//Николай держался непринужденно, просто.
Впрочем, многим из тех, кто его наблюдал в те дни, казалось, что он,
прикрываясь напускным простодушием, хитрит, присматривается, прислушивается,
хочет уяснить для себя, что вокруг него происходит (24).
Гуляя по саду, Николай увидел, как Медведев, боец охраны, рвет лопушки
и складывает в кисет. Заинтересовался, подошел, стал расспрашивать: "Вы что
это делаете, для чего рвете"? Тот ответил: "На курево, нет табака". - "
Неужели ? " - удивился, отошел что-то бормоча... (25)
Там же, в садике, прогуливаясь, однажды остановил взгляд на вооруженном
караульном. Это был сысертьский рабочий Фомин: пиджак, стоптанные
полуботинки, замасленная кепка. Николай подошел к нему: "Вот вы под ружьем,
вроде как бы солдат, а формы воинской у вас никакой нет. Почему?" (Почти вся
охрана в ипатьевском доме ходила в штатском.) Фомин ответил; "Не во что
одеться. Провоевали всю одежду, нам ничего не осталось" (26).
Комендант рассказывает:
"...Он спросил меня, кто такие большевики. Я сказал ему, что пять
большевиков - депутатов IV Государственной думы были им сосланы в Сибирь,
так что он должен знать, что за люди большевики. На что он ответил, что это
делали его министры, часто без его ведома.
Тогда я его спросил, как же он не знал, что делали министры, когда 9
января 1905 года расстреливали рабочих перед его дворцом, перед его глазами.
Он обратился ко мне по имени и отчеству и сказал: "Вот вы не поверите,
может быть, а я эту историю узнал только уже после подавления восстания
питерских рабочих" (мирное шествие к Зимнему дворцу в пятом году он и в
восемнадцатом году все еще называл восстанием. - М. К.).
Я ему ответил, что этому, конечно, не только я - не поверит ни один
мальчишка из рабочей семьи" (27).
Вышел он на прогулку по саду с дочерью Марией. У края садика сидят на
скамье и наблюдают за ним, покуривая, двое: заместитель коменданта
Украинцев, он же начальник караулов, и Воробьев - дежурный член исполкома
Совета, он же ответственный редактор газеты "Уральский рабочий" (каждые
сутки дежурил по Дому особого назначения кто-нибудь из членов исполкома).
Подошел и подсел к ним доктор Боткин.
"...Николай с дочерью быстрым и ровным шагом стали ходить по саду из
конца в конец. Ходил он молча, сосредоточенно глядя себе под ноги, изредка
перекидываясь словом с дочерью. Зато Боткин приставал ко мне со всякими
расспросами...
- Нас всех очень интересует, - сказал Боткин, - как долго нас будут
держать в Свердловске.
- Этого я не знаю.
- А от кого это зависит?
- От правительства, конечно... Николай не принимал участия в разговоре,
но, не переставая мерять солдатскими шагами дорожку, внимательно к нему
прислушивался.
Вдруг он круто повернулся и остановился перед нами.
- Скажите, пожалуйста: Белобородов - еврей?
Пораженный нелепостью и неожиданностью вопроса, я не сразу нашелся, что
ответить.
- Он на меня производит впечатление русского, - продолжал Николай.
- Он русский и есть.
- Как же он тогда состоит председателем областного Совета? -
недоумевающе протянул бывший царь.
Оказывается, он был убежден, что во главе советских органов стоят
только большевики-евреи...
У меня не было никакой охоты читать бывшему царю уроки политической
грамоты и разъяснять ему отличие национальной политики советской власти от
его собственной, и я не совсем вежливо оборвал разговор.
//
