Леопольд Эпштейн
***
Расклейщица афиш
Я бредил поэмой. Всемирная вечная слава
Мне спать не давала... Морозно капризничал март...
Я был одержимым – а люди подобного склада
Способны порой на холодный и сильный азарт...
Шумели деревья, афишная тумба белела,
И снег на афишах лежал, как седьмая печать...
Ночная расклейщица! Что ты сегодня приклеишь
На место тех звуков, которым уже не звучать?
О Красная Шапочка, что же ты клеишь и зябнешь,
И дышишь на пальцы, смеясь, как античный герой?
Ночная расклейщица, мною подстреленный зяблик,
Зачем ты работаешь поздней морозной порой?
Ты видишь - мороз искривляет и стены, и воздух,
Слепое пространство уходит нелепой дугой,
Ты видишь – расходятся судьбы, расчеты и звезды...
Чего ж ты вещаешь о музыке – чуждой, чужой?
Не в музыке Истина. Музыка – только начало,
А Истина – в свете, который танцует на льду,
Который сквозь тучи несмело мерцает ночами
И в лучших стихах пробивается через беду!
Все то, что отбито, отвергнуто или отпето,
Воюет со светом во мне и мешает ему,
И все, что я делаю – делаю я ради света!
Зачем же так часто я падаю в новую тьму?
Свет может быть резок – но он не бывает безвкусен,
Свет может быть изгнан – но он не бывает забыт –
Как зябкие комнаты наших горячих дискуссий
И теплые комнаты наших холодных обид!...
Я бредил поэмой. А улица бредила ветром,
А ветер взлетал и на дом опускался, как бич...
На улицу нынче не выйдет ни шлюха, ни ведьма –
И лишь, как сова, прошмыгнет милицейский «москвич».
Но в миг, когда снег поднимается выше и выше
И вдруг замирает, как будто сказав: «Не могу!» -
Расклейщица, милая, видишь – у тумбы афишной
Разбросаны звезды на этом секундном снегу!
Фонарь ни при чем – я готов присягнуть и поклясться!...
Сейчас все подымет, закружит и вновь унесет!...
Ночная расклейщица! Небо нам дарит богатство –
Лишь мне и тебе, а «москвич» милицейский – не в счет!
Расклейщица, я не дурак и совсем не безгрешен –
Но нынче я ангел с сосульками вместо усов...
Давай свои руки, расклейщица, я их согрею –
Ведь мы совладельцы галактик, пространств и миров!
Моя компаньонка, ну так ли богатство встречают,
И разве иного обычая нет меж людьми?
Чего ж ты мне шепчешь бессмысленно: «Хочется чаю...» -
А дальше с отчаянной жалостью: «Ты не пойми!»
Расклейщица, милая, что ты, прошу тебя, полно!
В такую погоду – зачем ты такие слова
У тумбы афишной? И я абсолютно не понял...
Я бредил поэмой. Качалась моя голова
В такт строчкам еще не рожденным... Мне спать не давала
Безумная жадность... Я был и творец, и палач,
Я рвался, как мог, - но поэма меня не пускала,
Вцепившись, как в руку вахтер – и хоть смейся, хоть плачь!
О Красная Шапочка, императрица простора,
Владелица звезд, их движенья, тепла и огня –
Ночная расклейщица! Что ж ты боишься вахтера?
Ночная расклейщица! Что ж ты боишься меня?
Ты видишь, как фосфоресцируют стрелки на башне,
Галактику цифр обегая, как месяц назад,
Рисуют границы моим притязаньям вчерашним –
И тем отреченьям, которые мне предстоят?
Когда парикмахер мне льстиво шепнет: «Освежить ли?» -
Я, сморщившись вдруг оттого, что и мал я и прост,
Пойму, как нелепа была б ты в моем общежитьи,
Ночная расклейщица и совладелица звезд!
В углу парикмахерской – столик, на нем – «Крокодилы»...
И я, вдруг подумав, что это – Москва, не Париж,
Вздохну с облегченьем и вспомню, как ты уходила,
Неся свою музыку в свертке промокших афиш...
Ты все оставляла мне – ветер, вахтера и стены,
Афишную тумбу и тысячи звезд на снегу,
Ты мне оставляла богатства бездонной вселенной,
Не зная, что сам я всем этим владеть не смогу;
Но ты уходила, и твой силуэт растворялся...
И чтоб возместить твой бессмысленно верный уход,
Я звезды хватал – но они просыпались сквозь пальцы...
Свидетель – вселенная, ибо вахтеры – не в счет...
Вахтеры не в счет, потому что в морозы похлеще
Приходит к ним сон – и уводит от наших грехов...
Я тоже без пропуска. Я ведь – такой же расклейщик
Своих бесконечных промокших под снегом стихов!
