СОДЕРЖАНИЕ
Глава I. Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
Глава III Как пилили державу
Глава IV. Донесение президента России президенту Америки
Глава V. Воруй-страна, или Чеченизация России 1
Глава V. Воруй-страна, или Чеченизация России 2
Глава V. Воруй-страна, или Чеченизация России 3
Глава V. Воруй-страна, или Чеченизация России 4
Глава V. Воруй-страна, или Чеченизация России 5
Глава VI. Лев Рохлин, или Открой, стучится Сталин! 1
Глава VI. Лев Рохлин, или Открой, стучится Сталин! 2
< . . . > Да и за что было уважать Политбюро, когда оно целенаправленно работало против своей страны. Обдуманно или по недомыслию — суть не меняется. И это не оговорка. Это, можно сказать, установленный факт — свидетели ему многие документы.
88-й был самым роковым годом в послевоенной истории СССР. В нем нашей стране были нанесены раны, несовместимые с жизнью государства. Не зря блуждающие по власти либералы-большевики усиленно кивают сегодня на 91-й год. Тогда, мол, рухнул Союз, а они пришли склеивать из обломков Россию. Их с удовольствием поддерживают партократы, сидевшие в роковое время в Кремле или около него, а сейчас гуляющие с членскими билетами «ЕдРосов». Но это обманка для простоватых окуньков-патриотов. 91-й — только последствия. Слом хребта Советскому Союзу состоялся в 88-м. И добивали неподвижное тело в 89-м и 90-м.
Чтобы поставить на колени любую державу, чтобы рассыпать ее на бесформенные кусочки, не обязательно наносить по ней ядерные удары. Достаточно дезорганизовать систему управления экономикой и обрушить финансовую базу. Не десантом зарубежных коммандос, а руками властей этой державы. Изнутри, под видом назревших реформ.
Горбачев понимал: задуманное им дело буксует, надо идти на прорыв. Запретительные инструкции брежневского аппарата по-прежнему висели удавкой на шее хозяйственников. Как бы снять эту удавку?
В конце 86-го председатель КПК при ЦК Михаил Соломенцев передал генсеку записку о результатах проверки инцидента в Иркутской области с руководителями объединения «Радиан» Министерства электронной промышленности. Объединение передовое, но успехов добивалось в обход запретительных инструкций из Центра, а по сути — в обход закона. За это прокуратура области арестовала хозяйственников и даже поместила в психушку.
Использовав записку как повод, Горбачев продиктовал поручение Предсовмина Рыжкову и члену Политбюро Зайкову: «До каких пор действующие в стране инструкции будут ставить инициативных руководителей в положение лиц, нарушающих закон. Мы не раз говорили, что нужны новые нормативные документы, отвечающие духу и требованиям съезда. Следует подготовить на этот счет предложения для рассмотрения на Политбюро ЦК». И подготовили. И рассмотрели.
Не зря говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена. В поручении Горбачева вроде бы звучало одно, а исполнение последовало совсем другое.
Удивительная продуманность стала прослеживаться в экономических шагах кремлевских властей. И их разрушительная последовательность. Что ни шаг, то новый кс/псюль-детонатор с гремучей ртутью, подсоединенный к еще дремлющему тротилу социальных проблем.
С января 88-го начал действовать закон о государственном предприятии, принятый Верховным Советом СССР с подачи Политбюро. Тогдашний Верховный Совет — это, в основном, чабаны и доярки, прибывшие взметать по командам ЦК на все согласные руки. Вроде бы долгожданный прыжок в демократию: всех достал диктат министерств, а закон давал предприятиям полную волю. Настолько полную, что «Государство не отвечает по обязательствам предприятия. Предприятие не отвечает по обязательствам государства» (статья 2). Министерства отстранялись от влияния на хозяйственную политику предприятий и реализацию их продукции.
А где предприятия должны брать сырье или комплектующие для своего производства? Как где — в тех же министерствах, из государственных источников! Ведь плановая экономика оставалась незыблемой, сохранилось и централизованное распределение фондов. Так что министерства по-прежнему должны снабжать предприятия всем необходимым, а те могут распоряжаться этим по своему усмотрению. Лафа! Экономика превратилась в улицу с односторонним движением.
Но, как говаривал душка-генсек Леонид Брежнев: «Ну и пусть воруют. Все же остается в стране, нашим людям». И здесь, казалось, не о чем говорить: для внутреннего рынка особой разницы нет— по командам сверху распределяют товары или предприятия сбывают их советским потребителям по своему усмотрению. Но статья 7 закона бурила шурфы для закладки под экономику тротиловых шашек: предприятия получали право самостоятельно создавать карманные компании с участием кооперативов и зарубежных фирм.
