Уильям Снодграсс
Магда Геббельс
30 апреля 1945 года
после того, как доктор Хаазе
сделал ее детям уколы морфия,
Магда дала каждому ребенку
цианистого калия из ложечки.
Такой укол для малышей —
Как для солдат в аду траншей,
Где честной гибели страшней
Спасенья подлый страх.
А эта ложка для питья,
Она тогда нужна, дитя,
Когда кошмарней небытья
Быть у врага в руках.
Свернувшись крохотным клубком,
Заснешь ты безмятежным сном,
С опасностями незнаком,
Не для тебя они.
Теперь ты можешь отдохнуть,
Не потревоженный ничуть,
Как спал в мою уткнувшись грудь,
Так сызнова засни.
Ты видишь: острая игла
В шприц все, что надо, набрала,
Не покориться силам зла
Тебе поможет врач.
Как нянька, я в тиши ночной
Страдала за тебя душой.
Мой мальчик, ты уже большой,
Не бойся и не плачь.
Мощь в ампуле заключена,
По жилам потечет она,
Чтобы в объятьях сладких сна
Ты стал непобедим.
И этот крохотный укол
Позволит встать наперекор
Твоей судьбе и дать отпор
Сомнениям любым.
Таблетку в ложке раздавлю
И волю детскую твою
Я закалю и укреплю,
Чтоб жадность, ложь и грех
Тебе не предъявили счет.
По жилам зелье потечет,
От подлости убережет,
От компромиссов всех.
В той сыворотке сила есть,
Ты все сумеешь с нею снесть
И совесть сохранишь и честь,
И веру сохранишь.
Отведай снадобье. Ты с ним
Останешься неколебим,
Кристально чист и мной любим,
Мой мальчик, мой малыш.
Ты ротик сжал, скорей раскрой!
Вот это ложка, птенчик мой,
С твоей последнею едой.
И это не каприз.
Ты должен выпить и понять,
Что лишь твои отец и мать
Вождя сумели не предать,
Когда все отреклись.
Когда безумствовал испуг
И все преобразилось вдруг
И недругом стал прежний друг,
Изменой обуян,
А Вождь со шлюхой заперся,
Сквозь дверь сказав: к нему нельзя…
И я рыдала, голося,
Но принял он циан.
Мой милый, шире рот раскрой,
Все звуки отомрут с тобой
И глас Вождя средь гробовой
Услышишь тишины.
Чтоб сделать первый в жизни вздох,
Ты получил от нас шлепок…
Но «Аз воздам» — сказал нам Бог,
И мы обречены.
Ты слушало меня, дитя,
Как наша Нация — Вождя.
Он твердым был, ее ведя
На муки и на смерть.
Ты станешь чище образца,
Фронтовика и храбреца,
В снегах который до конца
Сумел все претерпеть.
Не думай о своей судьбе
И о непройденной тропе,
Ты словно памятник себе,
Ты весь восторг, порыв,
Ты словно в горельефе фриз,
Где в братстве храбрецы сошлись,
Которых Вождь наш поднял ввысь,
Бессмертьем одарив.
Руки кормящей не укусишь,
Не испугаешься, не струсишь,
Отступничества не допустишь,
Мой мальчик, никогда.
В своей постельке, как в святыне,
Непобедимее твердыни
Ты будешь, и тебе отныне
Не причинят вреда