Книга Виктора Астафьева "Прокляты и убиты".

[Angobor]

А фразу "жертв бессмысленной жестокости советской репрессивной системы", не заметил?

И это слова Астафьева, а не неких критиков. А что же он эту систему нахваливал, почти до окончательного разрушения СССР?  

Для чего писал?  Не только для премий, разумеется.  Ещё и весьма не слабые гонорары имелись, улучшение бытовых условий и прочее, и прочее...

Ты книжку-то "Прокляты и забыты", читал?

http://lib.ru/PROZA/ASTAFIEW/proklyaty1.txt

Фраза "советской репрессивной системы" - это замечание критика (отрабатывающего свои серебрянники), и этой фразы в книге нет.
Этого достаточно, чтобы перестать гнать пургу?

[Angobor]

Не сможешь. Хотя бы потому, что  Астафьев не был философом.

Он писатель, и как любой писатель (признанный или не признанный) является философом по индивидуальной творческой трактовке своего уникального  мироощущения.

[Angobor]

Знаете... есть такое понятие "чернуха"... В известное время была весьма востребована....

Вот если бы Астафьев написал это в 50-м году, другое дело... А тут как то коньюктурой попахивает... Не находите?

Бушков - это коньюктура. Астафьев - это Астафьев. К тому времени ему было, извините, под сраку лет, у него погибла дочь и он практически потерял интерес к жизни. Всё, что он хотел сказать людям, было не для себя, а для людей. Возможно, он ошибался. Но не из-за корысти. Это и было его основной философией - служение людям, а не загребание под себя.

[А. Ю. Экономов]

Он писатель, и как любой писатель (признанный или не признанный) является философом по индивидуальной творческой трактовке своего уникального  мироощущения.

Это лишь твоя точка зрения.   Но, если сходить из неё, мировоззрение Астафьева менялось,  постоянно совпадая с запросами власти.

[А. Ю. Экономов]

Астафьев - это Астафьев. К тому времени ему было, извините, под сраку лет, у него погибла дочь и он практически потерял интерес к жизни. Всё, что он хотел сказать людям, было не для себя, а для людей. Возможно, он ошибался. Но не из-за корысти. Это и было его основной философией - служение людям, а не загребание под себя.

Не нужно очаровываться - разочаровываться не придётся и в придачу считать себя понятно кем.. 

[А. Ю. Экономов]

http://lib.ru/PROZA/ASTAFIEW/proklyaty1.txt

Фраза "советской репрессивной системы" - это замечание критика (отрабатывающего свои серебрянники), и этой фразы в книге нет.
Этого достаточно, чтобы перестать гнать пургу?

Ещё раз...

Ты книжку-то "Прокляты и забыты", читал?

[Angobor]

Это лишь твоя точка зрения.   Но, если сходить из неё, мировоззрение Астафьева менялось,  постоянно совпадая с запросами власти.

Вы ещё не ответили за наезд по поводу "советской репрессивной системы".
Как только ответите, так сразу же перейдем к "запросам власти".
Согласны с такой постановкой, или будем настаивать на всех ваших последующих обвинениях, но уже без цитируемых доказательств?

[Angobor]

Ещё раз...
Ты книжку-то "Прокляты и забыты", читал?

Мне написать краткое изложение, или, все же, будем отталкиваться от конкретных цитат?

[А. Ю. Экономов]

Мне написать краткое изложение, или, все же, будем отталкиваться от конкретных цитат?

А содержание темы, мне тоже за тебя  читать нужно?

В совсем какое-то дохлое, промозглое утро командир первой роты лейтенант Пшенный приказал всем до единого красноармейца вверенного ему подразделения выйти из помещения и построиться. Подняли даже больных. Попцова стянули с нар за ноги, заправили его, дрожащего, мокрого, мятого, дико вытаращившего гноящиеся глаза, вытолкали на улицу. Думали, командир роты увидит, какие жалкие эти нижненарники, которых старшина Шпатор и даже помкомвзвода Яшкин не трогали, боясь слез и стонов, пощадит их, вернет обратно в казарму. Но Пшенный скомандовал:

— Довольно придуриваться! С пес-сней шагом арш на занятия!

Голос Бабенко откликнулся, зазвенел в зимней сутеми, в трескучем, морозом пронзенном пространстве военного городка.

Довольно часто случалось, что и звенел-то теперь один Бабенко, рота лишь открывала рты, клубила пар отверстиями и не издавала ни звука. Старшину Шпатора не проведешь.