Была такая система кооперации — райпотребсоюзы, облпо-требсоюзы, Центрсоюз, — где занимались сбором ягод и грибов, продажей за валюту меда, матрешек и кружевов. Система отлаженная. Не о ней ли речь в законе? Но для чего надо объединяться в компанию, скажем, Уралмашу с бригадой бортников-добытчиков таежного меда — тут что-то не то. Расставило все по местам в мае 88-го принятие Верховным Советом СССР закона «О кооперации». За густым частоколом статей с общими фразами пряталась суть: разрешалось создавать кооперативы при предприятиях, почти на условиях цехов — с правом использования централизованных государственных ресурсов.
Только в отличие от цехов и даже в отличие от самих предприятий эти кооперативы могли по закону самостоятельно проводить экспортные операции, создавать коммерческие банки, а за рубежом — свои фирмы. Причем выручка в иностранной валюте изъятию не подлежала (ст.28), а за всю финансово-хозяйственную деятельность кооперативы отчитывались только перед своими ревизионными комиссиями.
А затем пошло и поехало. Весь 88-й и начало 89-го сходили, как с конвейера, постановления Совмина СССР (я насчитал 17 документов)— отменявшие госмонополию на внешнеэкономическую деятельность, запрещавшие таможне задерживать грузы кооперативов, разрешавшие оставлять выручку за кордоном и тд. и т.п. Тропинка, проложенная властями, привела нас к намеченной ими цели: сначала освободили предприятие от обязательств перед страной, затем передали активы этих предприятий в руки кооператоров и вот наконец распахнули настежь границы.
Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы предугадать тогда, как будут созданы кооперативы и чем они начнут торговать за границей, получив доступ к государственным ресурсам. Не автомобилями же «Иж-комби» и не обувью «прощай молодость»! За считанные недели при большинстве предприятий были зарегистрированы кооперативы — присоски, хозяевами которых стали родственники директоров, секретарей обкомов, председателей облисполкомов и, конечно, влиятельных чиновников из Москвы.
Секретарям обкомов — главной опоре режима, наверно, р голову не приходило, что конвертируя в валюту свою личную власть, они роют могилу Системе в целом.
Из государственных фондов на фабрики и заводы по-прежнему шли ресурсы для выпуска продукции, но теперь по закону директора были сами с усами. Они стали сливать эти ресурсы в собственность «семейным» кооперативам, а те отправляли их за рубеж на продажу. Началась, как тогда говорили, эпоха ВРГ — Великой Растащиловки Государства.
Цемент и нефтепродукты, металл и хлопок, пиломатериалы и минеральные удобрения, резина и кожа — все, что государство направляло предприятиям для переработки и насыщения внутреннего рынка, пошло железнодорожными составами за рубеж. Через зеленые зоны на наших границах. И там, за рубежом, чиновники стали складывать капиталы в кубышки, а вскоре инициировали разрушительную реформу банковской системы СССР. Чтобы в час «X» легально, через свои банки, ввезти эти деньги, или, как называют экономисты, переходную ренту в страну для скупки обескровленных предприятий. Они уже тогда, задолго до 92-го года, готовились к приватизации. И, полагаю, уже тогда запланировали выпускать чеки-ваучеры не персональные, а обезличенные. Так проще было стать хозяевами новой жизни.
А что дали нам с вами эти меры кремлевской власти? Повсеместный дефицит и остановку производства. Работая позже в президентских архивах, я обнаружил записку О. Шенина, О. Бакланова и А. Власова, адресованную Михаилу Горбачеву, «О совещании министров в ЦК КПСС». «Ситуация чрезвычайная, — сообщали они. — Обеспеченность сырьем и материалами в автомобильной и легкой промышленности и других отраслях составляет не более 30 процентов. Всего на две трети обеспечен материально-техническими ресурсами оборонный комплекс. Строителям на жилье и объекты соцкультбыта приходит лишь 30 процентов ресурсов. Многие предприятия, по словам министров т.т. Паничева, Пугина, Давлетовой, встанут». И дальше: «Особенно остро ставился вопрос о необходимости решительного пресечения разбазаривания сырья и материалов на зарубежных рынках, предотвращения хаоса во внешнеэкономических связях».
