стеннеса, являвшегося начальником службы безопасности и разведки Чан Кай Ши (глава Гоминьдана, Китай) и располагавшего обширными связями в мире спецслужб и дипломатии, поступила информация, что нападение Германии на СССР следует ожидать до 25 июня.[21]

[Андрей Евгеньевич]

- 10 июня 1941 г. от ценного агента хельсинской резидентуры НКГБ СССР «Адвокат» поступило сообщение о том, что нападение Германии на СССР состоится 24 июня.[22]
- 10 июня 1941 г. от ценного агента хельсинской резидентуры НКГБ СССР «Поэт» поступило сообщение о том, что нападение Германии на СССР состоится в ближайшие дни.[23]
- 10 июня 1941 г. штаб КОВО представил в ГШ и РУ ГШ очередное разведывательное донесение, в котором прямо указывалось, что война должна начаться в последних числах июня.[24]
- 10 июня 1941г. от своего агента в германском посольстве в Москве – «Х» (Герхарда Кегеля) ГРУ получило данные о том, что нападения следует ожидать 20 – 23 июня.[25]
- 11 июня 1941 г. от ценного и проверенного агента хельсинской резидентуры «Монах», сведения которого всегда отличались особой актуальностью и достоверностью, поступила информация о том, что нападение Германии произойдет 22 июня. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что «Монах» сообщил, что утром 11 июня 1941 г. в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня.[26] Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну четырьмя днями позже.[27]
Кстати говоря, по данным хельсинской резидентуры ГРУ частичная мобилизация в Финляндии началась 10-11 июня 1941 г., а 17 июня 1941 г. в Финляндии была объявлена всеобщая мобилизация, что подтвердили данные хельсинской резидентуры ГРУ.[28]  А по господствовавшим в те времена понятиям, всеобщая мобилизация – это уже фактическое объявление войны.
- 11 июня 1941 г. бухарестская резидентура ГРУ информировала Центр, что по ее данным война начнется «не позднее 15 июня - 20 июня».[29]
- 12 июня 1941 г. разведка погранвойск НКВД СССР установила, что командованию группировок вермахта был отдан приказ о выдвижении с 13 июня на исходные для нападения позиции.[30] По ГА «Север» было установлено, что такой приказ был отдан еще 6 июня[31] и также о выдвижении с 13 июня 1941 г.
- 12 июня 1941 г. от «Альты» были получены сведения «Арийца» (Р. фон Шелия, ответственный сотрудник МИД Германии) о том, что срок вероятного нападения против СССР – 15-20 июня 1941 г.[32]
- 12 июня 1941 г. в ГРУ поступило срочное сообщение от легендарного нелегального резидента, руководителя чрезвычайно эффективной агентурной группы «Крона», впоследствии Героя России Яна Петровича Черняка, в котором говорилось, что 22 июня, 3 часа 30 минут – начало выступления сухопутных войск Германии. Его сообщение примечательно тем, что оно имело документальное подтверждение - основывалось на добытом (правда, неизвестно в каком виде) его агентурой приказе главнокомандующего сухопутными силами Германии о сроках, основных целях и плане нападения на СССР в рамках операции «Вариант Барбаросса».[33]
- 13 июня 1941 г. военно-морской атташе посольства СССР в Германии, капитан 1 ранга М.А. Воронцов сообщил в Москву, что «немцы в период с 21 по 24.06.1941года наметили внезапный удар против СССР. Удар будет направлен по аэродромам, железнодорожным узлам и промышленным центрам, а также по району Баку».[34]
- 13 июня 1941 г. разведка погранвойск НКВД СССР первый раз зафиксировала начало выдвижения передовых частей вермахта на исходные для нападения позиции, о чем немедленно сообщила в Москву. Правда, в тот же день, буквально через несколько часов, в начале вечера это выдвижение было приостановлено приказом из Берлина.[35]
- 14 июня 1941 г. в процессе допроса задержанных на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда НКВД Белорусской ССР двух диверсантов, последние сообщили о 22 июне как о дне начала нападения Германии на СССР.[36]
- 15 июня 1941 г. Р. Зорге сообщил, что нападение Германии переносится на конец июня.[37]
- 15 июня 1941 г. разведка пограничных войск добыла сведения о  повторном, начиная с 4.00 18 июня, начале выдвижении войск вермахта на исходные для нападения позиции.[38] Хотя на ряде участков это выдвижение было зафиксировано уже 15 июня.[39] Разведка погранвойск документально зафиксировала, что этому предшествовало распоряжение германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться в тыл на расстояние не менее чем на 3 км, а на некоторых участках – до 20 км от границы.[40]
- 15 июня 1941 г. от резидента ГРУ в Будапеште – «Марса» поступили данные о том, что стратегическое развертывание войск вермахта завершено.[41]