— Бабенко на месте! — командовал он. — Остальным песельникам на снег и по-пластунски вперед!

Раз проползешь, взад-вперед два проползешь, поцарапаешь брюхо об мерзлый снег, мочой и разным дерьмом напичканный, — запоешь как миленький.

У Пшенного морда, на ведро величиной и формой похожая, гладко выбрита, новый подворотничок светится, сапоги блестят, глазки оцинковело сереют на емкости. "Где подлый враг не проползет, пройдет стальная наша рота!" — завели сначала, как водится вразброд, но постепенно разогрелись боевые стрелки, осилили песню.

Васконяна и Колю Рындина, портивших порядок, снова отогнали взад строя. Булдакова же куда-то отрядили, в какую-то контору пол мыть — будет он пол мыть! — у особняков этот пройдоха на крючке, брешет там, чего в его удалую башку взбредет, правду-то не скажет, правда сделалась страшнее лжи, да и пусть стучит, пусть сексотничает — дальше фронта не пошлют, хуже, чем здесь, содержать не будут, некуда хуже-то, и жопа не по циркулю у их замордовать всех-то. Вон Колю Рындина как ломали! Всей политической и сексотной кодлой, мракобесием его веру называли, сулились в бараний рог согнуть старообрядца из далеких Кужебар, а он как молился, так и молится, не зря, стало быть, учили в школе, да и везде и всюду, особо по переселенческим баракам, арестантским поселениям, — быть несгибаемым, не поддаваться враждебным веяньям, не пасовать перед трудностями, жить союзом и союзно с коммунистами. Вот и живут союзно, кто кого сомнет, кто у кого кусок упрет иль изо рта выдернет, тот, стало быть, и сильный, тот и в голове союза. А старообрядец Коля Рындин — молодец, не пасует перед трудностями, хер положил он на все увещевания и угрозы агитаторов-ублюдков.

Ой не зря говорилось в прежние времена: "От вора беда, от суда скуда!"

Начавши борьбу за создание нового человека, советское общество несколько сбилось с ориентира и с тропы, где назначено ходить существу с человеческим обликом, сокращая путь, свернуло туда, где паслась скотина. За короткое время в селекции были достигнуты невиданные результаты, узнаваемо обозначился облик советского учителя, советского врача, советского партийного работника, но наибольшего успеха передовое общество добилось в выведении породы, пасущейся на ниве советского правосудия. Здесь чем более человек был скотиноподобен, чем более безмозгл, угрюм, беспощаден характером, тем он больше годился для справедливого карательного дела.

[Прон]

Он писатель, и как любой писатель (признанный или не признанный) является философом по индивидуальной творческой трактовке своего уникального  мироощущения.

Много раз пройдет по кругу своему Земля, много раз повернется боком к живительному солнцу, покуда существо под названием человек, размножаясь и расселяясь по земле в поисках хлеба насущного, наткнется на тот колосок, выделит его из многочисленных уже трав и растений, разотрет клыками и почувствует в малом зернышке такое могущество, которое способно вскормить не только род человеческий, но и скот, и птиц, и малых зверушек. Однажды, зажав в когтистой темной горсти зернышко земного злака, человек попытается понять его назначение. Глядя на осыпающиеся пылинки трав, на кружащиеся в воздухе крылатые семена, на прорастающее новой травою, новым колосом с наливающимися в нем зернами цветение, человек поковыряет сучком землю, высыплет из горсти в черную ранку дикий злак.

И восстанет перед двуногим существом маленькое поле колосьев. И с того околышка-пашни начнет совершаться по планете под названием Земля победное шествие пшеничного, просяного, ржаного, рисового семечка и многих-многих растений, не дошедших до нас из утренних времен Земли. Организуясь в хлебное поле, прорастающее зернами ржи, овса, ячменя, риса, кукурузы, гречки, неряшливо-хламная, где болотистая, где огнем оплавленная планета начнет приобретать обжитой, домашний вид, росточком прикрепит человека к земле, а каждый год спелыми хлебами шумящая пашня наградит его непобедимой любовью к хлебному полю, ко всякому земному растению, ко всякой живой душе. Пробудит в нем потребность перенять из природы звуки, превратить их в музыку, зачерпнуть краски земные и небесные и перенести на доску, на камень, выткать узоры на холсте — так создавалась душа человеческая.

Творя хлебное поле, человек сотворил самого себя.