Горбачев, как всегда, поставил свою закорючку на полях документа и спустил его в архив. Все они видели, все знали. Да и как не видеть, если на твоих глазах экономика проваливается в тартарары. Из других записок того времени с закорючками Горбачева и остальных членов Политбюро открывалась вся подноготная положения страны. За год своего существования кооперативы вывезли из СССР треть произведенных у нас потребительских товаров, за второй год — еще столько же. Внутренний рынок обрушился. Постановлениями правительства на закупку импортной продукции бросили часть золотого запаса Советского Союза (за два года он сократился на полторы тысячи тонн). Золото текло за рубеж, а под видом «забугорного» нередко оформлялось «родное» продовольствие — опять-таки с внутреннего рынка. И мясо и хлеб. К примеру, в портах Ленинграда, Риги или Таллина суда загружались дешевым фуражным зерном, огибали по морю Испанию с Грецией и приходили в Одессу с «импортной» продовольственной пшеницей по 120 долларов за тонну. Часть «добычи» уходила на взятки оформителям, а остальное складывалось на случай приватизации экономики. При разрешенной Кремлем анархии дельцы орудовали, не таясь. Народ стал выходить на площади с требованием прекратить разграбление страны. На митинге в Куйбышеве в сентябре 88-го собралось, например, около 70 тысяч человек. Заводы встали, хозяйственные связи между республиками разрушились. Там начали образовываться националистические Народные фронты под лозунгом: «Спасаемся поодиночке!». И все стали сторониться Москвы, как проказы. Сначала в ноябре 88-го декларацию о суверенитете республики принял Верховный Совет Эстонской ССР, а за ним — Азербайджан.
По опыту знаю, что такие важные решения кремлевская власть не принимала второпях. Всегда создавались экспертные группы, в которые входили люди из аппарата Совмина и КГБ и, разумеется, ответственные работники заинтересованных министерств и ведомств. И когда затевалось дело с подготовкой законов о предприятии и кооперативах или готовились меры по отказу от госмонополии на внешнеэкономических направлениях при чрезвычайной ситуации, то обязательно привлекались «светлые головы» из МИДа, МВЭС да и других структур.
Давайте посмотрим, а кто обслуживал в то время кремлевскую власть и мог иметь отношение к роковым событиям 88-го. Не встретим ли мы там знакомые лица? Что касается председателя Совмина СССР Николая Рыжкова, тут все понятно. Он был членом Политбюро и мимо него в Совмине ни одна бумага не могла проскользнуть. Плачущий большевик, как его назвали на съезде народных депутатов СССР, сегодня восседает в Совете Федерации и, по слухам, весь в шоколаде. Были у него как у председателя Совмина верные замы — Иван Силаев и Юрий Маслюков. Они тоже не могли стоять в стороне от важных процессов. А мы, члены первого правительства России 90-го года, все гадали, почему Ельцин взял в премьеры чужого для себя человека — Силаева?
Кто ему навязал или сосватал его? Значит, были люди, кто управлял тогда и Ельциным, и самой ситуацией! Не они ли держали в загашнике и Юрия Маслюкова, чтобы он стал при Ельцине позже вице-премьером правительства РФ?
Ну а ответственные работники МВЭС и экономических служб МИДа СССР той поры — разве могли без них обойтись в обосновании цели перехода от порядка к анархии и не с учетом их мнений готовились документы? Разве не они были в составе экспертных групп, готовивших рекомендации для высшего чиновничества? Того чиновничества, которое в тяжелых схватках за кремлевские коридоры перенесло атрофию интеллекта, разучилось думать и готово только подмахивать принесенные им документы. Чем всегда пользовались недобросовестные клерки, проталкивающие личные интересы. ,
Замом министра внешнеэкономических связей (МВЭС СССР) работал тогда Олег Давыдов. В январе 93-го он стал первым замом, в сентябре того же года министром внешнеэкономических связей РФ, а чуть позже — вице-премьером правительства. Давыдов проплыл по политическому небосклону, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Погромче вели и ведут себя Александр Шохин и Сергей Лавров — тогдашние начальник и зам.начальника управления международных экономических отношений МИДа СССР Один сегодня возглавляет адвокатскую контору олигархов под названием РСПП, другой — министр иностранных дел России.
Ярче всех заблистала звезда Михаила Фрадкова — в 88-м первого зама начальника главного управления координации и регулирования внешнеэкономических операций МВЭС СССР В 92-м он стал замом у министра МВЭС РФ Петра Авена, затем сам перешел в министры, а при Путине поднялся до поста председателя правительства России. Сегодня возглавляет службу внешней разведки.
Биографию Фрадкова нужно читать между строк. Безродный паренек из Куйбышевской области закончил Московский станкостроительный институт и сразу был направлен в Индию советником Посольства СССР по экономическим вопросам. Затем кто-то запускал его, как из катапульты, все выше и выше.
Кто знаком с законами кадровой политики тех времен, согласятся со мной, что с бухты-барахты людей из ниоткуда в капстраны не посылали. И не парили над ними потом ангелами-хранителями. Если такое случалось, за этим стояла могучая сила. Обычно такой силой, такой катапультой выступал КГБ — Контора Государственного Беспредела. Возможно, и в случае с Фрадковым да и с другими известными ныне товарищами без этого не обошлось?
