Дворец спорта. Закончились дневные тренировки. Миленькие гимнасточки выстроились в длиннющую очередь у бачка с питьевой водой. Бочок стоит в закутке под лестницей на шатком столике из школьной столовой. На полу под краником – бывалое, слегка замшелое ведро для слива. И вместо кружек, всего одна баночка из-под майонеза. Всем очень хочется пить. И все настолько вымотались в зале, что могут лишь безропотно и жадно смотреть как пьет очередной счастливчик. Подходит моя очередь. Я наливаю слегка дрожащей от напряжения рукой полную банку стогом, и, начиная подносить её к себе, задеваю краем о кран, - и эта единственная и такая для всех желанная банка начинает падать туда, где на слегка мутной и темной воде мерно покачиваются фантики от ирисок и неизвестно откуда взявшийся чинарик.
Я оглядываюсь, и долгим остекленевшим взглядом всматриваюсь в полные ужаса глаза этих обезвоженных, но милых созданий и вдруг отчётливо и ясно понимаю, что с таким грузом на сердце я не смогу больше жить, что вслед за сверкающим ободком банки в эту тёмную бездну безвозвратно летит всё моё никчемное бытие. И что теперь уже не важно, смог ли бы я выцарапать четверку по математике за эту четверть, и что теперь я никогда не узнаю, стал ли бы я на следующих соревнованиях опять, поплясывая, убегать от соперника или, пересилив страх, смело ринулся в бой, и что моя коллекция фантиков от жвачки отойдет по завещанию Петьке, а хомячки, наверняка, сдохнут.
Короче, я махаю рукой на себя. Да так удачно, что эта махнувшая рука у самой воды, буквально в сантиметре от неё, в каком –то миге перед вечностью, оказалась крепко сжимающей эту Банку Судьбы. «Вот это реакция!»,- выдохнул хор русалок.
Никогда больше женщины не смотрели на меня с ТАКИМ восторгом.
Городские соревнования по лыжам. Солнце, но почти минус двадцать. На огромном пустыре, где проложена трасса – довольно крепенький ветер. Я проводил со старта лидера нашей команды Сашу Аксененко, не чая с ним встретится уже до финиша, стартую сам. И вдруг на середине первого круга натыкаюсь на его съёжившееся тельце, прямо в метре от трассы, не обращающее внимание на проходящих мимо ошалело глядящих девочек, и рьяно натирающее снегом что-то у себя в штанах.
И как он потом на совете дружины объяснял причину своего позорного провала: « Ушел со старта, взял темп, вдруг чувствую: щиплет. Ну, думаю, ладно, потерпим. Потом ломить стало, да всё сильнее да сильнее. И вдруг всё отпустило. И так хорошо стало. Только легкий мелодичный звон откуда-то снизу доносится. Э-э-э, - подумал я,- здесь что-то не так. Сунул я на ходу туда руку, а там ничего нет.» Товарищ получил строгий выговор с формулировкой: « Всё, что может помешать Победе, надо оставлять дома.» А сейчас в Ванкувере между ног нашей сборной болтается пудовая гиря раздолбаев позорных (извините, что я по-латыни) из спортивного руководства и «группы поддержки», - и ничего. Как-будто так и надо.