Век за веком, склонившись над землей, хлебороб вел свою борозду, думал свою думу о земле, о Боге, тем временем воспрянул на земле стыда не знающий дармоед, рядясь в рыцарские доспехи, в религиозные сутаны, в мундиры гвардейцев, прикрываясь то крестом, то дьявольским знаком, дармоед ловчился отнять у крестьянина главное его достояние — хлеб. Какую наглость, какое бесстыдство надо иметь, чтобы отрывать крестьянина от плуга, плевать в руку, дающую хлеб. Крестьянам сказать бы: "Хочешь хлеба — иди и сей", да замутился их разум, осатанели и они, уйдя вослед за галифастыми пьяными комиссарами от земли в расхристанные банды, к веселой, шебутной жизни, присоединились ко всеобщему равноправному хору бездельников, орущих о мировом пролетарском равенстве и счастье.

Выродок из выродков, вылупившийся из семьи чужеродных шляпников и цареубийц, до второго распятия Бога и детоубийства дошедший, будучи наказан Господом за тяжкие грехи бесплодием, мстя за это всему миру, принес бесплодие самой рожалой земле русской, погасил смиренность в сознании самого добродушного народа, оставив за собой тучи болтливых лодырей, не понимающих, что такое труд, что за ценность каждая человеческая жизнь, что за бесценное создание хлебное поле.

Какой же излом, какое уродство, какие извращения, какие чудовищные изменения произошли в человеческом сознании, когда пахарь и сеятель начал терять уважение к хлебному полю, перестал ему молиться, почитать его, дошел до того, что начал предавать его огню, той самой силе, которая до него не раз уже разрывала и испепеляла земную плоть.

Начавши завоевательный поход, степняки-кочевники, дикие и полудикие племена, пускали впереди себя пал, двигались, укрытые дымными тучами, вослед ревущему, все пожирающему огню.

И все современные походы, все современные революции, затеянные провозглашателями передовых идей, начаты с того же, с чего начинали войны полудикие косматые орды, — с огня, уничтожающего труд человеческий. На Руси великой всякого рода борцы за правду и свободу, унижая историю и разум человеческий, называли это дело с издевкой — пустить петуха. Революция и революционеры зажгли русскую землю со всех сторон, и до сих пор она горит с запада на восток, и нет сил у ослабевшего народа погасить тот дикий огонь, вот снова катится огненным валом по русской земле, по русским полям, бушует по всей Европе, перехлестываясь аж за океан, дикое пламя войны.

И кто же, находясь в здравом уме и при чистой совести, сможет сказать что ЭТО не философия??

[А. Ю. Экономов]

И кто же, находясь в здравом уме и при чистой совести, сможет сказать что ЭТО не философия??

Ты столь часто демонстрировал то, что являешься мудаком в принципе  и,  в довесок к этому примитивным лжецом, что не тебе о здравом уме и чистой совести верещать.

Текст же Астафева просто идиотский... Какая тут уж философия?

[А. Ю. Экономов]

Капитану Залкинду стыдно за стратега из Овсянки

 

Раньше говорили: "Никогда так не врут, как перед войной и после охоты". Увы, после войны тоже врут. Да еще как! Причем иные деятели в зависимости от выгоды оголтело врут то в одну сторону, то еще более оголтело – в прямо противо­положную. Тут наиболее известная фигура – Виктор Астафь­ев. Он в эти дни тоже фигурировал на экране телевизора в компании с Васильевым, который Борис Львович.

19 июня 1988 года я записал в дневнике: "Прочитал вчера в "Советской культуре" и "Литературке" за 18 мая отчет о встрече писателей и историков, пишущих о войне. Она со­стоялась 27-28 апреля. Одно можно сказать: состязание трупоедов. Особое возмущение вызывает В. Астафьев. Это ужас, что таким самовлюбленным невеждам предоставляют трибу­ну, и они несут с нее вздор, который печатается в "ЛГ" и "СК" да еще будет в "Вопросах литературы" и "Вопросах исто­рии"... Из-за душившего меня негодования не мог уснуть ча­сов до трех, пришлось принять радедорм. Написать об этом?

Но кто сейчас напечатает! А уже и заголовок придумал "Эф­фект нахрапа".

Чем же особенно уже тогда возмущал ротный телефонист Астафьев?.. Когда-то на страницах "Правды" он писал: "Мы достойно вели себя на войне... Мы и весь наш многострадаль­ный героический народ, на века, на все будущие времена про­славивший себя трудом и ратным подвигом". И это была че­стная правда.