в умах наших людей все заметнее созревает вывод, что развал страны— это не пьяная выходка трех бывших партийных функционеров. И рыдания пропагандистов нынешней власти при упоминании Беловежья — отвлекающий треп. (Будто бы не было у хозяев тогдашней державы сил специального назначения). Да и выкормыши КГБ— первые российские банкиры-олигархи успели кое-что выболтать. Выстраивается такая следственная версия: группка ушлых ребят (партийно-кэгэбистская мафия?) готовила страну к расчленению, чтобы прибрать к рукам богатую недрами Россию с населением, которому все до лампочки. Готовила под чью-то диктовку. Организовали хаос. В пыли и грохоте развала дали харизматическому Ельцину поуправлять осколком СССР, не ослабляя контроля за ним и заставляя брать все плевки на себя. А потом устроили тихую передачу власти своему человеку— он должен быть весь в белом и постепенно утверждать диктатуру спецслужб в открытую, якобы демократическими методами.
Я не ставлю целью определять свое отношение к данной версии и распространяться на эту тему — мой рассказ о другом. Но полагаю, что в году этак 2017-м, когда Россию возглавит Комитет Национального Спасения, не карманная, а полновластная прокуратура займется разгадкой кремлевско-лубянских тайн. И хотя многие документы уже уничтожены, думаю, в сейфах таятся признания-исповеди тех, кого обошли, «кинули» при дележе собственности.
Не упомянул при перечислении имен я Михаила Сергеевича Горбачева. Но не по принципу: царь хорош, да бояре паскудные. Для меня, как и для многих, Михаил Сергеевич раскрылся не сразу. Видно было, что он не хапуга, не цеплялся зубами за кремлевскую власть. И демократ Горбачев не показушный, а истинный. Лозунг «Свобода личности!» для него не пустой звук. И как раз в обертке свободы личности скармливали ему зарубежные «друзья русского народа» кашицу натовской корысти. И здесь в той же обертке свободы личности разные проходимцы несли Михаилу Сергеевичу на утверждение пагубные идеи, а он от удовольствия закатывал глаза. Слишком много скучковалось вокруг него проходимцев и слишком верил Михаил Сергеевич им. Иногда хотелось воскликнуть: «Прости его. Господи! Он не ведает что творит». А какую ставил он перед собой тайную сверхзадачу, стали догадываться позднее.
На первом съезде народных депутатов СССР ему бросили в лицо обвинение в доведении страны до хаоса. А Михаил Сергеевич поднялся и торжественно произнес: «Ну и что! Из хаоса возродится порядок!» Уже шла гражданская война в Нагорном Карабахе, Узбекистане, загорался Кавказ. Какой из хаоса вырастает порядок, теперь знает каждый. Вроде бы не с моего шестка судить о такой личности, но скажу, тем не менее: он многого не понимал в большой политике. В глубинных процессах, которые отдавались наверху лишь толчками. Он не чувствовал жара подошвами ног.
Он попросту был юрист. А главное для юристов не содержание, а форма. Эту угловатую жизнь они готовы утрамбовать в форму одной статьи закона, а эту — какой бы она ни была разноплановой — в форму другой статьи. Юристы любят громкие фразы, внешний эффект, а суть дела отводят на второй план. Юристы в большой политике непредсказуемы, как шаровая молния.
< . . . >
Выступать против тогдашних экономических реформ в принципе — занятие ретроградов. Весь хозяйственный механизм нуждался в оздоровлении. Но Советский Союз не был нищим на паперти, о чем врут сегодня телеприслужники олигархов. Держава прочно стояла на ногах. В 85-м у СССР практически не было внешнего долга (а в 91-м он уже составил колоссальные суммы). Да, цена нефти в мире упала до десяти долларов за баррель (значит везде наблюдалась рецессия). Но страну еще не успели посадить, как наркомана, на две трубы — нефтяную и газовую. Всем тогда хотелось большего, хотя за экономические показатели стыдиться не приходилось: за 1981—1985 годы валовой национальный продукт СССР возрос на 20 процентов (США — только на 14, а Италии, Англии и Франции— меньше чем на 10 процентов). Даже в 87- м — по инерции — страна сохраняла стабильное положительное сальдо во внешней торговле: превышение экспорта над импортом исчислялось многими миллиардами долларов. Шел выпуск продукции в многопрофильных отраслях — даже капстраны покупали у нас силовые турбины, шагающие экскаваторы, механизированные комплексы для угольных шахт, станки, самолеты, конденсаторы, речные суда на подводных крыльях и многое-многое другое. И все это стало на глазах испаряться.
Помнится, все мы тогда ворчали: «Мало заботится о нас государство». Мы, журналисты, особенно и подзуживали читателей в своих публикациях.
Пять копеек стоил проезд в метро и автобусах, а хотелось ездить бесплатно. Получали бесплатные путевки в санатории, на курорты и досадовали, что там не «все включено». За киловатт-час электроэнергии платили четыре копейки, на том же уровне с нас брали за квартиры и газ, а мы возмущались: почему не снижают цены! В бесплатной медицине мы требовали введения института семейных врачей, а в бесплатном высшем образовании — постоянного повышения стипендий.
