В эту тёмную ночь страны,
Что так тягостно долго длится,
Нам история страшные сны
Крутит медленно в разных лицах.
Вот они - череда князей,
Святорусского жречества витязи.
Лишь один длинногривых друзей
пропустил с византийской привязи.
Вот идёт христианский пожар,
Пожирая народ и обычаи.
“Власть от бога!” и с тысячи жал
Зашипело, закапало в тысячи.
Окрестили мечом и огнём,
Выжигая столетия веры.
И шагнула религия в дом,
В древний дом с новым запахом серы.
Мы по вере все внуки Богов,
Стали “божьими” овцерабами.
Нашим Ведам не страшно костров.
Страшно, - выжгут последнюю память.
Дальше больше и сны всё дурней:
То историю пишут нам немцы,
То Петруша по пояс в окне
Европейцев затаскивал в сенцы.
Долго не было русских царей,
И в семнадцатом так закартавило,
Что рубили и ели людей,
Постигая жидовские правила.
А война за войной в этом месиве
Выгребала весь мусор со дна.
Атеисты рожали мересьевых,
А религией стала страна.
Мы тогда все почти что проснулись,
Не овца - победитель, а - лев.
Но под тяжестью новой согнулись,
Этот проблеск сберечь не сумев.
А когда разорвал дом Державы
Каждой пятой колонны тротил,
то страна крокодила рожала.
Новый русский такой крокодил.
В этом сне все останутся овцами,
в общем сне на экране окна,
гипнотическом сне с комсомольцами,
с кока-колой на колоколах…
Чтобы стало бабло новой библией,
Чур меня, чур меня, чур меня,
Заболеть толерантными играми,
от руки погибать чурбанья.
Чур меня онеметь вместе с вами
В сонных пролежнях нашей страны.
Чур меня хоть когда-нибудь ранить,
недобив суицидные сны.