Но как только власть колебнулась и пошло повсеместное охаивание всего прошлого, в том числе и нашей победы в Ве­ликой Отечественной войне, тут же в компании волкогоновых, афанасьевых, радзинских вылез со своими лакейскими речами и этот герой. "Мы просто не умели воевать. Мы и за­кончили войну, не умея воевать... Мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами". Горбачев был очень дово­лен такими россказнями, и вскоре клеветник получил звание Героя и еще несколько премий, в том числе, разумеется, как тот же Горбачев и Шеварднадзе, иностранных. А уж Ельцин-то так полюбил оборотня, что отмусолил ему хорошие деньжата на собрание сочинений аж в 15 томах. Из советских пи­сателей только у великого Максима Горького больше.

В свое время, когда Астафьев только выскочил со своими открытиями, капитан в отставке А. И. Залкинд спросил его состраниц "Военно-исторического журнала", который тогда ре­дактировал В. Филатов, еще не свихнувшийся на "патриотиз­ме" генерала Власова: "Кто это "мы"? Ведь в числе воевавших "неумех" были Жуков, Рокоссовский, Конев, Говоров, Ме­рецков. Как могли они, не умея воевать и не совершив чуда, кончить войну в Берлине и Праге? Кто же умел – немцы? Но ведь они не устояли против "неумех". Сочинителю следовало бы в ответ признаться честно: "Я премии страх как люблю и собрания своих сочинений обожаю, особенно ежели в 15 то­мах. Ну вот и..."

Увы, этого сказано не было...

[А. Ю. Экономов]

Почему в Ленинграде не состоялась бы читательская конференция о гуманизме Астафьева

 

Но с еще большей наглядностью Астафьев выказал свою дремучесть в известном заявлении о том, что, мол, надо было не защищать Ленинград, а сдать его на милость победителя. Это как же так? Почему? А потому, говорит, что защита горо­да привела к большим людским потерям. Он, видите ли, гума­нист. Но если так, то не надо было защищать и Брест, и Моск­ву, и Одессу, и Киев, и Севастополь, и Сталинград, – это ж все привело к еще большим потерям. И вообще не надо было сопротивляться нашествию и защищать родину. Ведь были тому и вдохновляющие образцы для подражания. Австрия, например, в 1938 году даже приветствовала сквозь слезы не­мецкую оккупацию; Чехословакия в 1939-м, имея 45 прекрас­но вооруженных дивизий, мало того, что не пикнула против 30 дивизий захватчиков, но и в ужасе решительно отказалась от помощи Советского Союза, который согласно договору о дружбе и взаимной помощи уже подтянул свои войска к за­падной границе. А Дания, потери которой при оккупации со­ставили 2 (два) человека! А Болгария и Румыния, Венгрия и Финляндия, ставшие сателлитами Германии! А Люксембург, наконец! Все они своим примером и взывали к Советскому Союзу: "Смирись, гордая держава! Выкинь белый флаг, вели­кий народ!" Ну почему, негодует гуманист из Овсянки, поче­му не последовали мы примеру Великого герцогства Люксем­бург?! При оккупации не пострадал ни один из его 300 тысяч жителей... Вот ведь диво дивное! Человек был на войне, даже небольшое ранение получил, которое шестьдесят лет к месту и не к месту тычет в нос собеседнику, но так и не понял, против кого воевал, какие цели ставил себе враг. Хоть бы поговорил с теми, кто был в плену, что ли, или в оккупации (но не с Горбачевым же, конечно), хоть бы книжечку какую по исто­рии войны прочитал. Оттуда мог бы узнать, например, что сразу после разгрома Франции Гитлер поведал своему генера­литету о намерении ринуться на Советский Союз. В этот день, 31 июля 1940 года, начальник Генерального штаба сухо­путных войск генерал-полковник Франц Гальдер так выразил в своем дневнике суть гитлеровского плана: "Начало опера­ции – май 1941 года. Продолжительность — пять месяцев. Цель – уничтожение жизненной силы России".

