Все эти проблемы не являются результатом революции, которая, скорее, стала их порождением, и они, конечно же, не исчезнут в ходе революционного процесса. В Израиле продолжают оплакивают президента Хосни Мубарака, который по словам министра обороны Эхуда Барака был "стратегическим кладом", во многом, потому что никто другой не умел так красиво и умело расставлять заплаты на дырявой одежде. В отличии от двух предыдущих президентов, Мубарак не был революционером.
Гамаль Абд аль-Насер провел аграрную реформу, и фактически ликвидировал негласное рабство, Анвар Садат начал процесс приватизации (правда, дикой, неконтролируемой и, порой, приносящей больше вреда, чем пользы), привлек в страну арабский туризм из нефтепроизводящих стран Персидского залива и обеспечил американские субсидии на долгие годы, подписав мирный договор с Израилем.
Затем, на протяжении тридцати лет в Египте практически ничего не менялось. Страна так и не увидела широкомасштабных реформ в сфере образования (чтобы наконец положить конец безграмотности) и здравоохранения (чтобы искоренить холеру и дифтерию, а также уменьшить детскую смертность), как карточные домики падали здания, построенные по небрежным планам, и построенные скорее из картона, чем из кирпичей, тонули паромы и исчезали люди, и за глянцевым, прекрасным Каиром с открыток, пряталась нищая страна с огромным комплексом неполноценности. Ибо искусственно раздутое после 1973 года чувство национальной гордости зиждилось на песке, хотя на самом деле, гордиться особо было нечем.
Египтянам долго внушали, что они исключительные, особенные и избранные, что Египет – лидер арабского мира, колыбель цивилизаций, что мощная египетская армия – предмет национальной гордости, и что великая "победа" в войне 1973 способствовала возвращению полуострова Синай, оккупированного израильтянами в 1967.
Роль и цели мирного процесса были настолько маргинальными в египетских СМИ, и были так искусно преподнесены в качестве небольшой, но неизбежной уступки Египта в школьных и университетских учебниках, что огромное большинство египтян так и не уяснило для себя, зачем им, победителям, понадобился этот неприятный и вынужденный мир. В Израиле это дипломатично называли "холодным миром", хотя на самом деле, возможно, нужно было относиться к нему как к перемирию, нежели чем к настоящему миру.
Лучше всех это понимал Давид Бен-Гурион, который в начале пятидесятых годов отверг две арабские мирные инициативы – сирийскую и иорданскую. Сирийский лидер Хосни Заим и иорданский король Абдалла были крайне заинтересованы в заключении мирного соглашения с Израилем. Их условия были неприемлемы для Израиля на тот момент, но кроме того Бен-Гурион считал, что мир нужно заключать с народом, а не с каким-то конкретным человеком, которого завтра может не стать.
Вместе с тем, с таким человеком можно заключить перемирие, что на Ближнем Востоке тоже немало. Правда, одновременно необходимо продолжать готовиться к очередному раунду сражений, дипломатических или военных (именно на такой формуле основаны отношения между Израилем и ХАМАСом).Поэтому вместе с президентом Хосни Мубараком в небытие уходит и тот призрачный мир, которого никогда не было. Перемирие пока что продолжается...