[Андрей Евгеньевич]

- 15 июня 1941 г. на участке 4-й комендатуры 93-го Лисковского пограничного отряда проживавшие на сопредельной стороне польские женщины выходили на берег пограничной реки и, сложив рупором ладони, кричали советским пограничникам: «Советы, Советы, скоро будет война! Советы, через тыждень (по-польски – неделя; - А.М.) будет война!»[42]. Это было зафиксировано сотрудниками разведки погранвойск и доложено по инстанции.
- 16 июня 1941 г. от ценного источника берлинской резидентуры ГРУ «Альты»  поступила уточняющая информация о том, что по данным из кругов штаба верховного главнокомандования упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня.[43] Одновременно в сообщении было указано, что Финляндия и Румыния готовы выступить вместе с немцами.
- 17 июня 1941 г. бывший агент царской военно-морской разведки Анна Ревельская (так она представилась, настоящее имя до сих пор неизвестно) инициативно посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1 ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня 1941 г. германские войска вторгнутся в Советскую Россию (так она назвала СССР).[44] Час начала агрессии Анна Ревельская указала явно по берлинскому времени. Информация шифром «молния» была направлена в Москву.

Более того. Уже были отданы специальные распоряжения о начале вывода наших войск первого оперативного эшелона на оборонительные рубежи, осуществлялась массовая переброска войск из глубины страны в приграничные военные округа, и еще многое другое делалось.

Например, 16 июня 1941 г. командование пограничных войск, в том числе и командование пограничных отрядов в западных пограничных округах получило письменную директиву наркома внутренних дел, генерального комиссара государственной безопасности (равнозначно званию маршала) Л.П. Берия, которая гласила: «С возникновением военных действий перейти в подчинение полевого командования. Свяжитесь с дислоцированным на участке пограничного отряда соединением, установите контакт по взаимоинформации. Исполнение доложить срочно».[45] Переход пограничных отрядов в подчинение армейскому командованию был определен еще 22 июня 1939 г.
Постановлением Политбюро ЦК ВКП (б) «О взаимодействии пограничных войск и частей РККА в пограничной полосе», в пункте № 11 которого было указано: «<…> 11. С выходом войск РККА на государственную границу все пограничные части НКВД, расположенные на участке, поступают в оперативное подчинение командующего этим участком».

Соответственно, Берия не просто исполнил упомянутое выше постановление Политбюро ЦК ВКП (б), но и согласовал этот вопрос со Сталиным, а также с НКО и ГШ. Без этого такой приказ не мог быть издан. Проще говоря это означает, что все высшее военно-политическое руководство СССР точно знало, когда произойдет нападение и потому готовилось заранее, но без излишней огласки.

Скажем даже более того. К этому времени, например, советская внешняя разведка сумела добыть в большом количестве данные не только о подготовке гитлеровской Германии к нападению на СССР, но и, в том числе, об оперативных планах германского командования по разгрому Красной Армии. В этом успехе советской внешней разведке огромную роль сыграли члены легендарной кембриджской пятерки:

1.   Джон Кернкросс, который с января по май 1941 г. передал советской разведке большое количество материалов о подготовке гитлеровской Германии к нападению на СССР, которые поступали по различным каналам в английское правительство, прежде всего, от британской разведки и Службы радиоперехвата в Блетчли-парке.[46]

2.   Дональд Маклин, который в первой половине 1941 г. также информировал советскую разведку о подготовке Германии к нападению на СССР. Среди документов, которые он передал в этот период, особое место занимает сводка министерства экономической войны Англии, подготовленная для доклада военному кабинету Великобритании о неминуемом нападении Германии на СССР. Именно в этой сводке содержались данные о военных приготовлениях Германии против СССР, в том числе и о ее оперативных планах по разгрому Красной Армии.[47]