Это, как го­ворится, в общем и целом. А когда нападение согласно до­тошному плану "Барбаросса" совершилось, Гитлер очень то­ропил своих генералов с быстрейшим выполнением конкрет­ных его частей. С этой целью 21 июля, через месяц после начала войны, он нагрянул в штаб генерал-фельдмаршала Лееба, командовавшего армейской группой "Север", и потре­бовал у него немедленного взятия Ленинграда. В связи с этим в военном дневнике Верховного главнокомандования вер­махта было записано: "Фюрер указал на следующие моменты: "Необходимо возможно скорее овладеть Ленинградом..." Это зачем же? С какой целью? Может, для того, чтобы в Тавриче­ском дворце провести общегородскую читательскую конфе­ренцию на тему "Виктор Астафьев как гуманист"? Нет, цель имелась в виду несколько иная: "Дух славянского народа в ре­зультате тяжелого воздействия боев будет подорван, а с паде­нием Ленинграда может наступить полная катастрофа". Ши­роко мыслили, далеко глядели гитлеровские генералы... А ка­кая судьба ждала город в случае его взятия? И тут всё они распланировали. Еще 8 июля тот же Гальдер в дневнике запи­сал: "Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ле­нинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом вынуж­дены будем кормить в течение зимы... Это будет "народное бедствие", которое лишит центров не только большевизм, но московитов вообще". Примечательно, что Гитлер и его гене­рал, в отличие от иных наших белоснежных патриотов, не де­лал различия между большевиками и "московитами". А пони­мает ли Астафьев, что значит "полностью избавиться"? Едва ли. А это значит вот что: уничтожить всех жителей города, в том числе и всех читателей тоже. Так что конференция в Тав­рическом дворце, увы, не могла состояться. Выходит, Ленин­град надо было защищать во что бы то ни стало.

И ведь всё это – дремучесть не только ума, но и сердца. Затевая разговоры о том, что добровольная сдача города сохра­нила бы жизнь тысячам ленинградцев, гуманист-телефонист сует жирные персты в затянувшиеся раны, теребит старую боль оставшихся в живых стариков, а также детей и внуков погиб­ших. Ведь наверняка кто-то из них подумает: "А может, и прав­да? Ведь Астафьев-то был на войне, ему там левый глаз чуть не вырвали, он известнейший писатель, лауреат-разлауреат, пят­надцать томов сочинений, как у Ромена Роллана... Не может такой человек быть олухом и садистом". О, среди человеков еще не то случается.

http://artifact.org.ru/sravnenie-versiy/bushin-b-c-za-rodinu-za-stalina.html

[Angobor]

Я бы с удовольствием вычеркнул из "культурного наследия" всё, что было написано Войновичем и Тополем. Согласился бы с определением мыслепреступникской или оголтело-русофобской литературы. Аплодировал бы объявлению обоих персонами нон грата. 

Но вычеркивать Астафьева за его постсоветские, возможно даже и заказные (а скорей вымученные и подверженные внешнему влиянию, поскольку в Сибири реально много людей было люто ненавидящих советскую власть со времен раскулачивания) книги, все же не торопился бы.

Он не был активистом, которые валили СССР по спецзаказу, но он был по-настоящему убежденным в том, что советская власть - это плохо.
Он не предатель, поскольку никогда не присягал в верности советскому строю. Но он не русофоб и не мерзавец. Просто так сложилось, что понять до конца, что же происходит, наверное не успел ... Бывшие рьяные коммунисты, в одночасье ставшие демократами - неважно, при каком строе и как они себя называют. Это просто враги народа, независимо от объявленных ими целей. Они изворотливы и хитры, что самое ужасное - они всегда рвутся к власти, любой ценой. Астафьев и многие другие люди, коих народ уважал и любил, стали инструментом влияния. Кто-то не поддался, но многие решили, что бросить свою порцию говна на разрушенную и разграбленную оборотнями страну - просто необходимо, ради приличия. Это было модно... А кто из выдающихся тогда не поддался на эту лажу?

[Прон]

В свое время, когда Астафьев только выскочил со своими открытиями, капитан в отставке А. И. Залкинд спросил его состраниц "Военно-исторического журнала", который тогда ре­дактировал В. Филатов, еще не свихнувшийся на "патриотиз­ме" генерала Власова: "Кто это "мы"? Ведь в числе воевавших "неумех" были Жуков, Рокоссовский, Конев, Говоров, Ме­рецков. Как могли они, не умея воевать и не совершив чуда, кончить войну в Берлине и Праге? Кто же умел – немцы? Но ведь они не устояли против "неумех". Сочинителю следовало бы в ответ признаться честно: "Я премии страх как люблю и собрания своих сочинений обожаю, особенно ежели в 15 то­мах. Ну вот и..."

