Индеец, ты бы метал грома и молнии раньше, когда была ваша комуниздическая власть. 
Чего это ты сейчас-то вспучился ?
Владимир Войнович в своей книге 'Портрет на фоне мифа' высказался достаточно сдержанно: 'Меня не столько то смутило, что он под псевдонимом Ветров подписал в лагере обязательство сотрудничать с 'органами', сколько возникшее при чтении этого эпизода в 'Архипелаге' чувство, что признание выдается за чистосердечное, но сделано как хитроумный опережающий шаг.Лев Копелев куда более резок. В открытом письме к Солженицыну он прямо обвиняет своего бывшего друга в неискренности: 'Особую, личную боль причинило мне признание о 'Ветрове'. В лагерях и на шарашке я привык, что друзья, которых вербовал кум, немедленно рассказывали мне об этом. Мой такой рассказ ты даже использовал в 'Круге'. А ты скрывал от Мити (Дмитрий Панин, солагерник Солженицына, послуживший прообразом Сологдина в 'Круге первом'. - В.К.) и от меня, скрывал еще годы спустя. Разумеется, я возражал тем, кто вслед за Якубовичем (тоже бывший лагерник, но с немыслимым стажем: около 30 лет: как старого меньшевика его посадили еще в тридцатых годах, а выпустили и реабилитировали лишь после XX съезда - уж он-то знал лагерные нравы, как никто другой. - В.К.) утверждал, что, значит, ты и впрямь выполнял 'ветровские' функции, иначе не попал бы из лагеря на шарашку'. Зная нравы 'органов', очень сомнительным представляется, чтобы оперуполномоченный так просто и легко позволил бы водить себя за нос - живо загремел бы Солженицын на общие работы, да не куда-нибудь, а на Север, но ни в коем случае не в теплую шарашку под Москвой. Сомнения усиливаются еще больше, когда читаешь объяснения А.И., каким образом его 'выдернули':