3.   Главная резидентура НКГБ СССР в Китае под руководством главного резидента Александра Семеновича Панюшкина не только своевременно информировала Центр об основных проблемах внешней и внутренней политики Китая, планах Японии и других стран, но за полтора месяца до нападения нацистской Германии на СССР добыла и направила в Москву сведения о планах германского военного командования, в частности, об основных направлениях продвижения фашистских войск, полученных агентурным путем у военного атташе Берлина в Чунцине.[48]

[Андрей Евгеньевич]

Как при наличии таких данных (а ведь здесь приведена лишь мизерная часть четко установленной в основном по официально рассекреченным и преданным гласности архивным данным информации), тем более прошедших через руки лично самого Фитина можно было выставлять Сталина в роли ничего не ведающего Фомы?! Ведь в этих последних трех абзацах была указана информация внешней разведки, а А.С. Панюшкин – так и вовсе был лично креатурой Сталина, чего Фитин не мог не знать.
 
Вот именно поэтому-то просто физически невозможно поверить в приведенную в воспоминаниях Фитина реакцию Сталина на донесение разведки. Да, он был очень непростым руководителем государства, быть может, в чем-то и ошибался (скорее всего, так и было), о чем, впрочем, не нам выносить окончательные вердикты о действиях и решениях такого титана, как Сталин, но вот чтобы он был – исходя из показанной в воспоминаниях Фитина реакции Сталина - в состоянии едва ли не полного неведения о том, что происходит, что вот-вот грянет агрессия Германии – извините, не поверю ни при каких обстоятельствах! Это просто абсолютно нереальное описание реакции Сталина – он, видите ли, произнес: «Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?». Такого в принципе не могло быть, потому как в противном случае получается, что он вообще не получал и не читал никаких сообщений разведки, дипломатов, докладов Генерального штаба и т.д. Но такое начисто исключено! Хотя бы, например, исходя из того же описания самого Фитина, который ясно указал, что на столе в кабинете Сталина стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки …

В-третьих, в этом описании встречи со Сталиным, уважаемый Павел Михайлович, вежливо говоря, лихо загнул – агент «Старшина» не сообщал конкретной даты нападения, в анализируемом его сообщении, в том числе и в направленном Сталину тексте сообщения, нет такого указания. Не знать этого Павел Михайлович не мог, как, впрочем, и забыть тоже не мог. У разведчиков профессиональная память устроена так, что все данные, связанные с его деятельностью, они помнят до самой последней секунды своей жизни. Тем более данные, связанные с их деятельностью на крутых переломах в истории Родины. 
 
Но как бы там ни было, согласно воспоминаниям Фитина, с уст Сталина якобы слетело слово «дезинформация». А, как известно, слово не воробей – вылетело, не поймаешь. Хотя, откровенно говоря, до сих пор абсолютно непонятно, к чему конкретно относился этот вердикт Сталина, если, конечно, он имел место быть. Ко всей ли представленной ему в упомянутом сообщении информации или же только к данным, например, о первоочередной бомбардировке московских авторемонтных мастерских – увы, уже никогда не установить с абсолютной точностью. Как, впрочем, теперь уже невозможно установить, действительно ли Сталин озвучил такой вердикт, основания для сомнения в чем есть, причем немалые и веские ... 
Вот именно в этот факт – за пять дней до нападения Германии с уст Сталина вроде как слетел вердикт «дезинформация» в адрес разведывательной информации - фальсификаторы и вцепились, как голодные псы в случайно обнаруженную кость. Потому что именно это обстоятельство позволяло развить фальсификацию до уровня документальной. Что и было ими сделано.

Но фальсификаторы прекрасно понимали, что вот так запросто ввести документальную фальшивку в исторический оборот невозможно. Нужно подготовить научно-историческое сообщество, да и общество в целом к восприятию фальшивки уже в виде документального варианта как априори-факта, то есть факта, не требующему дополнительных доказательств.

