Точно так же мир мало заботит концепция «оккупации» в её абстрактном смысле; только конкретный пример, связанный с Палестиной, заслуживает её пристального внимания. Мы можем быть уверены, что президент Обама не затронет в разговоре с президентом Путиным проблему Осетии. А когда он будет общаться с представителями Китая или с премьер-министром Эрдоганом, он не упомянет, соответственно, Тибет или оккупированный Кипр. Задаст ли когда-нибудь Хелен Томас вопрос: «На каком основании Турции позволяется сохранять Никозию разделённой?». Будет ли она озабочена тем, могут ли греки приобретать недвижимость в турецкой части этой столицы Кипра?
Мы не слышали громких возмущений Европы по поводу гибели южнокорейцев в результате торпедной атаки северокорейского судна. Я что-то не припомню, чтобы президент Саркози выказывал свою оценку моральной стороны этого инцидента. ООН намного больше осуждает Израиль за блокаду его террористического соседа, чем Сомали за то, что оно позволяет пиратам убивать и грабить на расстоянии нескольких миль от его побережья. Что-то не было слышно громких протестов по всему миру, когда Иран захватил британский военный корабль; после того, как французы взорвали судно с членами «Гринпис» на его борту, в Турции мало кто участвовал в демонстрации по поводу этого события.
«Непропорциональность» - это термин, использующийся для осуждения ответных реакций Израиля. Он не применяется по отношению к другим, намного более чудовищным ответным действиям, как, например, превращение Россией Грозного в груду развалин, или убийство курдов турками, или массовые волнения и убийство мусульман, спорадически происходящие в Индии. Согласен ли премьер-министр Эрдоган позволить «мирным активистам» брать интервью у курдов, сидящих в его тюрьмах, или принять решение по статусу курдов, армян или христианских религиозных деятелей, живущих в Турции? Можем ли мы вообразить себе мирную флотилию шведских или британских леваков, отправившихся к Кипру, чтобы «освободить» греческую землю или расследовать «исчезновение» тысяч греков в 1974 году? А если бы это всё-таки произошло, что бы с ними случилось? Примерно то же самое, если бы они попытались блокировать дорогу, чтобы не пропустить турецкую бронетанковую колонну, направляющуюся в Курдистан.
Да и нарушения прав человека теперь мало что значат. Иран казнит каждый год гораздо больше своих собственных граждан, чем Израиль убивает палестинцев в любой год в идущей там беспрерывно войне. Сирия убивает в Ливане всех, кого ей заблагорассудится, не испытывая никаких беспокойств по поводу того, что какое-либо международное учреждение осудит её за это. Я много слышал и читал о «резне» или «бойне» в Дженине, где погибли 52 палестинца и 23 израильтянина. Пропагандистский фильм «Дженин, Дженин», снятый в 2002 году, пользовался громадной популярностью на университетских кампусах. Но я никогда не видел документального фильма «Хама, Хама», посвящённого настоящей бойне, в которой погибли от 10 до 40 тысяч мирных жителей, устроенной преступным режимом Асада в Сирии; зато теперь мы рьяно стремимся восстановить наши связи с этой страной. Я обнаружил, что в этом контексте применимо соотношение 1000 к 1 в отношении количества погибших: каждый человек, убитый Армией обороны Израиля, привлекает такое же международное внимание, как одна тысяча человек, убитых африканцами, русскими, индусами, китайцами или арабами.
Я привык считать, что нефть, арабская демография, страх перед исламским терроризмом и его тесные связи с Соединёнными Штатами объясняют применяемый к Израилю глобальный двойной стандарт.
Но после истерии по поводу флотилии в Газу, яростной реакции различных членов турецкого правительства и откровенных саморазоблачений мисс Томас я подумал, что эта свирепая и какая-то просто безумная ненависть к Израилю более или менее объясняется тем, что он – еврейское государство. И точка.
Позвольте мне объяснить. Интеллектуалы обычно во всеуслышание осуждают антисемитизм, потому что он, главным образом, был характерен для тех, кто, как полагают, являются менее образованными и интеллектуальными людьми, принадлежащими часто к правому лагерю. Они, исходя из своих расистских, националистических или религиозных убеждений, рассматривают евреев как нежелательный элемент. Ненависть к евреям была признаком грубого шовинизма, либо была присуща людям, склонным к теориям заговора, пропитанным завистью и ревностью к более преуспевшим в жизни.