Просто мы привыкли с каждым годом жить лучше, и нас не интересовали проблемы властей.
Ворчать-то ворчали, но, поразмыслив, реально оценивали свой быт. Тогда не в моде были громкие социологические опросы. А вот служебные, закрытые замеры общественного мнения практиковались. Так, в конце 1982 года — по горбачевскому летоисчислению, в разгар застоя — подразделения Института философии Академии наук СССР провели анонимное анкетирование в союзных республиках. Анонимное — значит наиболее объективное. Были опрошены десятки тысяч человек. Как оценивали свое положение простые граждане по сравнению с тем, что было пять лет назад? Беру одну из самых «недовольных» республик — Украину. Вот что показало анкетирование (в процентах к ответившим):
|
Вопросы
|
Лучше
|
Как раньше
|
Хуже
|
1.
|
Материально Вы стали жить
|
72
|
22
|
6
|
2.
|
Вы питаетесь
|
60
|
32
|
8
|
3.
|
Вы одеваетесь
|
64
|
31
|
5
|
4.
|
Ваши жилищные условия стали
|
56
|
36
|
8
|
5.
|
Вы отдыхаете
|
46
|
41
|
16
|
6.
|
Пассажирский транспорт работает
|
44
|
33
|
23
|
'7.
|
Бытовое обслуживание стало
|
50
|
37
|
13
|
8.
|
Получить квалифицированную медицинскую помощь
|
58
|
29
|
13
|
9.
|
В целом Вы считаете, что стало жить
|
76
|
19
|
5
|
Можно делать скидку на «совковость» запросов тех лет, на то, как народ понимал «хорошие условия жизни». А можно и не делать. Наши люди всегда любили сытно поесть, красиво одеться, приятно отдохнуть. И хотели они от власти, чтобы она убирала с пути то, что давит идеологическим прессом, то, что мешает хорошо жить и работать.
Мешал предприятиям диктат Госплана и министерств? Безусловно. Вот и нужно было находить и устанавливать законами баланс между интересами коллективов и государства, между интересами личности и общества. А не опрокидывать с размаху все права на одну чашу весов, выдавая анархию за мать порядка.
То же самое с кооперативами. У частной инициативы был целинный простор — лесопереработка, пошив одежды и обуви, развитие прудовых хозяйств и сферы обслуживания... Продуктов питания на душу населения производилось тогда значительно больше, чем сейчас. Из развитых стран по этому показателю мы уступали только Соединенным Штатам Америки. Даже благополучная Англия на душу населения производила в год меньше России: пшеницы — на 61 килограмм, картофеля — на 118, мяса — на 2,5, молока — на 120, масла — на 3,9 килограмма, яиц — на 118 штук. Это доступные цены для всех не давали товару залеживаться на полках. Но проблема была и здесь— из-за нехватки хранилищ и перерабатывающих мощностей страна в цепочке «поле — прилавок» ежегодно теряла до 1,5 миллиона тонн мяса, 8,5 миллиона тонн молока. Крупные мясокомбинаты и многие заводы пищевой отрасли были построены еще до Великой Отечественной войны. Нужна была разветвленная сеть современных убойных пунктов, перерабатывающих цехов. Со всем этим могли справиться кооперативы. Дали бы людям свободу, беспроцентные ссуды, помогли бы с оборудованием и техникой — заиграл бы наш рынок всеми цветами радуги. Но свободу получили другие кооперативы, обирающие страну.
Я уже упомянул о митинге протеста в городе Куйбышеве. Начали показывать кулаки и рабочие других промышленных центров. А в ЦК КПСС повалили телеграммы от местных партийных чиновников: «все больше членов партии заявляют о своем выходе из нее», «начался поток выхода из партии. Подают заявления кадровые рабочие»... Кремлевская власть понимала, что тротиловый эквивалент ее взрывчатой политики нарастает. Капсюли с гремучей ртутью заложены — может бабахнуть в любой момент. А быть сметенной этим взрывом — такое в ее планы, конечно же, не входило.
< . . . >
Уже состоялась XIX партконференция, где Ельцин просил о политической реабилитации: Уже прошли в столице первые митинги Московского народного фронта.
< . . . >
Сейчас точно не помню, кто позвонил — Листьев или Мукусев и пригласил вечером в студию. А днем шел холодный весенний ливень. Кассеты мне везла дочь Ельцина Таня Дьяченко. Я ждал ее под козырьком у входа в здание АПН, а она бежала по ливню от метро «Парк культуры», сняв с себя плащ и завернув кассеты в него. Вся мокрая, волосы слиплись. Я еще подумал тогда: «Какая у Ельцина хорошая дочь. Как она заботится о чести отца!». Когда слышу сейчас о ее алчных руках, всегда вспоминаю прилипшие к лицу русые волосы.