[Андрей Евгеньевич]

Именно поэтому-то на данном этапе якобы начертанная рукой Сталина матерная резолюция впервые была показана только как цитирование резолюции с сопроводительного письма, которое само-то не было приведено хотя бы в аналогичном основному сообщению виде. И все это мелким шрифтом было локализовано в сноске на стр. 221 № 4 за 1990 г. журнала «Известия ЦК КПСС», что уже само по себе не может не вызвать подозрение. Ведь если она была бы реальной, так ведь это же могло стать сенсацией громадного значения и ее надо было бы показывать не в разделе сносок и примечаний, а, как говорится, в основном тексте.
После этого достаточно длительное время сохранялась пауза, причем по объективным причинам – ведь стараниями нобелевского комбайнера, его камарильи предателей и банды во главе с Ельциным рухнул Советский Союз. Тут уж хочешь - не хочешь, но без паузы обойтись было невозможно. Пришлось ждать очередного удобного случая для ввода в оборот самой документально оформленной фальшивки. 
Таким следующим удобным случаем фальсификаторам представлялось 50-летие Великой Победы. По этому случаю на Поклонной горе поставили стелу с богиней Никой (производства небезызвестного художника и скульптора Церетели), которую в народе до сих пор называют булавкой с букашкой на игле, а также был открыт новый музей, который начал свою деятельность с организации крупномасштабной выставки документов и различных артефактов периода войны.
Именно на этой выставке документально оформленная фальшивка впервые была предъявлена на всеобщее обозрение. Автор этих строк собственными глазами видел ее на выставке.     


 
Правда, предъявить-то - предъявили, но никаких координат архивного хранения не показали – видать, в тот период еще не придумали, в какой конкретно архив запихнуть эту фальшивку.
Именно с этого момента и стали проявляться в достаточном для разоблачения количестве такие детали и нюансы, которые, будучи собранными воедино, что, собственно говоря, и сделал автор этих строк, ясно и четко показывают, что это фальшивка, подлая, грязная фальшивка.
К 50-летию Славной Победы, в 1995 г. из печати вышел подготовленный Федеральной Службой Безопасности и Службой Внешней Разведки Российской Федерации в содружестве с «Мосгорархивом» ныне хорошо известный многим интересующимся историей сборник «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995), на стр. 161-163 которого приведены оба документа, то есть и сопроводительное письмо, и само сообщение. Четко указаны координаты архивного хранения – «ЦА ФСБ. Ф. 3ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914-1916. Заверенная копия». Однако никакой матерной резолюции там нет! Вместо этого там глухая ссылка на «Известия ЦК КПСС» в следующем виде – «Опубл.: Известия ЦК КПСС, 1990, № 4, с. 221.
Что называется, картина маслом – не ждали, но приплыли! В 1989 г. «из архивов госбезопасности», в 1990 г. «из архивов партии», а в подготовленной двумя ведущими спецслужбами государства официальной публикации нет даже и тени намека, что была какая-то резолюция, только глухая ссылка на «Известия ЦК КПСС», причем без малейшего объяснения, на кой черт она вообще фигурирует в таком сборнике.   

Но вот что интересно. В самом начале этого сборника на титульном листе этого сборника прямо указано, что «в сборнике практически впервые в таком объеме и разнообразии собраны документы внешней разведки, контрразведки, территориальных органов безопасности и пограничной службы СССР, отражающие информационную работу разведки в предвоенный период», а на стр. 18 есть специальная оговорка, поясняющая, как происходила публикация документов: «Как правило, текст документов воспроизводится полностью. Купюры обозначены отточиями в квадратных скобках. Очевидные погрешности текста (опечатки, пропуски букв) исправлены без оговорок. Восполнения недостающих элементов слов даются в квадратных скобках. Тексты документов печатаются по правилам современной орфографии».

[Андрей Евгеньевич]

Но это еще не все. Представленные в сборнике копии анализируемых документов, прежде всего, непосредственно самого сопроводительного письма четко показывает, что публикация в «Известиях ЦК КПСС» уже была, вежливо говоря, фальшивой, потому как не был указан третий адрес – Л.П. Берия. Публикация архивных документов требует, даже если не приводится его фотокопия, четкого указания всех без исключения адресатов, атрибутов и пометок.

Манипуляторы же из «Известий ЦК КПСС», руководствуясь указаниями Яковлева, нагло пренебрегли этим элементарным требованием и Л.П. Берия как адресат не указали. Уже прокол, очередной ...

