Отсюда еще один планомерный симптом – политизация самого голоса Церкви, политическое прочтение любых шагов ее активности, причем, как светскими, так и православными людьми. При этом одновременно происходит релятивизация и умаление собственно духовного свидетельства Церкви. Активность Церкви, ее «динамизм», ее «наступление» в современном российском обществе все больше видится именно как наступление и присутствие ее структурных подразделений, а не примеров и образа преображения человеческой жизни. Обязательства духовного наполнения общецерковной «миссии» все больше видятся как неудобный балласт, нужный для моральной ссылки необходимости самой активности, от которого в силу ряда объективных причин невозможно отказаться. Но зато который запросто можно игнорировать, как некую второстепенную «жантильность».
Например, в вопросах относительно роли И.В. Сталина в нашей истории, верхушка РПЦ заняла крайне политизированную точку зрения, не взирая на то, что даже в самых острых вопросах она должна вроде бы быть «вне политики». Тем более, что среди церковных чад есть множество людей, уважительно относящихся к Сталину, а в обществе идут довольно бурные дискуссии на этот счет, в которых часто историческая правда, подкрепленная весом документальных свидетельств, оказывается далеко не такой черно-белой, какой она видится глашатаям ОВЦС и пресс-службе Московской Патриархии. Не менее политизированными оказываются возмутительные попытки целого ряда иереев РПЦ очернить русский народ, его национальное самосознание и его историю, прославить предателей, вроде генерала А.Власова и т.д. Тот факт, что все эти проявления никак не одергиваются священноначалием, а наоборот – это открыто потакается, свидетельствует о том, что РПЦ выполняет определенный социальный и политический заказ, используя подчас метод самых грязных политтехнологий.
Еще один повсеместный и, увы, далеко не новый синдром, охвативший сегодня всю структуру РПЦ – это тотальная монетизация всех церковных связей, не относящихся к непосредственно литургической стороне. Деньги сегодня определяют все и в Церкви, точнее – рентабельность приходов, должностей и служений, а также отношения между Москвой и епархиями. Хуже всего, что при этом происходит и тотальная монетизация сознания: епископ или батюшка, который не способен собрать определенную сумму денег, чтобы отослать «наверх», неизбежно выводится на периферию церковной активности и влияния. Вот что говорит сам патриарх в своем докладе Архиерейскому Собору 2 февраля 2010 года:
«Нам необходимо сделать пастырскую, миссионерскую, административную деятельность более системной и более эффективной. При этом сразу подчеркну: работа по многократно выверенной схеме, без сердечной молитвы, без любви, без горения духом, заранее обрекает такую деятельность на провал. И к тому следует стремиться и этого не оставлять. Без веры, любви и молитвы самая правильная форма будет пуста. Но и без надлежащей формы доброе содержание, скорее всего, не принесет достаточного плода».
Фактически патриарх Кирилл призывает священников одновременно и эффективно «духа не угашать» и оптимизировано копеечку зарабатывать, забывая, что в нашем мире все равно, по слову Агнца о двух синьорых, чем-то одним придется пожертвовать. При этом от священников нынче требуется не «пещься о столах», а больше внимания уделять пастырской работе, как будто большинство из них занимаются «излишними попечениями» от излишне хорошей жизни. Но ведь при этом Чистый переулок сам требует от приходов и епархий все больше денег, жалуясь, что огромные суммы не доходят до «центральной кассы» (понятное дело – часто они «зависают» у епископов, не стремящихся делиться с Москвой всеми «барышами»). А крайними в этой ситуации снова оказываются приходы, которых обложили дополнительным церковным налогом. Одного моего знакомого настоятеля небольшого сельского прихода из епархии уже озадачили поиском «лишних» 30 тысяч рублей, что для такого прихода – сумма немалая.
