Александр Кинсбурский: Недовольство есть. Но как люди действуют в такой ситуации. Первая реакция — желание приспособиться. Это подтверждается самыми разными социологическими исследованиями. Выросли цены — давайте ужмемся, сократим как-то свои расходы, сэкономим. Перевернули школьное образование с ног на голову — давайте попробуем приспособиться с нашими запросами под новую систему. Если желаемого эффекта достичь не удается, то вторая реакция — найти какие-то окольные ходы, пути дополнительного дохода. И только потом, на третьем месте, стоит борьба за свои права. Пока первые две стадии не пройдены, о третьей говорить рано.
корреспондент: То есть надо немного подождать, пока продуктов станет еще меньше, а цены на них станут еще выше?Александр Кинсбурский: Вопрос в том, насколько меньше и насколько выше. Сначала затянут пояса, потом пойдут искать дополнительные источники, в том числе и незаконные. И только потом, как говорится, топор за пояс и к вольным людишкам.
корреспондент: Почему так? Почему в Европе малейший недружественный жест со стороны государства приводит к массовым выступлениям, а россияне начинают приспосабливаться?Александр Кинсбурский: Очевидно, это национальная специфика. Скорее всего влияние исторического опыта. Такая реакция идет из крестьянского уклада жизни с его многолетним опытом выживания, но не протеста. Сперва несколько веков крепостного права, где ни о каком гражданском обществе и протестных движениях речи быть не могло. В то время как в Европе появлялись парламенты и другие институты демократического общества. Затем была краткая передышка на 60 лет, и вот уже советское правление, где любой протест подавлялся с еще большей жестокостью. На последующие 70 лет приспособление стало едва ли не единственным способом выживания. Наверное поэтому протест существует в сознании наших граждан как самая последняя мера. Когда уже дошли до края. Когда уж не важно, что будет потом.
корреспондент: То есть по сравнению с европейцами, у нас просто нет опыта организованного протеста?Александр Кинсбурский: Именно так. При этом у нас есть богатый опыт бунта, которому еще и Европа может позавидовать.
корреспондент: Это опасно?Александр Кинсбурский: Очень. Ведь такая крайняя мера носит характер совершенно непредсказуемый и дикий. Это тот самый русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Отсутствие протестных движений — это ахиллесова пята власти. Ведь в современном обществе организованный гражданский протест — это форма обратной связи. Если его нет, то власть уже не понимает, что в этом обществе происходит, не может нормально с ним коммуницировать. Поддержка власти переходит на какой-то ритуальный уровень, авторитет ее падает, но власть этого не замечает. Да и само общество, лишенное таких вот организационных скреп, идет в разнос.
корреспондент: Чем это может закончиться в нашем случае?Александр Кинсбурский: Боюсь, это будет очень неприятно. Киевский Площадь покажется нам сравнительно организованной формой протеста. У нас все будет иначе. Когда нет никакой традиции, никакого порядка выражения своего недовольства, тогда возникает запрос на буйных лидеров, которые предлагают свою модель. Кого вынесет на этой волне — совершенно неизвестно. Это может оказаться человек с нездоровой психикой, но обладающий при этом очевидными задатками лидера. За примерами далеко ходить не надо.
http://lenta.ru/articles/2014/10/20/bunt/