В примечании к этим документам под № 120 (стр. 232-233) говорится: «Ознакомившись с агентурным сообщением, Сталин в тот же вызвал к себе народного комиссара госбезопасности В.Н. Меркулова и начальника внешней разведки П.М. Фитина. Беседа велась преимущественно с Фитиным. Сталина интересовали мельчайшие подробности об источниках. Фитину казалось, что он полно и точно рассказал о Корсиканце и Старшине и объяснил, почему разведка им доверяет. Сталин заметил: “Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”. Результатом приказания Сталина явился документ, подготовленный 20 июня 1941 г. внешней разведкой и известный как “Календарь сообщений Корсиканца и Старшины с 6 сентября 1940 г. по 16 июня 1941 г.” В нем были собраны все основные донесения, предупреждавшие о предстоящей войне, с указанием, от кого и когда получили информаторы эти сведения.

Но 22 июня “Календарь”, побывав в руках у Меркулова, был возвращен Фитиным начальнику немецкого отделения разведки П.М. Журавлеву с резолюцией: “Журавлеву. Имейте у себя. П.Ф. 22.VI.”».

 В примечании под № 121 и того проще указано: «За пять дней до начала Великой Отечественной войны внешняя разведка получила достоверные данные о намерении Германии с минуты на минуту напасть на СССР. Подобная информация, конечно, не могла пройти незамеченной».
Вот где тут матерная резолюция или заявление Сталина о том, что представленные сведения являются дезинформацией, а агент – «дезинформатор»?!

Не могу не напомнить, что публикация осуществлялась в 1995 г., когда в России еще царила атмосфера шизофренического антисоветизма и антисталинизма и очень многие, кому было не лень, соревновались лишь в одном упражнении – кто больше грязи выльет на Советы и на Сталина. И, тем не менее, в этой публикации профессионалы ФСБ, СВР и Мосгорархива ничего подобного не допустили. Показанная ими реакция Сталина вполне естественная и объективная – любой ответственный руководитель государства поступил бы на его месте точно также, ибо в вопросах войны и мира нужна абсолютная точность, так как малейшая оплошность или неточность могут привести к крайне негативным последствиям.   

И еще об одном проколе фальсификаторов. Согласно опубликованной на страницах сборника «Секреты Гитлера на столе у Сталина» копии сопроводительного письма, там присутствует не только третий адресат – Л.П. Берия, но и указание в следующем виде: «Основание: сообщение Старшины и Корсиканца № 4261 и № 4262 от 16.VI.41 г.». Однако на представленном фальсификаторами на выставке варианте сопроводительного письма такого указания нет! Прокол, в который уже раз ... Да и рассылка документа показана как примечание и то только двум адресатам – Сталину и Молотову, хотя должно было быть трем адресатам.   
 
Если бы матерная резолюция действительно имела место быть еще тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки». Третий том очерков, где говорится об этом сообщении «Старшины», вышел в свет в 1997 г., но и в этом, вышедшем под редакцией Директора СВР РФ, к сожалению, ныне покойного академика Е.М. Примакова, солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию. А ведь и тогда, как и в 1995 г. никто и ничто не могло помешать публикации матерной резолюции, но ее ведь там нет.

Тем не менее фальсификаторы не унимались – им же надо было довести дело до конца, то есть укоренить заявленную ими подлую и грязную фальшивку как объективно существующий исторический факт, который документально зафиксирован в соответствующем авторитетном архиве.

[Андрей Евгеньевич]

Выдержав фактически трехлетнюю паузу после выхода в свет сборника «Секреты Гитлера на столе у Сталина» и по факту спустя восемь лет после первой публичной засветки якобы начертанной рукой Сталина матерной резолюции в «Известиях ЦК КПСС», фальшивку с гордым видом преподнесли под № 570 со страниц 382-383 второго тома известной публикации под названием «1941 год. В 2-х книгах» (М., 1998), более известной среди историков и всех, кто интересуется историей войны, под прозвищем «Малиновка» (из-за света обложки этих двух фолиантов), издателем котором был некий Международный фонд «Демократия», причем в выходных данных было прямо указано, что сие произведение вышло в свет под общей редакцией академика А.Н. Яковлева (на излете СССР он  умудрился стать еще и академиком АН СССР), а в готовивший оба фолианта к изданию редакционный совет входили такие одиозные и поныне крайне негативно воспринимаемые и в обществе, и в трезвомыслящей части научно-исторического сообщества личности, как сам А.Н. Яковлев в статусе председателя, Е.Т. Гайдар, В.П. Наумов, Р.Г. Пихоя, А.Н. Сахаров, С.А. Филатов, А.О. Чубарьян, В.Б. Юмашев и некоторые другие.