< . . . >
Весной и летом 89-го диверсанты от власти продолжали развозить гремучую ртуть по взрывоопасным участкам страны. На поверхности политической жизни царил оптимизм— крепили единство СССР указами и постановлениями, шумели митинги, буйствовал 1-й съезд народных депутатов. На нем открыто спорили о путях выхода из кризиса. А в подвалах власти за тайными непроницаемыми дверями шла другая работа, невидимая для народа — по углублению этого кризиса.
Я встретил в Москве старого знакомого Теймураза Авалиани — его избрали народным депутатом СССР от Кузбасса. (Свое имя и фамилию ему, русскому, дал грузинский солдат, который подобрал его плачущим ребенком около убитых немцами родителей и отнес в детдом). А познакомились мы с ним еще в 80-м, когда от «Правды» я приезжал в шахтерский город Киселевск. Там Теймураз Георгиевич, бывший директор шахты, взялся поднять обувную фабрику. И сделал ее лучшей в отрасли. Но приезжал я не по этому поводу. Авалиани написал письмо Брежневу, чтобы тот набрался мужества и ушел в отставку, поскольку уже не способен управлять страной. Дерзость необыкновенная! Через обл- военкомат директора пригласили на плановое медобследование и хотели засунуть в психушку. Но он вовремя сориентировался. И его друг, собкор нашей газеты, попросил меня приехать и от имени органа ЦК припугнуть беспредельщиков.
Мы зашли с ним на заседание МДГ. Он послушал Гавриила Попова, Анатолия Собчака, Виктора Пальма из Эстонии и сказал: «Нет, это опять словоблудие!». И потянул меня на выход. Там и сообщил новость: кто-то стремится спровоцировать в Кузбассе социальный взрыв. С чего он это взял? Много признаков преднамеренного доведения шахтеров до бунта: задержка денежных средств, запрет на выдачу спецодежды и другое. Но особенно показательно исчезновение товаров с прилавков магазинов. Сначала не стало мясной и молочной продукции, хлебных изделий. Народ загудел. Потом не стало постельного белья, носков, сигарет, лезвий для бритья. А потом исчезли с прилавков чай, стиральный порошок, туалетное и хозяйственное мыло. И все это в течение короткого времени. Шахтерам стало нечего есть и нечем умываться.
Опьпный Авалиани заподозрил что-то не то. И с группой депутатов проехал по кожевенньни заводам. Склады забиты мылом, на отгрузку в шахтерские города— запрет. Приехал в Кузбасс председатель Совмина СССР Рыжков, посмотрел на все, пробурчал: «Так жить нельзя!» И отбыл восвояси, ничего не решив. Ему сказали: «Если нет у правительства денег, разрешите нам продать часть угля в Японию или Китай — мы обеспечим шахтеров продуктами. На складах угля скопилось около 12 миллионов тонн, он самовозгорелся, уходит в дым. А местные власти решить этот вопрос не имеют права». Но и здесь Рыжков ничего не сделал. Где- то разрешили гнать все и вся за границу, а шахтерам подзаконными актами самостоятельность наглухо ограничили.
Первыми с ультиматумом к власти обратились горняки шахты имени Шевякова — Авалиани показал мне их документ. Обратите внимание на уровень требований: «С десятого июля спецодежду выдавать по установленным графикам; всем рабочим выдавать полотенце и мыло из расчета 800 гр. на человека в мойке; выдавать телогрейки всем рабочим и ИТР; организовать работу столовой в течение 7 дней в неделю, вывешивать заработок ИТР шахты на доску; организовать питание шахтеров в ночные смены бесплатно из расчета один рубль на человека; улучшить снабжение рабочих продуктами для дома»!!Г Даже для лагеря с заключенными такие проблемы показались бы мелочью. Их можно решить за один день. А здесь будто все сговорились сосать тянучку и доводить шахтеров до белого каления. Подняли проблему с телогрейками до Кремля.
Прилетел министр угольной промышленности СССР Щадов, повертел ультиматумом в руках: «Этот пункт посмотрим. Ну, а этот вы загнули». Он и дальше отделывался шуточками и ничего не решил. В назначенный день шахта встала. Примерно такие же требования были у других горняков. И тоже остались без удовлетворения. Как тут не поверить в спланированные действия!
Авалиани улетел домой и Попал с корабля на бал. К середине июля уже бастовало 166 шахт— 181 тысяча человек. Теймураза Георгиевича избрали председателем забастовочного комитета Кузбасса.
Недели через две я встретился с первым секретарем Киселевского горкома партии Юрием Торубаровым— тоже знакомым по прежним командировкам. Киселевск был одним из главных стачечных центров. Газета «Вашингтон пост» написала, что правительство Горбачева хочет руками шахтеров развалить СССР. Я спросил Юрия Дмитриевича, как он относится к этому заявлению. Мысли других он читать не умеет, ответил Торубаров, но расскажет, как все происходило.
