Центр по созданию Еврейского музея в Ленинграде
Проект еврейской автономии в Крыму и на Дальнем
На выставке экспонируются материалы архива ОЗЕТа (Общество земельного устройства трудящихся евреев)
76 цифровых фотоотпечатков с оригинальных негативов;
35 цифровых отпечатков с цветных диапозитивов
из фондов Российского этнографического музея;
12 фотографий из фондов Центра "Ленинградская иудаика";
фильм ЕВРЕЙ НА ЗЕМЛЕ. Производство ВУФКУ (Ялта). 1926 г. Сценарий Владимира Маяковского и Виктора Шкловского, надписи Владимира Маяковского, режиссер Абрам Роом, оператор Август Кюн, организатор съемок Лили Брик.
Нет никакого сомнения в том, что, создавая образ Тевье, Шолом-Алейхем, как национальный писатель, хотел дать своему народу такого героя, который бы воплотил в себе национальный идеал. И это ему блестяще удалось. «Тевье-молочник» стал чем-то вроде новой Библии, по крайней мере, для евреев Российской империи и их потомков, рассеянных по миру. Образ Тевье стал «своим» для традиционного еврея и для ассимилированного, для соблюдающего и для безбожника, для «простого» и для образованного, для сиониста и для коммуниста, для русского еврея и для американского. При этом Тевье – фигура социально нетипичная: еврей, порвавший с традиционным социумом, со штетлом, припавший к природе, к земле крестьянин.
Не то чтобы в Российской империи не было евреев-крестьян. Были евреи, занимавшиеся пригородным огородничеством и животноводством, были евреи-виноградари и табаководы, были евреи-землепашцы, были еврейские земледельческие колонии. Всего до революции сельским хозяйством занималось почти 200 тыс. евреев, но это составляло всего 3,5% еврейского населения империи.
На рубеже XIX - XX вв. еврейство Российской империи не только испытывало тяжелый внешний гнет, но и переживало острейший внутренний кризис, кризис религиозный, культурный, экономический, социальный, иными словами, кризис национальной идентичности. Тевье-молочник, еврей-крестьянин как национальный герой был знаком этого тотального кризиса и, одновременно, надеждой на выход из него.
Почему же именно крестьянский труд виделся потомственным горожанам как средство и личного, и коллективного, национального спасения?
Одной из исторически первых попыток преодоления этого кризиса была деятельность маскилов (просветителей). Маскилы – первые европейские интеллектуалы в еврейском мире, несомненно, испытывали влияние различных европейских учений (от Руссо до французских физиократов) трактовавших об экономической и, что не менее важно, нравственной ценности крестьянского труда. У маскилов было еще одно, гораздо более важное основание таких воззрений: они (не без влияния общеевропейской идеи о том, что Ветхий Завет – главный и, более того, единственный, вклад евреев в мировую культуру) обратились через голову всей талмудической традиции к ее истокам, к Библии - памятнику аграрной цивилизации, памятнику той эпохи, когда каждый жил «под виноградником своим и под смоковницей своею». Маскилы ратовали за возрождение иврита, за реформу еврейского образования, за превращение иудаизма – в «церковную» религию, а евреев - в нацию, за «нормализацию» экономического положения и нравственного облика евреев с помощью «продуктивного», в первую очередь, земледельческого труда. Таким образом, земледелие оказалось сцеплено с кругом идей, актуальных для еврейства на протяжении всего XIX – первой половины ХХ в. Представление о спасительности земледелия оказались особенно близки евреям в Российской империи, слабо урбанизированной стране, в которой крестьяне составляли 75% населения. В России «жизнь на земле» рассматривалась как единственно нормальная и полноценная и простонародьем, и властью, и духовной элитой. Эти идеи и настроения не могли не повлиять и на еврейское простонародье, и на еврейскую интеллигенцию.