«Естественно», что вся эта братва из ОПИГ (организованной политико-исторической группировки) не мудрствуя лукаво, выражаясь языком великого Аркадия Райкина, «пришпандорила» документально оформленной фальшивке архивный номер – Архив Президента Российской Федерации (АП РФ). Ф. 3. Оп. 50. Д. 415. Лл. 50-52. Естественно, что была процитирована и сама якобы начертанная рукой Сталина резолюция – «Т[овари]щу Меркулову. Может послать ваш “источник” из штаба герм[анской] авиации к еб-ной матери. Это не “источник”, а дезинформатор. И. Ст[алин]». И вот что характерно для этой выходки фальсификаторов – сразу после цитирования этой якобы начертанной рукой Сталина резолюции поставили слово «Подлинник», хотя по всем правилам цитирования архивных документов этот термин должен быть применен только по отношению к самому публикуемому архивному документу.

Проще говоря, проделав эту нехитрую манипуляцию, фальсификаторы фактически ненавязчиво создали впечатление, что подлинником является также и факт резолюции, и тем более ее содержание! Вот же жулье из международного фонда «Демократии»! Видать, прав был великий Альфред Нобель, премии имени которого каждый год раздают – «демократия – это господство подонков»! 
Вот так и появилось это самое архивное откровение аж из Архива самого, понимаете ли, Президента РФ!

Еще раз обращаю внимание на то, что описанная выше технология -это традиционная «технология» введения в исторический документооборот фальшивок при одновременном окончательном сокрытии выводящих напрямую к первоисточнику того или иного факта концов. Проще говоря, все концы в воду или, если точнее, в недра такого архива, куда просто попасть – и то колоссальная проблема. 

Общественную психологию, а по-простому – психологию обывателя – мошенники-фальсификаторы прекрасно знали и знают. Прежде всего то, что, во-первых, в обстановке не прекращающихся особо злобных критических нападок на Сталина обыватель, образно говоря, все «схавает». А, во-вторых, обыватель смотрит, прежде всего, увы, на обертку, в данном случае на громкое название – Архив Президента РФ! Да и другой расчет у них был тоже верный – все, что связано со Сталиным, интересует буквально всех. Но разве головы обывателей посетит простенькая мысль о том, что высокое название и не менее высокий статус учреждения отнюдь не 100% гарантия того, что это не фальшивка?! Между прочим, пресловутый А.Н. Яковлев, под патронажем фонда которого и стряпалась «Малиновка» (и не только этот сборник), до самой своей смерти имел возможность прямого контроля над всеми основными архивами Российской Федерации. Но кто сейчас помнит об этом ...

Короче говоря, с той поры фальшивка, как отпетая девица «с резко пониженной социальной ответственностью», вовсю загуляла по всем историческим весям. Хуже того. Везде и кем не попадя цитируется в статусе некоего якобы безусловного доказательства того, что-де якобы вследствие своей якобы параноидальной (чего не было и в помине) подозрительности Сталин настолько никому и ничему не верил, что данные разведки воспринимал лишь матерно.

Но фальсификаторы все равно не унимались, причем по той простой причине, что у них по-прежнему не было ни малейшей зацепки для подтверждения такой фальшивки. И вот в 1999 г. выходит четвертый том «Очерков Истории Российской Внешней Разведки», в котором публикуются процитированные выше вроде как собственноручно написанные Павлом Михайловичем Фитиным воспоминания, которые он подготовил в 1970 г. к 50-летию советской внешней разведки. И только тогда у фальшивки появилось некое подтверждение в виде упоминания в воспоминаниях Фитина, что с уст Сталина вроде как слетел вердикт - «Дезинформация».