Забастовки начались в Междуреченске, Киселевск пока не качало. Прилетели иностранные журналисты — им рекомендовали поехать туда службы Александра Николаевича Яковлева. Расположились в гостинице и стали ждать, как ждут намеченную посадку космонавтов. Торубарову позвонили из ЦК КПСС, распорядились организовать митинги в поддержку междуреченцев, обеспечить транспорт и питание для забастовщиков. «Но забастовок-то еще нет!». «Будут, куда вы от них денетесь». Горком выполнил рекомендации ЦК. Киселевск тоже встал.
— Что вы делаете?— сказал Торубарову корреспондент французской газеты «Монд». — Вы же страну разваливаете.
Так-то оно так, но партийная дисциплина превыше всего!
Горняцкие забастовки перекинулись на Воркуту, Караганду и Донбасс. Но все-таки эпицентром стачечного движения был Кузбасс.
< . . . >
К чести шахтеров Кузбасса, они выбрали в стачкомы здравомыслящих людей, типа Авалиани. Приехала на переговоры комиссия ЦК, Совмина и ВЦСПС — Слюньков, Воронин, Шалаев, а с ними налетела из Москвы целая стая экспертов-стервятников. Все тех же, кто помогал Кремлю готовить концепцию экономических преобразований. Они стали рекомендовать усилить требования шахтеров пунктами о создании при предприятиях кооперативов-посредников и праве шахтеров продавать весь уголь по своему усмотрению, прежде всего за рубеж. Это означало нанести по внутреннему рынку новый удар — оставить без сырья тепловые электростанции и коксовые батареи на металлургических комбинатах.
Представители ВЦСПС хотели руками шахтеров урвать для себя пару домов отдыха на берегу Черного моря, чтобы поживиться ими при приватизации. Добавок к политическим требованиям не предлагали.—их вполне устраивали порядки. Правда, звучали предложения об экономическом обособлении области.
Но шахтеры отмели поправки представителей кремлевской власти: они не рвачи. Хотят и будут работать на государство, но и государство должно давать им все, что положено. А положено — это безопасный труд, нормальные заработки, приемлемые условия жизни. Обо всем договорились с московской комиссией, но мало что впоследствии получили. И не могли получить. Не с этой же целью раздувался шахтерский пожар и закладывалась новая порция динамита под основание единства страны.
Разными причинами объясняли тогlа, мягко говоря, неадекватное поведение власти. Кто-то считал, что одни группы в КГБ и Политбюро решили с помощью шахтеров тряхнуть другие. Но стоило ли ради интриг ставить на уши всю страну. Это тупая политика. А тротиловый эквивалент тупости верховной власти тоже очень большой — может разнести вдребезги все вокруг.
А если не хватало запалов для достижения разрушительных целей, решили добавить Кузбасс, Воркуту, Донбасс и Караганду? Добавили — не получилось. Пока. Попробуют в другом месте. При сверхдоверчивом народе у наперсточников от власти широкое поле возможностей. Только для чего им это? И куда они собирались девать свои коммунистические идеалы? Наш социализм с человеческим лицом, который полагалось строить по призыву властей?
< . . . >
По подсчетам доктора исторических наук М.Качанова, в 1935—1938 годах Хрущев подписал около 160 тысяч смертных обвинений в Москве и Киеве («ЛГ» № 48 Об г.) А должность руководителя государства использовал для очистки своего окровавленного мундира, фальсифицируя историю < . . . >
Тотальное огораживание и чиновничью вольницу, как я упоминал, разрешил генсек Брежнев. По натуре своей мещанин, он поднял мещанство в номенклатурной среде до уровня нормы жизни. Мир переживал потребительский бум, глобальная война уже невозможна — взаимное сдерживание ядерным паритетом. Никто не хотел сгорать в атомной топке. < . . . > А при этом надо было обустраивать собственное благополучие. И власть начала жить по своим особым законам, все дальше отдаляясь от общёства.
Уже выросло в этой власти новое поколение, которое с молоком матери — номенклатуры впитало в себя принцип бытия: Богу — богово, кесарю — кесарево. К черту равенство перед законом! Оно тяготилось своим двойственным положением в закрытой стране: все у него в руках, а за бугор с собой ничего не возьмешь. И тут произошло явление Михаила Сергеевича— все ограничительные загородки для чиновников он срезал либеральной пилой. Человека в рамках приличия держат вера или страх. Первого у них не было, а от второго они освобождались. Идейная, да и моральная деградация власти достигла высокого уровня.
