1. А разве это не было бы чудом?
В 1953 году, дед Хем давно уже живет на Кубе, в своем фазенде по имени "Финка Вихия", опять рыбачит с помощью своей яхты "Пилар", ловит огромных марлинов, однако уже написал "Старик и море"...
И вдруг из радиоприёмника заявляют, что ему присудили Пулитцеровскую премию...
Потом дед Хем так рассказывал своему другу Лайонсу:
"Кубинское радио в каждую 15 минут повторял новость о премии. И я подумал, слава Богу, что меня нет в доме, а то черт его знает, чего бы я сказал в телефонном разговоре. Ты только представ себе, кто-то звонит мне и спрашивает, что, мол, как я принял этот новость, а я отвечаю - множеству народу, в том числе и мне, было бы гораздо поприятнее, если Нейтив Дансер победил бы скачках. Но отныне пару лет я присмотрю на свой длинный язык - посмотрим, что отсюда получится. А кто знает, может я стану респектабельным. А разве это не было бы чудом?"
Я вспомнил этот эпизод сегодня утром, после одного телефонного разговора, когда мне позвонили и сказали, что спектакль "Белое ополчение", поставленный режиссером и артистом Георгии Ратиани по моей одноименной пьесе (написан по мотивам рассказа "Не пропоет петух..." -
http://www.nlo.gr/index.php?option=com_nlo&task=show&novell=134) представлен на соискание премии Георгия Шарвашидзе и в четверг, вечером я должен присутствовать на представление...
А я ответил, что множеству народу, в том числе и мне, было бы гораздо поприятнее, если бы грузинские рагбисти выиграли у румынов.
Ну и мужчина, который звонил и которую я не узнал, (потому, что он начал разговор со мной как бездарная начинающая писака - а такие за день по десять раз звонят иногда) оказался режиссером Георгием Ратиани!
Вот какой я хитрый гусар - подсознательный подражатель деда Хема! И я пока ни знаю - стану ли я когда нибудь респектабельным?
2. Я тоже сторож, но из другого кладбища...
Сегодня, после спектакля, выплаканными глазами стояли мы с профессором тбилисской консерватории, с Валерием Ачба, поднимали бокалы с шампанским и выпивали за театр, за настоящий театр, за народу, который никогда не ошибается и за музыку, конечно, которая и есть самым главным из искусств - если ты не разбираешься в нем, хоть немного, из тебя ни хрена ни получится...
И я говорил, что в том войне я не участвовал, разве что как разведчик - подниматься на вершине и увидеть, что по другой стороне горы происходит... Я еще говорил, что, ей Богу, я там никого ни убывал...
А он, Валерий Ачба говорил, что он член комиссии по выдаче премии Георгия Шервашидзе, и пусть снимают спектакль на видеопенке, чтоб потом он отослал кассету в Сухуми, что его дед был по половине абхазом, а по другой половине - грузином. И что, как выражались древние греки - Красота спасет мир, а я сомневался, что это сказал Федор Михайлович...
А потом я ушел оттуда, из окружении министра культуры и его свиты, купил полулитровую бутылку и пошел на кладбище - там где лежат мой мертвые друзья, подходил у всех, рассказывал, что произошло сегодня, и какие нелюди все, кто начали ту войну...
Подошел сторож, спросил, с кем я тут разговариваю...
Я сказал, что я тоже сторож, но из другого кладбища...
Он не поверил, но когда я достал бутылочку, он обрадовался...
Сидели мы с ним, пили и говорили. Но я знал, что я не пьянею...
А потом я ушел, спустился в городе... Шел по улицам и вдруг мне захотелось поднят драку - как хорошо, когда тебе ударяют от всей души, и ты тоже отвечаешь тем же... Но я не нашел ситуацию...
Теперь сижу я у своего компа и думаю - Ах, какой же я дурак...
А вообще мне по фигу, дадут ту премию или нет, просто грустно - за что мы там воевали, за что лежат на кладбищах ребята как на ихней, так и на нашей стороне... Вот за что я выпивал до белой горячки и до больниц после войны - еще покруче, чем дед Хем...
Там, в спектакле есть такая сцена - своих умерших сынов по абхазски и по грузински выплакивают женщины в черном, а потом увидят они друг друга, узнают, что они родственники и обнимаются и так плачут...
И вот я думаю - ничего повыше таких слез нет на белом свете...
