- То, что вы делаете – это же, по сути, и есть та самая служба аэроразведки? Разве что не государственная?
- Да, это народная служба. Наши люди за это не получают денег. Рискуют своими жизнями, не имея ни статуса участника боевых действий, ни страховки – хотя попадают под обстрелы, получают ранения. Наши волонтеры не имеют с этого ничего – просто помогают армии. Как и все нормальные люди в нашей стране.
- Вы пробовали как-то решить эту проблему? Обращались куда-то?
- Как?.. Поймите правильно, мы не противопоставляем себя полностью людям, находящимся в управляющем звене государства. К счастью, там, наверху, люди разные. Да, президентская вертикаль пытается всеми путями монополизировать и исполнительную, и законодательную власть и прийти к варианту "Янукович-2" или "Кучма-3". Но в руководстве, среди людей, имеющих достаточно полномочий и собственных денег, есть и патриотически настроенные, которые пытаются нас как-то поддерживать.
Но эта поддержка имеет больше практический смысл. Если мы куда-то едем – нам могут помочь с обеспечением безопасности. Хотя эти вопросы мы в основном решаем по месту.
Мы же знаем всех на фронте. И когда приезжаешь, скажем, в 30-ю бригаду – они приставляют к нам разведчиков или стрелков, которые обеспечат нашу безопасность - хотя бы от стрелкового оружия. Понятно, что во время минометного или артиллерийского обстрела они нам ничем не помогут. Тогда мы, так же, как и они, являемся просто мишенями.
Мы попадали под разные обстрелы. Побывали в самых разных ситуациях – на фронте ведь работаем уже давно. Теряли машины, оборудование. К счастью, не теряли людей. А так – по-разному было…
- А для вас лично когда был самый страшный, самый опасный момент?
- Самый страшный? В личном плане у меня, наверное, таких особо страшных и не было. Хотя попадал под обстрелы. Несмотря на все охранение, противник пытается уничтожить группы беспилотной авиации. Однажды в Крымском диверсионно-разведывательная группа противника прошла наши порядки и обстреляла нас на нашей же территории. Мы были мишенью в чистом поле, на местном стадионе. Но это не так страшно на самом деле - для меня, как для человека военного.
Приходилось попадать под обстрелы "Смерчами" на Веселой Горе под Луганском - когда наши выводили войска из луганского аэропорта, а мы обеспечивали прикрытие этих войск с воздуха. Под обстрелами из гаубиц приходилось побывать… В принципе, не бывает поездки на фронт, когда не попадаешь под обстрел.
Самое страшное - это когда стреляют не по тебе. А когда знаешь, что где-то там воюют близкие тебе люди. У меня сын воевал с первых дней. Вот это было страшно… Страшнее всего.
- Системно урегулировать вопрос со статусом волонтеров "Армии СОС", занимающихсябеспилотниками в зоне АТО, никто не пытался?
- У нас были предложения перейти в разные структуры. Нацгвардия, войска... Но мы при этом просто бы числились военнослужащими. И не имели бы возможности собирать деньги и строить новые аппараты. Ну, пришли бы мы туда со своими машинами – а через два месяца мы оказались бы никому не нужны: у нас просто не было бы на чем летать, закупить запчасти…
На самом деле, этим должно заниматься государство. То, что волонтерское движение должно постепенно сходить на нет – это нормально. Честно говоря, я думал, что уже к августу прошлого года помощь волонтеров попросту не будет нужна. Но, к сожалению, государство не сильно торопилось помочь своей армии.
Конечно, в целом сейчас обеспечение войск значительно улучшилось – появилась форма, носки, трусы, спальные мешки, топливо, производится ремонт техники… Но еще много где требуется помощь людей.