Людям из этой власти надоела боязнь потерять статус, а с ним и все блага. Надоело прятать лишние бирюлики жен от глаз контролеров. Хотелось роскоши — открытой, наглой. При сохранении державы не утянешь лишнего за рубеж — возьмут за штаны. Система слежки и контроля отлажена. И надо порушить державу вместе с этой системой, чтобы в неразберихе сепаратизма и дележа территорий народы СССР еще долго таскали друг друга за волосы. Сразу они не побегут с ледорубами за предавшими их чиновниками, а потом время покажет.
Только с каким капиталом давать прощальный гудок единству державы? Это главный вопрос и это должно быть тайной из тайн. Трудно определить персональные доли, на которые они рассчитывали или которые получили — многие документы уничтожены, а кое-что, очевидно, лежит в тайниках ФСБ. Но и осталось немало следов — по ним видны направления подпольной работы.
Как раз в 89-м началась активная фаза вывоза капитала из нашей страны. Ожили даже те каналы, которые были налажены Комитетом госбезопасности прежде, но по тем или иным причинам дремали. Еще в 1969 году решением Политбюро № П111/162 («Особая папка») был создан Международный фонд помощи левым рабочим движениям. Долевой взнос КПСС составил 14 миллионов долларов, а годовые взносы колебались в пределах 16— 17 миллионов. В 89-м эта сумма почти удвоилась. Дополнительно валюта шла по адресным назначениям — якобы на покупки типографий, телеоборудования, спецтехники для товарищей по идеологическим битвам. Битв уже не было, товарищи, преданные перестройкой, сложили оружие, а деньги шли. Куда? Отчетов КГБ не представлял и даже шутил иногда по этому поводу.
Ирландской республиканской армии (ИРА) было выделено несколько миллионов долларов. Договорились, что спустят контейнер с ними на плотике в назначенном месте, когда советское судно будет проходить у берегов Великобритании. Ирландцы ждали, корабль прошел, но никакого плотика не было. «Ищите лучше!» — ответили им из КГБ на запрос. Наверно, до сих пор ищут, а деньги превратились где-нибудь в виллу на Лазурном берегу.
По отработанной схеме сливал за рубеж богатство страны и Совмин. Вот он распорядился выдать Госбанку СССР 50 тонн чистого золота. Гохран передал это золото Госбанку, а через трое суток возвратил в Совмин экземпляр его распоряжения. Все, следы вроде бы замели. Госбанк передал это золото во Внешэкономбанк СССР. Безо всяких сопроводиловок (опять для того, чтобы не наследить). Курьеры с мандатами КГБ вывезли золото за рубеж и положили в хранилища совзагранбанков-филиалов Внешэкономбанка—в Лондоне, Париже, Женеве и Сингапуре. Официальная «крыша» операции — закупка продуктов питания для тех же шахтеров. Но в страну вернулось несколько мелких партий туалетного мыла.
А где же наше золото высочайшей пробы? Тю-тю! Оно уже продано ювелирным фирмам, а деньги положены на анонимные счета определенных людей. Тех людей, которые морочили нам головы о светлом будущем советского человека, а кое-кто морочит и сегодня. Счета находились под контролем у ЦРУ, и справки по ним контора давала только своему президенту. А уже президент США с этими справками на руках продавливал интересы своей империи и подлинных хозяев ее и всего мира — Нью-Йоркской финансовой камарильи. В начале сентября 90-го супербанкир Леопольд Ротшильд обратился к Горбачеву с «личным и конфиденциальным» посланием из Лондона, где якобы сожалел об ухудшении советской экономики. И откровенно косил под дурачка, предлагая раздеться догола: их «банкам требуется больше информации о золотом запасе Советского Союза и о масштабах его использования в последнее время». Хотя на Западе и без того многое знали. Как меня просветили специалисты, по описанной мной схеме с 89-го по 91-й ушло из страны около двух тысяч тонн золота.
Кто не помнит пустые магазины той поры, которые вроде бы должны были трещать от изобилия за проданный драгметалл! А рыжковский Совмин уже шел дальше. Совсекретным распоряжением («Особая папка») он установил специальный (не для всех) курс валюты: одним продавать доллар за 6 рублей 26 копеек, а управделами ЦК — за 62 копейки. Эмиссия позволяла дельцам от власти брать рубли в Госбанке без счета и обменивать на валюту. Миллиарды долларов ушли за границу, а вместо них в подвалы Гохрана свалили советские «фантики».
Это позволило управделами ЦК Николаю Кручине начать масштабное освоение зарубежной целины. Из его совсекретной записки в Политбюро «О развитии хозяйственно-экономического сотрудничества КПСС» (на ней резолюция: «Согласиться» и визы всего руководства, начиная с А.Яковлева) видно: создаются совместные акционерные общества с австрийцами, киприотами, поляками, финнами. С английскими фирмами будет использован лом цветных и черных металлов с территории советских воинских частей (какой там лом — вооружение?), расположенных в Польше и Венгрии. Даже к Нью-Йорку тянулась рука управляющего делами ЦК.