- Значит пришёл мой час предстать перед богом: без бумаг, без свидетелей, без предварительного дознания и медицинской экспертизы - по факту прожитой жизни… Но лучше в ад, чем обратно в лагерь.
У него появились силы. Старик поднялся на ноги и двинулся среди этих надгробных плит навстречу Фемиде. Она была еще далеко от него, шаги - тяжелы, но всё же стоя, Корнеев увереннее боролся с ветром: задыхался порою, кашлял, и, вытирая рукавами глаза от липкого снега, силился разглядеть, какая из себя его последняя судья: сердитая или жадная, желчная или сонная? Что невозмутимых судей нет, бродяга знал не понаслышке. Этой легендой обманывают простаков, чтобы не затягивали правосудие, судьи ведь тоже люди и не любят перетруждаться. Чистосердечное признание - дурман от незнания процессуальных заморочек… не возмутило почему-то, что рядом нет адвоката. «Сопли морозить не захотел, подлец!.. Да и к чему вся эта ложь в преисподней?» - говорил себе человек, влекомый загадочной силой в гору. Позёмка стихла, ветер смолк. Фигура Фемиды стала рельефной. На Мамаевом кургане озябший паломник, он ожидал возмездия. Час настал.
- Здравствуй, мама… Мне сказали, что ты умерла.
Морщины иссекли монумент более, чем надгробные камни, которые остались сзади. Бетон местами выкрошился настолько, что была видна арматура, ржавые наледи коростой обволокли каменное тело скульптуры на всём её протяжении. Развалина времён развитого социализма, как и прежде, олицетворяла матерей России, только беспомощных и больных… забытых детьми.
- Прости меня, мама, я не могу тебе помочь даже ремонтом, моей пенсии не хватает на полмешка ветонита, а красть – нехорошо, ты сама меня учила жить честно.
Щёлкнул стальной замок. Подхваченная ветром, тяжёлая металлическая дверь грюкнула, ударившись о перегородку, разделяющую подъезд и подвал.
- Я бросил тебя одну, я – предатель.
Он вспомнил далёкое детство, когда однажды испуганный проснулся и позвал её:
- Мама, а почёму умирают люди?
- Потому что они болеют, сынок.
- А разве врачи не могут их вылечить?
- Вылечивают не все болезни.
- Значит, и ты умрёшь?.. Я останусь один?
- Да, сынок.
- Но я не хочу твоей смерти. Я хочу, чтобы ты жила со мною вместе…
Она поняла, что ребёнок не уснёт, если его не утешить, не обнадёжить в завтрашнем дне, и обманула мальчишку.
- Врачи ещё не придумали лекарство от старости. Но ты будешь учиться и откроешь секреты жизни, незнакомые людям. Мы станем бессмертны…
Это была находка. Олегу стало радостно и спокойно.
- Я обязательно буду учиться, мама, и придумаю это лекарство, прежде, чем ты умрёшь, - но не выполнил обещания.
- Мама… Я стал бомжом!..
- Вставай, сынок, ты замерз.
Скрипя ресницами, он вернулся на этот свет. Одинокая лампочка освещала площадку перед подъездом, где Корнеев лежал на снегу, околевая от зимней стужи. Он упал со скамейки во время сна.
- Ты ещё живой, сынок? - шепелявила над ним старуха в сером пуховом платке, защищая от ветра: - Я не подниму тебя, сынок… Ты тяжёлый…
Десять лет она не выходила на улицу, болели ноги. Глядела на капризы погоды, часами сидя около кухонного окошка, вспоминая нелёгкие дни жизни. Сын у неё был бы ровесником Корнеева, но уже восемь лет, как он умер на севере, куда подался с бригадой строителей за деньгами. Задержки зарплаты в то время были полгода и более. На дорогу она ему отдала пятьсот рублей и дала бы больше, но… даже пенсию крутили на счетах предприимчивые банкиры, не считаясь с людьми. Умер сын на работе. Вдохнул, поднимая тяжёлые носилки с бетоном, и медленно осел на глазах у стоящего позади него строителя - мёртвый. В Сибири похоронили его товарищи, а деньги, заработанные им, поделили между собой. Ей же в полном объёме оставили горе и слёзы. И переживала она, что где-то на далёком кладбище осела земля на его могиле, и покосился у изголовья некрашеный крест. Этой ночью её томила бессонница, она вышла на помощь незнакомому человеку.
- Вставай, сынок, не спи на морозе.
Хватаясь за руки старухи, Корнеев поднялся и вошел в открытый подъезд, словно ребёнок, который делает в жизни первые шаги, не отрываясь от няньки. Может быть, они были действительно первые, но в новой жизни?.. Старый чугунный радиатор излучал тепло. Бродяга за него схватился руками, онемевшими от неудобного сна. Ему показалось, что тысячи острых иголок буравят пальцы.
- Спасибо, мать, - буркнул он женщине. Возвращение на этот свет начиналось грубовато, неласково.
- Ты почему раздетый?.. Кто ты?
- Зэк я, мама… освободился недавно, работал, а денег не получил…
- За что сидел?..
- Сто вторая… (1)