Увы, этого сказано не было...[/color]

А об этом не рассказывает, об этом просто кричит количество людских потерь за время Второй Мировой войны:


Menschenverluste (Million)

------------------------------------------Zivilisten.(гражданские)

Deutschland -------- 5,25 ------------------ 0,5
Sowjetunion -------- 20,6 -------------------- 7  (offiziele Angaben der Sowjetunion)
USA ---------------- 0,259
Grosbritanien ----- 0,386 ---------------- 0,062
Frankreich ---------- 0,81 ----------------- 0,47
Polen --------------- 4.52 ------------------ 4,2
Italien -------------- 0.33
Rumänien --------- 0,378
Ungarn ------------- 0,42 ----------------- 0,28
Jugoslawien -------- 1,69 ----------------- 1,28
Finnland ------------ 0,084
Norwegen ----------- 0.01
Dänemark --------- 0,0014
Bulgarien ----------- 0,02
Grechenland -------- 0,16 ----------------- 0,14
Belgien ------------ 0,088 ---------------- 0,076
Niederlande --------- 0,21 ---------------- 0,198
Japan ---------------- 1,8 ------------------ 0,6

Gesamtverluste  rund 55 Millionen Tote.

Die illustrirte Weltgeschichte. Der Farbige Ploetz. Köln. Seite - 253.

[Прон]

Почему в Ленинграде не состоялась бы читательская конференция о гуманизме Астафьева

Но с еще большей наглядностью Астафьев выказал свою дремучесть в известном заявлении о том, что, мол, надо было не защищать Ленинград, а сдать его на милость победителя. Это как же так? Почему? А потому, говорит, что защита горо­да привела к большим людским потерям. Он, видите ли, гума­нист. Но если так, то не надо было защищать и Брест, и Моск­ву, и Одессу, и Киев, и Севастополь, и Сталинград, – это ж все привело к еще большим потерям. И вообще не надо было сопротивляться нашествию и защищать родину. Ведь были тому и вдохновляющие образцы для подражания. Австрия, например, в 1938 году даже приветствовала сквозь слезы не­мецкую оккупацию; Чехословакия в 1939-м, имея 45 прекрас­но вооруженных дивизий, мало того, что не пикнула против 30 дивизий захватчиков, но и в ужасе решительно

А не надо было звиздеть на 27 языках народов мира о том, что в СССР социализм, самый лучший в мире строй, и что скоро так будет везде.

[Прон]

Я бы с удовольствием вычеркнул из "культурного наследия" всё, что было написано Войновичем и Тополем. Согласился бы с определением мыслепреступникской или оголтело-русофобской литературы. Аплодировал бы объявлению обоих персонами нон грата. 

Но вычеркивать Астафьева за его постсоветские, возможно даже и заказные (а скорей вымученные и подверженные внешнему влиянию, поскольку в Сибири реально много людей было люто ненавидящих советскую власть со времен раскулачивания) книги, все же не торопился бы.

Он не был активистом, которые валили СССР по спецзаказу, но он был по-настоящему убежденным в том, что советская власть - это плохо.
Он не предатель, поскольку никогда не присягал в верности советскому строю. Но он не русофоб и не мерзавец. Просто так сложилось, что понять до конца, что же происходит, наверное не успел ... Бывшие рьяные коммунисты, в одночасье ставшие демократами - неважно, при каком строе и как они себя называют. Это просто враги народа, независимо от объявленных ими целей. Они изворотливы и хитры, что самое ужасное - они всегда рвутся к власти, любой ценой. Астафьев и многие другие люди, коих народ уважал и любил, стали инструментом влияния. Кто-то не поддался, но многие решили, что бросить свою порцию говна на разрушенную и разграбленную оборотнями страну - просто необходимо, ради приличия. Это было модно... А кто из выдающихся тогда не поддался на эту лажу?

Не раскаявшись, не очистишся. Не очистившись, не будешь прощён.

[Разнорабочий]

Он же совласть нахваливал по самое не могу...  До развала СССР, разумеется.

Восхваление советской власти и всего советского было не правом, а обязанностью. Все были привлечены к этому в большей или меньшей степени, начиная с Октябрят. Помню в 80х Г. Хазанов выступления начинал с слов : "В.И. Ленин однажды сказал..." и все должны были аналогично.

[НВ]

Не раскаявшись, не очистишся. Не очистившись, не будешь прощён.

Полностью так: “не согрешишь — не раскаешься, не раскаешься — не спасешься"

[Прон]

Полностью так: “не согрешишь — не раскаешься, не раскаешься — не спасешься"

Я вижу, вы тоже за фривольное трактование Библии.