Прозелит, принявший иудаизм, становится частью дома Израиля, реально входит в состав семьи. По существу, вопрос ставится так: как, когда и каким образом происходит этот акт присоединения и усыновления?
Согласно воззрениям иудаизма, «rep, прозелит, принявший еврейство, подобен только что родившемуся младенцу», и поэтому он считается свободным от всех прошлых отношений и связей.
Приняв иудаизм, прозелит теряет не только свою расовую и национальную принадлежность, но и биологическую связь со своей прежней семьей. Следует помнить, что религиозный обряд принятия иудаизма (обрезание и погружение в воды миквы), при всей его галахической важности, не является сакраментальным актом (таинством) перерождения.
Обрезание и погружение в воды миквы – это заповеди, относящиеся ко всему еврейству в целом; у них есть свой специфический смысл, никак не связанный с той концепцией рождения заново, которая характерна, например, для христианского обряда крещения.
Актом по-настоящему действенным (при отсутствии которого не имеет реальной силы религиозный обряд) является желание соединиться и слиться с домом Израиля на любых, связанных с этим, условиях. Прозелит усыновляется семьей Израиля не благодаря его условному приобщению к праотцам семейства (хотя прозелит – «сын Авраама, отца нашего», он, однако, не является в том же самом смысле «сыном Яакова»).
Он становится сыном Израиля в силу своего желания принять законы иудаизма.
Это значит, что суть «семейства Яакова» не биологическая, а идеальная.
Народ Израиля – это умопостигаемый феномен, носящий характер семьи, но особенный в своем роде и определяемый этой своей особенностью.
Талмудические высказывание: «Твой отец – это Святой, Благословен Он, а мать – это община Израиля» при всей своей кажущейся высокопарности не является аллегорией.
Оно не является также отвлеченной теологической формулой.
На самом деле, это несколько поэтизированное определение сущности взаимоотношений между евреями.
Еврейский народ – это семья, и евреи – это братья и сестры, дети одного отца.
Однако отцами еврейской семьи (при том, что они являлись биологическими и историческими прародителями евреев) были не Авраам, Ицхак и Яаков, ибо связующее звено между евреями создано не ими, а специфическим отцовством Святого, Благословен Он.
Быть может, лучше всего иллюстрируют эту идею слова пророка:
«Ибо Ты – Отец наш, ибо Авраам не признает нас, а Израиль не считает нас своими. Ты, Вс-вышний, Отец наш, Избавитель наш – от века имя Твое» (Ишая 63, 17).
Это значит, что рассматриваемое определение не является по существу определением теологическим.
«Ты – Отец наш», – это не ханжеская декларация религиозной приверженности, а чуть ли не утверждение биологического родства.
Вера и отношение к Б-гу не носят в иудаизме абстрактного или «религиозного» характера в том смысле, как это понимается в других религиях.
Такое отношение само по себе служит базисом для сплочения и слияния еврейского народа. Это религиозное отношение – то, что называется «религией Израиля», – является поэтому лишь системой родственных отношений, семейных церемоний, принятых между отцом семейства и его детьми.
Здесь, скорее всего, имеет место поддержание и подтверждение «семейных связей» еврейства, чем система верований и взглядов.
Эти определения, как видно по их языку, являются иудейскими определениями, и поэтому создается впечатление, что их легко оспорить.
Какое они имеют отношение к еврею, который не выполняет заповедей, какое они имеют отношение к еврею, который иначе относится ко Вс-вышнему, и какое они имеют отношение к атеисту?!
Но, как уже говорилось, узел, связывающий евреев в единое целое, является не идеальным узлом, зависящим от приятия или неприятия некоторых идей, а «семейными узами», имеющими источником иные пласты души.
Сын может не постигать сущности своей связи с отцом, отрицать наличие такой связи или факт существования отца, – но при этом он остается его сыном.
Идеологические соображения могут быть не принимаемы в рассчет евреем, но он продолжает поддерживать семейные отношения, как и любые другие родственные связи, – эмоционально, бессознательно.
Отсюда этот фундаментальный национальный характер «царства священников и святого народа», это стремление быть священником и глашатаем борьбы за святое дело, за освобождение, за идеалы, принимающие обличья, которые навязывает время; это чувство долга и амбиции «сынов Б-га живого», выражающиеся тысячами способов, но имеющими под собой одну реальную подоплеку.
Отсюда же ощущение связи с другими евреями, ощущение непонятное, удивительное и вызывающее тревогу во времена кризиса, в пору поисков своего истинного места в мире, в пору, заставляющую еврея почувствовать, что он является сыном своего Отца и его место – рядом с другими Его сыновьями.
"=?